В середине Х в. военно-политическое присутствие Арабского халифата уже не представляло серьезной опасности для народов Закавказья. В XI в. после укрепления грузинской феодальной монархии Грузия выступает на политической арене в качестве активной силы. В это время актуальным становится вопрос сохранения политического и культурного суверенитета в борьбе с великодержавными посягательствами византийцев, проводивших активную политику ромеизации прилегавших к империи народов[11]. Для обоснования политической независимости прежде всего требовалось доказать независимое от законодателей христианской идеологии ромеев право на самостоятельное существование в «христианском мире» и обосновать генетическую причастность к известным народам древности. С этой целью в Х в. в Грузии были пересмотрены прежние версии истории принятия христианства в Картли и создана новая — «Обращение Картли [в христианство]», в которой проводилась идея независимого приобщения грузинских племен к «учению Христа»; возникла также своя генеалогия, согласно которой грузины признавались генетически родственными известным в древности народам Передней Азии[12], Дальнейшее развитие эта идея получила в «Жизни картлийских царей».
Из длительной борьбы за культурно-политическую независимость грузинский этнос вышел обновленным, укрепились внутренние экономические связи, несмотря на неизбежный при феодализме партикуляризм, в условиях Грузии усугублявшийся этнической пестротой населения. С XI в. грузинский язык «сделался единственным языком широких коммуникаций между жителями разных частей Грузии, языком государственным, языком церкви, литературы и искусства. Все это имело своим результатом создание общегрузинской народности, формирование самосознания принадлежности к единой грузинской народности»[13]. Активное участие в объединительном движении Грузни VIII—XI вв. различных народов Кавказа, феодальная верхушка которых часто выступала с собственными политическими претензиями, придало феодальному Грузинскому царству черты общекавказские. Это обстоятельство во многом обусловило создание автором «Жизни картлийских царей» собственной генеалогии грузин, в которой ярко отразилась общекавказская тенденция самосознания феодальной грузинской народности.
Составление предлагаемых нами комментариев было связано с рядом серьезных трудностей. Хронике «Жизнь картлийских царей» посвящены статьи и экскурсы в обобщающих работах по истории Кавказа, в которых интерпретации сведений древнегрузинского источника зачастую носят противоречивый характер. Монографического исследования, посвященного приписываемым Л. Мровели работам, до сих пор нет. Не установлены точные даты жизни и деятельности Л. Мровели. Весьма расплывчато вырисовывается личность этого древнегрузинского историка. Наиболее раннее упоминание о Л. Мровели как авторе первых частей КЦ сохранилось в двух списках данного свода: в «Своде царицы Анны» (XV в.)[14] и в «Своде царицы Мариам», созданном в 1633—1646 гг. Сведения эти представляют стереотипную приписку: «Мученичество Арчила, Жизнь царей и Обращение Картли Ниной описал Леонти Мровели». Об аутентичности данной приписки говорить не приходится: она принадлежит переписчику (или переписчикам), хотя, по мнению большинства ученых, содержит исторически достоверное сведение. У нас есть лишь отрывочные, косвенные и потому малонадежные данные о популярности имени Леонти Мровели в домонгольской Грузии.
После пережитого в XV—XVI вв. глубокого культурно-политического кризиса в передовых кругах грузинского общества стала осознаваться необходимость возрождения и защиты национальных ценностей. В такой обстановке и был проявлен интерес к имени Леонти Мровели, полузабытого деятеля древнегрузинской историографии.
В одной из своих работ, посвященных древнегрузинским рукописям Иверского монастыря, Н. Я. Марр писал, что среди манускриптов XI—XII вв. им было обнаружено имя: «Леонти Архиепископ»[15]. В специальной литературе неоднократно ссылались на данный факт, но, строго говоря, доказать, что этот архиепископ и автор нашей хроники — одно и то же лицо, никому не удалось. Имя Мровели упоминается и в одной из древнегрузинских рукописей, хранящейся в Парижской национальной библиотеке[16].
В 1957 г. в Карельском районе Грузинской ССР был обнаружен крест со следующей надписью: «Я, Леонти Мровели, выстроил сей грот для прибежища образов богов [хранения храмовой утвари. — Г. Ц.] и детей Руисского храма в пору разорения [Грузии] султаном Алп-Арсланом»[17]. Хотя время строительства грота совпадает с периодом нашествия на Грузию сельджукского султана Алп-Арслана — 1065—1072 гг.[18] (к этому времени исследователи и прежде относили деятельность Леонти Мровели), в документе нет даже намека, что это — автор «Жизни картлийских царей».
С. Н. Какабадзе, ссылаясь на наличие в хронике «Жизнь картлийских царей» ряда анахронизмов, а также сведений, почерпнутых якобы непосредственно из «Шах-намэ» Фирдоуси (начало XI в.), писал, «что Леонти Мровели действительно не мог жить ранее XI столетия»[19]. По его мнению, Мровели является автором, жившим на рубеже XI—XII вв. Примерно такого же взгляда придерживался и И. А. Джавахишвили, автор капитальной работы по истории древнегрузинской литературы[20].
Наиболее серьезную попытку представить Леонти Мровели историком VIII в. предпринял в свое время Павле Ингороква. Им было обращено внимание прежде всего на арменофильскую тенденцию древнегрузинского историка, что, действительно, было возможно лишь в условиях еще близких конфессиональных связей грузин и армян в VII—VIII вв. и исключалось в обстановке их окончательного церковного разрыва в X—XI вв. П. Ингороква апеллирует также и к другим историческим, этнографическим и географическим сведениям труда Л. Мровели, в которых представлена обстановка, существовавшая именно в VII—VIII вв.[21]
Попытка П. Ингороква «удревнить» Л. Мровели вызвала критические замечания К. С. Кекелидзе, посвятившего этому вопросу специальную работу[22]. Автор анализирует стилистические и лексические особенности «Жизни картлийских царей», которые наводят на мысль о позднем происхождении ее текста.
В V—X вв., в период становления в Грузии феодальной формации, проходившего в сложных условиях борьбы против иноземного засилия (Иран, Византия, арабы и др.), формировалось культурно-политическое самосознание грузин, основным показателем которого было утверждение своей этнической самобытности. О сложности и остроте данного процесса свидетельствуют литературные памятники этого периода («Мученичество Шушаники», V в.; «Мученичество Евстафия Мцхетели», VI в. «Мученичество Або Тбилели», VIII в. и др.). В такой обстановке оживленного культурного строительства и углубления самосознания должно было происходить накопление грузинами знаний о дохристианском периоде Картли. Судя по уровню развития письменной культуры грузин в раннем средневековье, эти знания не могли не быть письменно оформлены[23]. Поэтому естественно возникает вопрос о вероятности существования не дошедшего до нас какого-то литературного памятника, послужившего прототипом приписываемой Л. Мровели хроники. При этом, как замечает К. С. Кекелидзе, метод составления «Жизни картлийских царей» должен был быть тот же, что и «Обращения Картли Ниной», которое автор списал почти дословно из списка Х в.[24] Лишь случайно сохранившийся древний вариант жизнеописания Нины может свидетельствовать об авторском методе Л. Мровели как историка. Составляя «Жизнь картлийских царей», он, должно быть, покорно следовал несохранившемуся тексту по истории дохристианской Картли. Лишь этим возможно объяснить те культурно-политические нюансы (арменофильство автора хроники, упоминание Эгриси вместо Абхазии и др.), которые для XI в. звучат немыслимым анахронизмом.
