Девушки прислушались – ни звука не донеслось до их ушей. Только ветер шуршал еле слышно.

– Ни лягушки, ни цикады, – обронила Нээле. Тайлин от нее отмахнулась. Слуги постелили девушкам на полу, ложе получилось широким и мягким.

– Спать, спать, – зевнула Тайлин, потягиваясь. Скоро она заснула – ворочалась и вскрикивала во сне, а Нээле долго не могла сомкнуть глаз, прислушиваясь к гулкой и одновременно глухой тишине. Наконец и ее сморил сон.

Потом она услышала шорох, увидела, как створка двери отошла и в комнату, ощупывая все на своем пути, лезут невероятно длинные руки. Вот они нашарили подол платья Тайлин, вот потянули на себя одеяло… Нээле закричала и проснулась.

Сквозь щели в ставнях пробивался розовато-серый свет. Тихие разговоры слуг раздавались снаружи. Утро выдалось весьма прохладным.

– Ну вот, выспались, а ты говорила, – Тайлин повозилась в постели, вскочила:

– Помоги мне одеться.

Нээле собралась быстро. Отвар из ягод шиповника и теплые лепешки окончательно согрели ее, и она облачила Тайлин в обычный для той наряд, мало годный для долгого пути, зато яркий и дорогой. С волосами пришлось повозиться – Тайлин, смирившись, что изящных причесок спутница создавать не умеет, довольствовалась уложенными венцом косами.

– Сюда заколку с алым камнем, вот этим… нет, это не рубин, дешевый самоцвет, но смотрится, верно? А сюда стоит поместить эту, с птицей… мне ее подарил один чиновник, с которым мы столкнулись в лавке картин… Он хотел купить полотно, которое мне понравилось! Правда, потом извинился…

– У тебя прекрасные наряды, – говорила подруга с восхищением и легкой завистью в голосе, разглядывая вышивку самоцветы. Особенно понравилось ей тонкое серебряное ожерелье с аметистовыми подвесками.

– Мы с тобой похожи сложением, хотя ты повыше, – сказала Тайлин, придирчиво оглядывая подругу. – А твое платье миленькое, но тебя вовсе не красит… Нет, не мотай головой! Я тебя одену, как госпожу знатного дома.

– Да зачем наряды в дорожной повозке? Кусты, что ли, очаровывать? – засмеялась Нээле. И неудобно путешествовать в таком узком одеянии, хоть и разрезано по бокам верхнее платье.

– Скоро пойдут обжитые месте. Будем выглядывать в окошко, и на нас будут смотреть. Две красивых девушки – мы обе должны быть нарядными, это привлекает мужчин!

Она, видно, не сомневалась, что первенство в любом случае будет за ней.

Маленькая девушка зарылась в свои пожитки и вскорости извлекла из кучи нарядов нижнее платье цвета розового винограда, а после – верхнее, без рукавов и с разрезами, темно-сливовое.

– К твоим волосам и золотистой коже больше подошел бы бирюзовый или цвет молодой зелени, но у меня нет такого, – огорченно сказала Тайлин. Нээле тронула пальцем вышитые узоры на ткани – виноградные лозы, сплетающиеся над волнами.

– Ты задумалась. Меряй же! – Тайлин подергала Нээле за рукав.

Прохладный шелк зашуршал, окутал тело, и девушка засмотрелась на свое отражение. Откинув за спину тяжелые волосы, она осторожно трогала платье – похожие на крылья бабочки рукава, пелерину, украшенную розовым кварцем – блестящие камешки закреплены были в середине вышитых белым цветов, напоминающих хризантемы. Платье девушки из родовитой или весьма богатой семьи. Да… неожиданная подруга знала толк в нарядах.

– Это тебе… пока поносить! – Тайлин застегнула на ее шее понравившееся ожерелье, и, состроив огорченную гримаску, добавила:

– Оно недорогое, увы… аметисты с трещинками… ценных камней нет у меня. Приходится пускать пыль в глаза. Но в городе… о, я найду того, кто станет платить! – ее глаза подернулись мечтательной дымкой.

Она сказала это по-детски просто, и Нээле не сдержала улыбки. Что ж… иные женщины строгого нрава способны душу из тебя вытрясти и никогда не окажут помощи. Пусть Тайлин не благородная дама, кто осудит ее? Но она все же настояла на том, чтобы отправиться в путь в собственном платье, более широком и запашном, из тех, что носили небогатые горожанки. Осталось лишь ожерелье на шее.

– Сегодня мы должны выбраться на дорогу! – заявила Тайлин вознице, закрепляя найденный гребень в прическе подруги. – Или я рассержусь!

Тот проворчал себе под нос нечто невнятное.

Потянулась привычная вереница холмов, покрытых нежно-зеленой травой.

– Кажется, я ненавижу север, – хмуро говорила Тайлин, перебирая струны ахи. Поврежденный инструмент издавал звуки, похожие на предсмертное мяуканье.

Пару раз Нээле заметила непонятное – словно зыбь в воздухе, какая порой бывает в жаркий день над водой. Она удивленно оглядывалась… даже спросила Тайлин, не видит ли та чего. Подруга долго всматривалась в следы от колес за их спиной, одинаковые неприветливые холмы, в небо, но обнаружила только летящего аиста.

К вечеру повозка выехала на торную тропу, не слишком, впрочем, похожую на порядочную дорогу. Но теперь повозка хоть не подскакивала каждый миг, грозя развалиться. А вскорости показался еще один домик – размером со вчерашний, но отнюдь не заброшенный, напротив, очень уютный с виду. Стены его были выбелены, изгородь покрыта темно-красным лаком, а над резными воротами примостился деревянный фазан, брат-близнец того, с отломанным хвостом. У этого хвост красовался на месте.

– Еще один дом в глуши, – удивленно отметила Нээле.

– Мало ли… Богатые люди хотят побыть вдали от суеты… – Тайлин ожила, предвкушая настоящий отдых, теплую воду и приятное времяпровождение. – И какая тут глушь? Дорога!

Заслышав скрип колес, стук копыт и голоса, из дома вышла молодая семейная пара –они неуловимо походили друг на друга, как бывает между супругами, живущими в согласии. Посетовав на трудности, выпавшие путникам, и на то, что не могут как следует обеспечить путникам отдых – одного слугу срочно вынуждены были отправить в город по важному делу, а второй как раз болен, муж и жена приняли гостей со всем радушием. Тайлин щебетала, Нээле помалкивала, разглядывая хозяев. Одеты скромно, но не как простолюдины; черное с белыми и зелеными узорами одеяние у мужчины, розовое с черными – у женщины. У него – листья каштана, у нее – большие пионы… И ткань дорогая, хоть покрой далек от моды уже. Обедневшие наследники некогда крупного рода.

Отдельные вещицы в доме подтверждали правильность этой догадки – старинный дорогой веер, висевший на стене, чуть тронутая временем картина кисти известного художника – горы и водопад…

Слуг Тайлин хозяева провели в пристрой дома, узнав, нужно ли им что, или есть свои припасы. Девушкам предложили горячую воду – умыться, оставили их ненадолго, а затем позвали к столу. Тайлин заикнулась было – пусть ее люди прислуживают, раз тут, на месте, некому, но хозяйка мягко отклонила предложение.

– Я сама. Нетрудно – здесь, в глуши, не соблюдают обычаев, и мы рады гостям.

Когда садились за стол, снаружи раздался протяжный металлический звук, словно кто точил саблю, а потом глуховатые отрывистые звуки, похожие на смех безумного. Тайлин вздрогнула, поворачиваясь к окну.

– Это сова, – сказала хозяйка. – Не самая приятная песня у этой птицы, но для человека она не опасна…

И тепло улыбнулась.

– Не правда ли, сегодня на редкость хороший день? – прожурчало над ухом. А внизу так же беспечно журчала река; лодочники устроили представление на воде.

Кэраи обернулся, улыбаясь невесть откуда взявшейся женщине. До чего же она бесшумно ступает!

– Да, было бы жаль, заряди сегодня дождь. Смотрите, как слаженна та гирлянда из лодок!

– Мне больше нравится следующая, с парусами, как цветы, – засмеялась собеседница, звеня височными подвесками. Такой звон один из поэтов назвал «согревающим сердце».

Госпоже Лиэ было слегка за двадцать, но она уже успела овдоветь, и, похоже, это ее ничуть не расстроило. Невысокая, с округлыми движениями и легкой походкой, почти всегда в розовом разнообразных оттенков, она походила на сахарный бутон. Она умела удивленно округлять глаза и поднимать брови так, что вызвала бы умиление и у засохшего над отчетами закоренелого чиновника.