— Сей недостойнный вновь испрашивает соизволения богоравного на обучение в его обители выдающихся бойцов.
Ди бросил на меня добрый, но с ухмылкой взгляд:
— Красиво сказал. Палочку-то брось, — по-доброму посоветовал он.
Логично. Я повесил трость, зацепив за спинку стула зубами головы серебряного дракона на рукояти.
— Пройдись, — прищурился Ди.
Я сделал несколько шагов.
— И даже хромота прошла? — искренне удивился Ди. — Мастерству Сян Гинчен действительно цены нет.
Я аж смущенно закашлялся.
— Или дело не в ней? — пронзил меня взглядом надзиратель.
Блин! Да он никак меня насквозь видит? Ох, смущает меня его взгляд, и вопросительно заломленная бровь — тоже смущает.
— Ну почему сразу не в ней, — смутившись, отозвался я. — Сян у нас молодец.
На самом деле, правы были мы оба — если б не забота Сян, не моё желание избавиться от этой заботы и образа «больного мальчика»…
— Не спорю, что молодец, — усмехнувшись, отозвался Ди. — Показывай.
— Что показывать, почтенный Ди?
— То, что в ботинке спрятал, — с улыбкой отозвался Ди.
Мда. Пришлось показать. Бабуля Хо с тревогой следила за тем, как я распутываю шнурки на ботинке.
— Хм-м! — задумчиво протянул надзиратель Ди, нагнувшись над моей ногой и…
Постучал палочкой для еды по углепластиковой манжете у меня на лодыжке с петлей под пятку, этакий полусандалик с мягкой подкладкой, на котором я закрепил добытый в бою с Демоническим Воздушным Змеем Юго-Востока осколок кости юбилейного зверя Чайфу, мой первый внешний шаодань, мой внешний ножной привод на синей ци.
— Через меридиан в лодыжке синхронизируешь? — поинтересовался Ди. — Гм… Компенсируешь слабость мышцы после разрыва…
Ди вздохнул, разогнулся, бросил палочку на стол.
— Экий ты все-таки изворотливый. Ума палата, не всякому мудрецу впору, а почтения к авторитетам ни на грош… — задумчиво проговорил Ди. — И торопливый. Тяжело мне с тобой будет.
Вот, блин…
— Простите мою дерзость, несравненный! — склонил я голову, скрывая возмущение во взгляде.
Ну и чего он — клевая же штука! Я ее сам придумал, такого наверняка еще никто не делал. Мне приходилось лишь пару раз в сутки посылать небольшие порции ци куда-то вниз по меридиану, чтобы я мог ходить.
— А ты похоже, не понимаешь, — вздохнул Ди. — Развитию ци, раскрытию чакр способствует прокачка ци через энергетическое тело культиватора, путем тяжелейших, чрезмерных даже испытаний, изматывающих физических упражнений, преодоления тяжелых жизненный препятствий на грани жизни и смерти. Вот где Путь. А не облегчение испытаний путем использования изощренных протезов.
— Но почтенный! — вырвалось у меня, и Ди остановил меня подняв огромную ладонь.
— Возможно, это тоже путь, — примирительно пророкотал он. — Твой собственный. Но он твой и мне он неизвестен. И я не смогу быть тебе на нем учителем.
Вот черт! Это не то, чего я хотел добиться.
— Простите, почтеннейший, я просто хотел как можно быстрее встать на ноги!
— Похвальное рвение, — согласился Ди. — Но, повторяю, пока сам ходить не начнешь, мы этот разговор отложим.
Фух. Ну, хоть не забраковал меня совсем! Можно выдохнуть. Видимо, придется опять тысячу приседаний делать…
Когда Ди ушел, бабуля Хо, помахав ему вслед белым платочком, резко повернулась ко мне и я тут же напрягся.
— И что, чем нынче заняться собирался, молодой человек?
— Давайте, обозначайте фронт работ, уважаемая госпожа Хо.
— Фронт работ? — протянув покивала бабуля. — Это ты хорошо придумал. Работа, это зрело. Ну а так чего ее искать? Вон, после налёта на позапрошлой неделе пол вывески погасло. И все бы ничего, бабуля Хо не привередливая, вот только, там на вывеске теперь слово матерное на пиньине получается. Ты же, я как понимаю, мальчик взрослый, с системами освещения знаком?
Тут был явный намёк на наш недавний разговор, в котором я едва ли не признался о своём происхождении. Розетки я уже чинил, с неоновыми вывесками я однажды действительно имел дело, когда шабашил на одного ИП-шника… Опять прошлое вспомнилось, будь оно неладно!
— Есть такое.
— Так что — давай исправляй, коли в руках так ловок. Давай-давай, не стой. Солнце только взошло. А бабуля обедом займется.
Ну, что делать. Пришлось вытаскивать лестницу из гаража, лезть наверх, на козырек над входом, раз умный такой, рукастый выискался.
Признаться, на лестницу я лез в этом теле впервые и с опаской. Но — ступенька за ступенькой, и у меня получилось. Не особо разобрался, отчего часть вывески погасла, а вторая с гудением и миганием наполненных неоном, стеклянными трубками изображала то самое непечатное слово, нечто вроде «жрите, дорогие гости, не обляпайтесь», только с внезапным сексуальным подтекстом. А бабуля то у нас та еще озорница. Она же эту двусмысленность в текст заложила? Ну, или тот кто вывеску делал…
Следуя за проводами, я только начал соображать, куда от каких трубок к какому из кучи контроллеров и трансформаторов идут похожие на толстую лапшу провода, но заметил, как изменилось отражение в стеклах окна второго этажа, за которым отсыпалась после ночной смены Сян.
Тучи сгустились, солнце померкло, затихли птицы. Не к добру.
— Слышь, малой, ты туда чего забрался? — донесся до меня приветливый голос снизу.
И было как-то сразу понятно, что доброжелательность в этом голосе, чистейшее лицемерие, грубая и неубедительная игра на публику. Уж я то оттенки этого амплуа изучил достаточно.
Ну приплыли. Точнее, подкрались незаметно.
Я осторожно, чтобы преждевременно не сковырнуться с лестницы, повернулся на ступени, оперся на лестницу спиной и с высоты моего положения обозрел назревшую ситуацию.
Раскладец намечался неравный, три на одного. Впрочем, когда у нас было по другому?
Было их трое, сидели они на электробайках, поставив ноги в тяжелых ботинках на потрескавшийся асфальт. Черные их байки с толстенными шипастыми покрышками на широченных колесах напоминали джаггернауты из гаражей постапокалиптической Австралии времен Безумного Макса. И сами всадники в садомазахисткой сбруе, в шипах, коже и рваной джинсе стилистически происходили из тех же заброшенных здравым смыслом мест.
И я всех троих определенно где-то уже видел…
Может, в каком-то рейтинге Резервной Системы?
Я решил вот так вот сразу с места не хамить, хотя сама постановка вопроса не подразумевала взаимовыгодного исхода.
— Вывеску починяю, — отозвался я. — А вы тут чего? К параду готовитесь?
Все трое переглянулись, идея, что они могут быть частью чего-то большего — им, видимо по вкусу не пришлась.
— Не, парад — не наша тема. Мы из инспекции, — отозвался самый толстый из них в рогатой черной каске. — По делам нелегального трудоустройства.
— А я, типа, что-то нарушил?
— В точку! — щелкнул пальцами воодушевленный моей догадливостью здоровяк.
— Много должен? — поинтересовался я, присев на перекладину лестницы.
— Много, — вздохнул толстяк.
— Може, как-то порешаем? — закинул я удочку. — По-братски.
— Ну, мы из под тебя лестницу же пока еще не выбили, — сварливо ворвался худой персонаж, в черных очках-точках, едва скрывающих глаза. — По-братски.
— Ух ты! — восхитился я. — Моя благодарность не имеет границ. В разумных пределах.
Вся троица синхронно посмеялась. Я тоже посмеялся, а чо нет?
— Давай, парень, — приободрил меня самый низенький из них в ковбойской шляпе. — Не тяни резину. Мы её сами отлично натягиваем.
— А ты остряк, ковбой, — улыбнулся и я, когда общие смешки угасли.
— Я такой, — не стал коротышка отрицать очевидного. — Да ты слезай, сам убедишься.
Ну, что ж, последняя попытка.
— Парни, вы же знаете, чья это лапшевня?
— К бабуле Хо мы со всем уважением, — отозвался здоровяк. — А вот кто ты такой, мы сейчас и выясним. Спускайся, птичка, не боись.
В этот момент, когда я осознал, что сделал все, что мог, я вдруг понял, кто они такие. Я их вспомнил. Всех троих.
