– Серьезно? – запальчиво крикнул Антон, – и что же такого с ней произошло, что ты так раскис, а, братишка?

Майя, чувствуя их взгляды, подняла голову, встретилась глазами с мальчишками. Лицо Артёма было перекошено от жалости, он смотрел на неё тем взглядом, который она ненавидела в других людях, но сейчас почему-то ненависти не испытывала.

Артём повернулся к Степе и Косте.

– Вы тоже считаете меня предателем?

Они молча покачали головами.

– Конечно нет.

Антон сморщился, осознав, что остался в меньшинстве, свирепо взглянул на Майю, которая молча стояла позади.

– Променяли меня, значит, на нового друга! – выплюнул он, – а давно эта девчонка им стала? Мы дружим с детского сада, а сколько вы знаете её? Месяц?

– Мы тебя не променяли, это ты отказался от нас, – спокойно проговорил Костя.

– Я знаю, что происходит, – Антон будто не слышал. Он сделал шаг вперед, ткнул пальцем Артёма в грудь, – всё дело в тебе. Знаешь, то, что она не смотрит на тебя с отвращением, как другие девчонки, не делает её твоим другом!

– Что ты несешь?

– Ты знаешь, что, – запальчиво продолжил Антон, – будто никто не замечает, как ты на неё смотришь!

– Иди ты к черту, ясно? – потерял терпение Артём, – ты вообще понятия не имеешь, о чем говоришь!

– Майя! Пойдем со мной, – просюсюкал Антон, театрально заломив руки, похлопав ресницами и повысив голос, – я покажу тебе дорогу в школу! Я открою тебе все свои секреты, только позволь мне и дальше пускать на тебя слюни! Тьфу! Смотреть противно.

– Замолчи, или я тебя ударю, – в панике закричал Артём.

Антон ничуть не испугался.

– Я вообще не понимаю, как вы такое позволили, – закричал он Стёпе и Косте, обвиняюще указывая пальцем на Артёма, – впустить девчонку в нашу компанию только потому что, он в неё втю…

С глухим рычанием Артём рванулся вперед и вцепился Антону в шею. Оба упали и покатились по снегу, потеряв шапки, колошматя друг друга, куда придется. Затрещала ткань курток, звуки борьбы вызвали в Майе дикий страх, будто она стала свидетелем чего-то ужасающего!

– Эй!

Костя и Стёпа кинулись их разнимать, но легче было оторвать друг от друга двух сцепившихся котов. Девочка в ужасе закричала:

– Прекратите! Перестаньте, что вы делаете?

Она рванулась в самую гущу драки и тут же, взвизгнув, упала, держась за щёку: кто-то из мальчиков случайно задел её кулаком. Потасовка мгновенно прекратилась.

– Майя! – Костя отнял её руки от лица: на щеке расцвела красная ссадина, но она не обращала внимания, только огромными сухими глазами смотрела то на Антона, то на Артёма.

Они – злые, расхристанные, вывалянные в снегу – отошли друг от друга подальше, оказавшись по разные стороны от девочки. Оба выглядели весьма потрёпанными.

– Пожалуйста, прекратите, – повторила она жалобно, – не нужно ссориться из-за меня. Я…

Она и сама не знала, что хочет сказать. При мысли, что ей придется расстаться с друзьями и забыть все, к чему она уже успела привыкнуть, ей становилось страшно и плохо. Но Майя не могла позволить, чтобы многолетняя дружба между мальчиками распалась из-за неё. Она опустила голову, сухо всхлипнула два раза. Это был даже не всхлип, звук был похож на то, как утопающий судорожно хватает ртом воздух, глядя на раскрывшуюся темную бездну под ним, или как пожарный, вне себя от страха, вдыхает перед тем, как шагнуть в адское пекло горящего дома.

– Моя мама погибла.

Стало совсем тихо. Мальчишки, стоявшие вокруг неё, затаили дыхание.

– Она погибла во взрыве полгода назад. Это был террористический акт в здании кинотеатра. И я осталась совсем одна.

– Об этом по телеку говорили прошлой осенью, – тихо проговорил Стёпа.

Майя кивнула. Она слышала свой голос отдалённо, словно слова произносил кто-то другой, чужой, никак не связанный с ней. Будто кто-то захватил контроль над её сознанием и заставлял губы шевелиться.

– Мама много работала, я видела её постоянно уставшей по вечерам. Она читала мне книги, пела песни, когда я была маленькой. Она была доброй, она была лучше всех.

Глаза девочки смотрели сквозь пространство. Не было леса, деревьев, не было мальчиков. Был только удушливый, плотный туман и бетонная пыль повсюду.

– В тот день у неё был выходной. Мы пошли в кино, я была так рада, так ждала этого. Мы только вошли в здание кинотеатра, когда это случилось. Сначала я не поняла, что произошло. В один миг все исчезло в облаке белого дыма, а потом меня отбросило назад и ударило обо что-то. Я потеряла сознание, а когда очнулась, все было кончено… – неконтролируемая дрожь постепенно завладевала телом, но Майя, начав говорить, уже не смогла остановиться. Слова выходили дрожащие, сдавленные, они толкались и торопились, им необходимо было вырваться из неё наружу. Девочка закрыла глаза, чувствуя, как рвется из груди что-то огромное и болезненное, рвется наружу, но никак не может вырваться. – Я даже не успела с ней попрощаться…

Майя открыла глаза в тот момент, когда силы оставили её, и она тяжело сгорбилась, словно к земле её пригибал чудовищный груз. Мальчики вытянулись: теперь она смотрела на них снизу вверх, но не долго. Она сразу опустила голову, чтобы не показывать им своё лицо, оно сейчас казалось ей отвратительным.

Ладонями она упёрлась в холодный снег, но по-прежнему видела и пыль, и содрогнувшиеся стены кинотеатра, и обломки кирпичей. Картинки странно накладывались друг на друга, словно она оказалась в двух временах одновременно. Её тащило куда-то вперед, мощный вихрь подхватил беспомощное, слабое тельце, как однажды подхватил Элли, чтобы унести в Изумрудный город. Только этот вихрь нёс Майю в место намного более ужасное, чем волшебная страна со злыми ведьмами, он нёс её в прошлое, затаскивал, засасывал, словно гигантская воронка.

Майя ощущала, как ломота в руках от холода становится все сильнее, как плавится под её пальцами снег, но не убирала ладони, а только глубже зарывалась ими, чтобы хоть что-то удерживало её от падения в бездну воспоминаний.

– Там были люди. Они все лежали на полу без движения.

– Там была кровь? – тихо спросил кто-то.

Она покачала головой.

– Только пыль. Мелкая бетонная крошка. Она покрывала все вокруг, и все люди казались седыми. Я помню, как ползла вперед, потому что не могла встать: у меня кружилась голова. Я помню, как искала маму, а потом… нашла её… – голос внезапно пропал, споткнувшись и оборвавшись где-то в горле.

Майя несколько раз сухо, мучительно всхлипнула, но слезы так и не появились. Она зажмурилась, сделала неимоверное усилие, чтобы продолжить говорить. Она понимала, что должна сказать это. Должна покончить с этим раз и навсегда. Должна пережить это еще раз, чтобы понять, почему так произошло, и как теперь ей с этим жить дальше!

– Я нашла её руку. Она выглядывала из кучи мусора и стекол, была такая теплая среди холодных камней. А потом взрыв повторился, и я выпустила её из пальцев. Больше не смогла найти…

Всё, больше она не смогла говорить, как бы того не хотела. Чтобы справиться с разрывающей болью, девочка нагнулась вперед, спрятала лицо в посиневшие ладони и издала сдавленный стон. Лоб ожгло снегом. Плечи тряслись. Она привычно приготовилась переждать приступ истерики и подавить его, как уже было ни раз, как часто случалось в приюте. Но тогда она была совсем одна, тогда, забившись в какой-нибудь угол, она просто ждала, пока всё не закончится, и у неё не было наблюдателей, как сейчас.

Девочка почти ожидала, что друзья поднимут её на смех, отвергнут её: кому нужен постоянно грустящий, унылый друг? Но внезапно её что-то окутало слева, и стало тепло.

Она поняла, что её обнимают, открыла глаза и увидела соломенные волосы Стёпы прямо у своего лица. Он неловко похлопывал её по спине большими медвежьими ладонями.

– Тише, все будет хорошо, – шептал он безостановочно. – Всё хорошо, слышишь?

Вслед за Стёпой с другой стороны её обнял Артём, потом к ним двоим приник Костя. Майя схватилась за переплетение их рук своими мокрыми, синюшными ладонями и постаралась впитать это утешение, которое они хотели ей дать. Она несколько раз рвано вздохнула, потом затихла и вдруг почувствовала, как то огромное, неподъемное, слишком большое для неё одной, то, что сидело в груди, прорывается, наконец, наружу. Это было похоже на исполинскую волну, сметающую крепкую плотину, разносящую её в мелкие щепки.