Она медленно наклонила голову к правому плечу и чуть сощурилась. Так было легче рассмотреть дядю. Бесцветные волосы, некогда золотые, как у неё, но с ранней сединой, неряшливо спадающие на плечи, грубый профиль, будто его высекли из камня, высокие скулы, кожа вся в рытвинах, как после оспы. Его худощавые, жилистые руки лежали на руле, и Майя заметила на безымянном пальце кольцо. Значит, у него есть семья. Надо же, количество новообретенных родственников растет с каждым часом.

В зеркале заднего вида мелькнули голубые глаза.

– Есть хочешь?

– Нет.

Глаза ей не поверили, но спрашивать он больше не стал.

Майя снова уставилась в окно. Серое небо, не меняющееся уже несколько недель, нависало над грязным полем. Куда-то в сторону уходила раскисшая, уродливая проселочная дорога. Майя попыталась разглядеть, ведет ли она к какой-нибудь деревне, но дальше, чем на несколько метров, мир распадался на множество неясных пятен. А стоило прищуриться чуть сильнее, сразу начинала болеть голова.

Она бросила попытки и прислонилась к спинке сидения. На её коленях лежала раскрытая толстая тетрадь. Из неё торчали уголки разноцветных закладок, засушенные листья и кусочки ткани. Майя достала из рюкзака ручку и написала на чистой странице: «Листья в ледяных гробах», подумала секунду и прибавила: «Спят, чтобы стать чем-то большим».

– Тебе у нас понравится, – грубый голос дяди показался слишком громким, и Майя вздрогнула, – природа у нас совсем не та, что в городе. Мы как раз на окраине живем, через луг и сразу лес. Но не бойся, в нем не заблудишься. Он со всех сторон окружен домами.

Наверное, он нервничал, не знал, о чем с ней говорить. Как и все эти люди, окружавшие её в последнее время. Майя промычала в ответ нечто, обозначавшее не слишком живой интерес, и глаза снова пропали из зеркала.

Она посмотрела на строчку, что написала в тетради. Мысль уже улизнула. За окном снова мелькали деревья.

Майя прислонилась лбом к холодному стеклу, чувствуя вибрирование машины у себя в голове, и опустила взгляд вниз. Темная дорога неслась под колеса сплошным потоком, а справа вилась желтая лента ограничивающей полосы. Глаза у девочки слипались.

Должно быть, всё дело в той таблетке, что ей перед поездкой дала медсестра в приюте. В последнее время она принимала их намного реже, но сейчас её уже затягивало в удушливый, вязкий сон, которому невозможно было сопротивляться.

…Солнечный день рвался в окна зданий, магазинов, жилых домов и прочих строений. Окна эти были по осенней привычке наглухо закрыты, однако это не мешало солнцу бесцеремонно ломиться внутрь. На фоне непрекращающихся дождей, которые зарядили с начала сентября, этот день казался подарком судьбы.

Майя шла по мокрой аллее парка и видела в отражениях луж множество сияющих бликов. Воздух, пропитанный влажностью и ярким земляным запахом, двигался вокруг неё большими массами, и девочке казалось, что пространство дышит, словно огромное невидимое живое существо. Ветер возил по асфальту желтые глянцевые листья, бросал их вдребезги под ноги, трепал высокие деревья, играючи носился взад-вперед по аллейке, словно радостный пёс. Маленький парк, со всех сторон подпираемый базаром, утопал в буйстве осенних красок.

– После сеанса зайдём в кафе?

Майя повернула голову. Мама надела своё старое алое пальто. На фоне серо-черных прохожих её тонкая фигура выделялась ярким всполохом. Светлые волосы спадали на плечи. Майя помнила времена, когда они были гуще и красивее, когда её лицо не было таким усталым, когда она чаще улыбалась, но сейчас ей не хотелось думать об этом. Впервые за тысячу лет они выбрались из дома вдвоём, вокруг чудесный день, и мама такая красивая среди мокрого, запущенного парка. Скорее всего, это последняя их прогулка до новогодних выходных, когда можно будет рассчитывать на полное внимание матери.

– Может быть, просто погуляем? – спросила Майя. На голове у неё красовался зеленый берет, над которым вечно смеялись одноклассники.

«Так это только от того, что у них такого нет, – с улыбкой говорила мама». Майя не расстраивалась особо. Все насмешки отлетали от неё как от стенки горох, потому что ей было попросту начхать, что думают о её зеленом берете глупые курицы вроде Настьки Люляковой и Оли Улушевой. И ту, и другую она терпеть не могла, старалась вообще не слушать, что болтают их рты, живущие, как правило, отдельно от мозга.

Светлое мамино лицо обернулось к ней, девочка увидела это боковым зрением. Ветер-озорник мягко толкнул их, и мама улыбнулась.

– Ух, как ветрено. Ты уверена, что хочешь прогуляться? Мы могли бы выпить горячего шоколада в том месте… Как оно называлось?

– «Легио».

– Точно, – от неё пахло свежими ландышами. Не теми, что благоухают резким, удушливым ароматом на весь лес, а ранними, с юными зеленоватыми бутонами, вобравшими в себя первое весеннее тепло и ещё неокрепшие после долгой зимы солнечные лучи. Эти духи девочка тайком воровала по утрам перед школой, пока мама не начинала удивляться, почему они так быстро заканчиваются. – Ну так как?

Майя пожала плечами. Ей было всё равно, куда идти с мамой, она просто хотела и дальше ощущать в груди это тепло, не имеющее ничего общего с пестрым осенним днём и ярким солнцем.

– Сто шестьдесят рублей тебе понадобятся завтра, когда ты поедешь на автобусе на работу, – негромко сказала она, – неразумно просто взять и выкинуть их на шоколад.

Светлые брови на красивом лице взлетели вверх. Алое пальто выгодно оттеняло её бледный румянец. Мама на секунду призадумалась, потом откинула светлые пряди волос со лба. На изящном запястье блеснул серебряный браслет и снова скрылся под рукавом.

– Майя, мы можем иногда полакомиться шоколадом, один поход в кафе мой кошелёк выдержит. И потом, разве мы с тобой не говорили раньше? Деньги – это моя проблема. Ты не должна о них беспокоиться.

Майя хотела сообщить, что начала беспокоиться о тратах с той поры, как мама вынуждена была брать сверхурочные, чтобы купить ей зимнюю обувь, но не стала. Она видела мать час в день перед сном и хорошо знала, чего той стоит растить её в одиночку. Однако сейчас девочке не хотелось вновь заговаривать об этом.

– Как скажешь, – улыбнулась она, – тогда, раз уж сегодня день щедрости, может быть, круассан к шоколаду?

– И даже два.

Улыбки у них были одинаковые. Помимо некоторого сходства в чертах лица, мать и дочь были похожи в жестах, гримасах, прищурах, манере выражаться, но внешностью Майя уродилась в отца. Так говорила мама. Сама девочка его никогда не видела.

Здание кинотеатра, украшенное прямоугольными колоннами, было огромным, с прилегающим парком, в центре которого находился фонтан. Майя побежала вперед, чтобы лечь на низкий бортик животом и окунуть в чистую, сияющую воду руки. На глаза ей попался ярко-жёлтый лист клёна, и она, выловив его, обтёрла о куртку.

– Нашла что-то интересное?

Майя взглянула на маму снизу вверх. Её голова находилась как раз против солнца, и вокруг темного лица образовалась корона из ярких лучей.

– Этот лист идеален, – Майя протянула лист, – и по цвету, и по форме. В нём нет ни единого изъяна.

Мама покрутила лист в пальцах, потом сунула его в сумочку.

– Идём?

Высокие стеклянные двери красивого двухэтажного здания открывались с трудом. Кинотеатр находился на втором этаже, куда вела широкая лестница, покрытая красной тканью. На первом же располагались многочисленные маленькие магазинчики, киоски с газетами и журналами, мягкие диваны, где посетители могли отдохнуть.

Внутри было много народу, сеанс должен был начаться через двадцать минут. К кассе выстроилась очередь из четырёх человек, несколько топтались у гардероба, остальные рассредоточились по залу и магазинчикам.

– Посиди здесь, я куплю билет.