– Хорошо, – серьезно сказала Валя, – теперь я задаю тебе вопрос: хочешь ли ты что-то рассказать мне? Что угодно?

Майя помедлила, тщательно подбирая слова.

– Я очень обидела друга, – сказал она, – и этого теперь не изменить.

Валя помолчала, задумавшись, а потом кивнула.

– Что ж, это действительно проблема, – сказал она, – но знаешь, если это твой настоящий друг – самый настоящий, драгоценный! – попроси прощения. И когда он услышит, простит. Потому что друзья прощают.

Майя вытаращилась на тетю. Совет был таким простым и очевидным, что девочка приняла его за шутку, но потом вдруг подумала, что, кроме того невнятного блеянья во дворе, Артём ничего так и не услышал. А всё остальное время, она только и занималась тем, что пряталась по углам, жалела себя и ни разу не попыталась попросить прощения у мальчиков снова.

Требовалось настоящее извинение, искреннее, от всего сердца. Майя взглянула на мятые деньги в своих руках.

– Так когда дядя приезжает из города?

***

– Здравствуйте, Марина Ивановна, я – ваша соседка, Майя.

Майя топталась на крыльце соседского дома целую вечность, прежде чем осмелилась постучать. Под пуховиком у неё был надежно спрятан увесистый сверток. Дверь открыла высокая, худая женщина. Лицо её было усталым, но добродушным, на голове надет серый платок, из-под которого выбивались темные волосы. Девочка сразу поняла, что перед ней мама Артёма. Свои огромные черные глаза он унаследовал от неё, только его лицо они делали красивым, а её – еще более измождённым.

– Майя, – женщина улыбнулась. – Ну, конечно. Что же ты раньше не заходила? Артём много про тебя рассказывал. Проходи.

Судя по доброжелательному тону, то, что Артём рассказывал, не касалось последних событий.

Майя вошла в дом. Первое, что ей бросилось в глаза – это старенькая, обветшалая мебель. Обои, которым было уже много лет, деревянные скрипучие полы, и на каждой поверхности – кружевная салфетка.

– Какое красивое кружево, – искренне сказала Майя, – вы сами вяжете?

Марина Ивановна улыбнулась, отчего вокруг её глаз появилось множество мелких морщинок. Эту улыбку девочка узнала тоже.

– Да, я шью и вяжу. Приходи, если нужно будет платье или что-то еще. Хочешь чаю? Я испекла булочки.

Майя вежливо отказалась и попросила позвать Артёма. Пока она ждала, сидя на продавленном, покрытом красивым покрывалом диване, тоже связанном из какой-то мягкой пряжи, волнение только усиливалось. «Так тебе и надо, – думала она, – написала – теперь расплачивайся».

За спиной она услышала тихие шаги, остановившиеся на пороге.

Артём стоял в дверном проеме. На нём была выцветшая растянутая футболка и спортивные штаны. Руки он сунул в карманы. Чёрные волосы по своему обыкновению торчали вокруг его лица в невообразимом беспорядке.

– Привет, – тихо поздоровалась Майя, поднявшись на ноги. Артём кивнул в ответ и прислонился к косяку плечом. Внешне поза казалась расслабленной, но девочка отметила напряженный взгляд и сосредоточенное лицо, хоть он и старался делать его бесстрастным.

– Зачем ты пришла?

Майя набрала воздуху в грудь, но её решительность мгновенно улетучилась. Она застыла на мгновение с открытым ртом, потом закрыла его, так ничего и не сказав. Выдохнула. Внутри все дрожало, волнение мучительно жгло грудь.

«А что, если он меня не простит? – вдруг возникла паническая мысль». Майя почувствовала, что краснеет, но никак не могла начать говорить. Речь, которую она несколько раз отрепетировала с утра, вылетела из головы.

Артём некоторое время наблюдал её потуги. Вид у него был отстранённый. Через несколько самых долгих минут в её жизни он закатил глаза.

– Господи, Майя, прекрати.

– Что прекратить? – от неожиданности голос вернулся.

Артём указал ладонью на её лицо.

– Это. Я вижу, что ты пытаешься извиниться. Но у тебя не очень хорошо выходит.

– Артём, пожалуйста, прости меня, – плотину прорвало, – умоляю, я чувствую себя просто ужасно!

– Ты чувствуешь себя ужасно? – уточнил он.

– Да, да, ты прав, тебе ещё хуже, и самый главный пострадавший – это, конечно, ты. Но, поверь мне, я это написала еще до того, как мы стали дружить и играть вместе. Это было, когда я только приехала сюда.

Он покачал головой.

– Тем более. Ты тогда видела меня всего раз, какое право ты имела писать так обо мне? Ты меня совсем не знала, почему ты это сделала?

– Да, ты прав, ты во всем прав, я…

– Или ты про всех пишешь подобные гадости?

– Нет, ну что ты! – Майя беспомощно вздохнула, – пожалуйста, прости.

Артём некоторое время глядел на неё с сомнением, потом со вздохом отлепился от дверного косяка и подошел ближе.

– В общем-то сейчас я уже не сержусь. Поначалу – да, мне было паршиво, но я хочу знать, почему ты это сделала. Я просто не понимаю. Объясни.

Майя помолчала, отвернулась к окну, взяла в руки одну из ажурных салфеток и стала теребить. Объяснить то, о чем и сама имеешь смутное понятие, не так просто. В окно она видела Эйнштейна, который сидел на крыльце дядиного дома и тоскливо подвывал. Ей тоже захотелось так повыть.

– Я и сама не знаю, – тихо проговорила девочка, – наверное дело в том, что я постоянно злилась. На всех, по любому поводу и без него. Я хотела быть одна, потому что… не знаю почему. Это было для меня важно. Но теперь – нет. – Майя несмело взглянула на Артёма. Он слушал её внимательно. – Появились вы: ты, Стёпа, Костя, даже Антон… У меня никогда не было таких друзей, и я решила, что мне они не нужны. – Она поморщилась, будто её одолела внезапная головная боль, облизнула губы, постаралась объяснить как можно точнее, – вот как ты думаешь, что чувствует слепой человек по поводу своей слепоты?

Артём пожал плечами, слегка обескураженный вопросом.

– Печаль, – предположил он.

– Да, но это не все. Он подозревает, что лишен чего-то, но не понимает в полной мере, чего именно. Слепой никогда не видел красок мира и просто не знает, что это такое. А когда ты не имеешь ни малейшего понятия о чем-то, это кажется несущественным. Так что, для слепого, думаю, его слепота не является такой уж трагедией.

Артём немного помолчал, обдумывая её слова, потом вытащил руки из карманов.

– То есть до нас ты не знала, что такое друзья, и поэтому они были тебе не нужны? – Майя кивнула, – и поэтому ты отталкивала меня, когда я пытался с тобой подружиться?

– Да, но теперь понимаю, что это правда: то, что ты сказал мне. Чистая правда. – Он слегка нахмурился, не понимая, и Майя объяснила, – когда ты один, тебе слишком страшно…

Артём наклонил голову, кончики его густых кудрей коснулись плеча.

– А сейчас ты все еще злишься? – спросил он.

Майя кивнула.

– Да, но уже гораздо меньше. И не на тебя, не на кого из мальчиков. Просто я… – она не знала, как объяснить, – мне тяжело…

Она видела, что Артём хотел спросить еще, но почему-то не сделал этого. Майя почувствовала облегчение, потому что страшилась его вопросов. На них она хотела отвечать честно, и к этому была не готова.

Некоторое время они провели в тишине, потом Артём кивнул на сверток, который Майя оставила на диване.

– А это что такое?

Девочка слегка улыбнулась. Она взяла сверток и протянула ему.

– Это тебе.

Он приподнял брови, аккуратно снял оберточную бумагу, а потом воскликнул:

– «Властелин колец», подарочное издание!

Майя улыбнулась смелее.

– Нравится?

– Ты шутишь? – Артём пролистал увесистый том, взглянул на неё блестящими глазами, – какая красивая книга, с золотистыми буквами и иллюстрациями!

– Три тома в одном. Теперь ты можешь прочитать эту великую историю сам.

– Но она же наверняка дорогая…

Майя не стала отрицать очевидного.

– Летом я работала у одной старушки-соседки. Мыла у неё окна и посуду, помогала по хозяйству. Я заработала эти деньги, так что… Пожалуйста, прими книгу. Я очень тебя обидела, и знаю, что этого ты не сможешь забыть, но, может быть, сэр Джон Толкин слегка поднимет тебе настроение?