Отношение к нему в классе немного изменилось. Если ты постоянно на грани издевательств — это очень сильно помогает чувствовать атмосферу, иногда имеет смысл ее разрядить и получить несколько мелких тычков, чем дать напряжению затянутся и отхватить уже по полной.
— Доброе утро. Нет, по отдельности. — Как можно спокойнее, скрывая нервозность, проговорил Анпан-кун. И про себя выдохнул. Насмешек не последовало.
Так вот, отношение к нему в школе изменилось, вместо презрительного высокомерия одноклассники выказывали в основном небольшое любопытство, легкую зависть и сдержанный интерес. Не все, как Анпан-кун и предполагал, часть была в курсе того, что они с Аме встречаются не совсем по их собственному желанию (ну, как минимум не по собственному желанию Аме). Возможно, будь Аме в классе, на вопросы одноклассников было бы отвечать сложнее и еще сильнее бы смущало. Но ее не было с тех самых пор, как она ему призналась (о признании знали только затеявшие ее наказание) и с тех пор как они ушли из школы вместе (о чем знало большинство одноклассников). Так что Анпан-куну пришлось отвечать самому.
Если бы все было по-настоящему, отвечать на шквал вопросов Анпан-куну было бы тяжело. Но те, кто собирался над ним поиздеваться со смущающими вопросами, просчитались. Стоило прозвучать первому вопросу, заданному с насмешкой:
— Анпан-кун, я видела, как вы с Кеко-чан шли домой вместе, вы, что встречаетесь?
Задала этот вопрос Гила Терикото, практически звезда класса, и Анпан-кун готов был поставить новенький Ягуар против ржавого разводного ключа, что уж кто-кто, а она точно была полностью в курсе, что и как. Поэтому не уверенный сам, не дрогнет ли у него голос, он движением головы выказал согласие.
— Да ладно, — Рифу Маномото, стоявшая слева от Гилы, всем своим видом выражала сомнение. Как подозревал, Анпан-кун, фальшивое, но играла она неплохо, голос звучал естественно.
Анпан-кун поежился, но все отрицать было бесполезно, да и конфронтация с подружками Гилы ему мало бы что дала, поэтому он просто подтвердил.
— Да, так и есть. Мы встречаемся.
— А кто из вас признался? — не отставала, желающая сделать дополнительный шум из ничего вредина гяру Фини Тонгари, стоявшая справа от Гилы. — Интересно же у кого хватило духу?
Учитывая, что Анпан-кун сильно подозревал, что все три были более чем в курсе, а возможно, даже присутствовали при сцене признания, вопросом тут задавались не для получения информации, а для создания нужной атмосферы, и для того, чтобы вывести его из равновесия, и еще каким способом позабавиться. А потом, можно также публично и Аме-сан опросить. И сверить результаты. Тоже публично. Еще один повод позабавиться.
Варианты, как именно ответить, у Анпан-куна были. Анпан-кун спокойно мог сказать, что Аме призналась, и что он принял признание — это выставляло его в достаточно благоприятном свете, но ставило в немного неудобное положение Аме. Он мог соврать, что признался сам — и это опять же показывало в довольно неплохом свете его самого. Признавшиеся в любви Аме Кеко были даже у них в классе, и то, что он получил положительный ответ, явно подняло бы его в чужих глазах, но Анпан-кун считал это неправильным. Правильным ответом, по его мнению, был другой.
— Это наше с Аме-сан дело. — Спокойно, но твердо заявил он. Это было немного грубовато и еще могло ему аукнуться, но он не желал ни затягивать разговор, ни быть излишне вежливым. Такой ответ должен был, с одной стороны, раздразнить гусей, но с другой — не дать им в руки нового оружия для издевательств. Какие-то чувства к Аме все еще теплились в его сердце, несмотря на ее некрасивую игру, и ставить ее даже в немного унизительное положение он не хотел.
Гила нахмурилась. Как ее комичные копии, ее подруги тоже немного посуровели. Этого варианта в ее ответах не было. Но вообще много что пошло не по ее плану начиная с первоначального ответа Анпан-куна. Впрочем, она может просто устраниться. Пока что. Она же вроде и так ни при чем.
— Ну если ты так думаешь, то ладно, — угрожающе протянула она.
Львица со своими подругами сделала свое дело, пришло время шакалов, которые не замедлили появиться. Стайка прихлебательниц Гилы, часть которых из других классов, разговаривая как бы между собой, похихикивая, они начали обсуждать последние события.
— Ну, конечно, хи-хи…
— Это ж, Анпан-кун, хи-хи…
— Он такой… мужественный? Ну хотя бы большой, хи-хи.
— Да что ты говоришь? А ты видела? А кто видел? Хи-хи.
— Надо же! Хи-хи.
Это хихиканье било по нервам, как удар молотка по коленной чашечке: вроде и знаешь, что реагировать не надо, что вообще не факт, что смеются над тобой, да и вообще это как-то с тобой связано, но не можешь подавить дрожь от каждого прозвучавшего в воздухе «хи-хи». Несмотря на это, в данный момент Казуми Хидеки держался, пусть и из последних сил.
Впрочем, Анпан-кун знал из своего опыта, стоило ему попытаться несколько раз ответить, как накал снизится, пусть даже ценой того, что он сам отхватит. Но то, что он перестал поддаваться на провокации ему помогает больше, чем такая явная реакция. Хихиканье станет тише, и как будто бы не о нем. Резкая реакция, пусть даже оправданная — совсем не то, что ему нужно в этой ситуации.
В конце младшей школы его несдержанность стоила ему и визитов к директору и долгих нотаций от отца, доказательства о том, что он был спровоцирован, исчезали как пена на воде. Все свидетельства издевательств растворялись, от тех же, что оставались, просто отмахивались, аргументируя это тем, что он «слишком резко реагирует на безобидные шутки», «нельзя быть таким» и «надо научиться найти подход к одноклассникам».
Анпан-кун быстро пришел к тому, что пословица «Молчание — цветок», совсем не врала. И научился держать лицо и не реагировать, какими бы подлыми и обидными ни были поступки окружающих. Поверили ему только младшая сестренка и Мато-сан. Точнее, сестра никогда и не переставала в него верить, а Мато-сан был первым встреченным взрослым, кто не отмахнулся и не сказал, что «он слишком сильно переживает и это все ерунда».
В то время первых систематических насмешек и эпизодических издевательств он и пришел к выводу, что ему сочувствие и участие нужны, как кошке деньги. Издевательства ослабляются, если на них не реагировать, а систематически фотографировать, и, спустя некоторое время, угрожать переслать все эти свидетельства учителям. Насмешки при этом не прекращаются, но вот насмешки, их можно просто перетерпеть.
Анпан-кун наконец-то добрался до своего места и незаметно оглядел класс. Все те же две крупные группки Гилы и Хаире, с обширной свитой шакалов женского и мужского пола вокруг. Где-то среди них, не далеко и не близко к центру групп, там была даже их староста Ямагава, которая вроде как должна обладать самостоятельным авторитетом, а не использовать отраженный свет Гилы. На ближайшем к двери ряду сзади тусовались местные ботаники-геймеры-отаку. Последних использовали как ходячие энциклопедии, и особо не трогали. В том же ряду и в его ряду, ряду у окна сидело еще несколько одиночек, кто спал, кто читал, кто даже открыл какой-то учебник, делая вид, что читает.
После первоначального нападения Гили и ее приспешниц и вторичного подхихикивания, прошло совсем немного времени до того, как начался урок, и Анпан-кун вздохнул с облегчением. На уроках его особо не доставали, но вот на переменах начиналось:
— Анпан-кун, расскажи, как ты так начал встречаться?
— Что вы уже делали? Целоваться начали? Или только за руки держались?
— А на свидание вы уже были?
Можно было расслабиться, и начать считать себя популярным, но Анпан-кун знал, что все склонности к сплетням и любопытство, и надо принимать это интерес за чистую монету. Это был не интерес к нему, а интерес к новости. Но так или иначе, смотрели на него заинтересованными взглядами довольно много народу. Часть этих взглядов были нейтральными, не положительными и не отрицательным. Часть даже слегка дружелюбными, но все было много и других.
