— М-да, — задумался Смит, — видимо, я недооценил мощь чекистов и труп внезапно ожил. Наверное, вы правы, и он уже хохочет над нами где-нибудь на Лубянке… Глупо искать его в Англии, русские имеют опыт вывоза в СССР и Бер-джеса, и Маклина, и Филби…

В генеральской столовой на Лубянке Константин Кедров оказался в центре внимания. Кто-то поощрительно хлопал его по плечу и подмигивал, кто-то торжественно и многозначительно жал руку или говорил «молодец». Все западные газеты раструбили о побеге, а верхушка читала сообщения ТАСС. Седой генерал склонился над столом Кедрова.

— Поздравляю тебя, Константин. Я слушал Би-би-си, как это ты ухитрился спасти Рептона?! Молодчага, Костя, просто герой!

— Понимаю, что вы будете молчать, — говорил другой, — но ваш отдел совершил подвиг. Наконец-то возвращаются славные чекистские традиции!

Лишь один скептик испортил ему настроение:

— Молчи, молчи, в секретной службе самое главное — секретность!

Кедрову оставалось ничего не комментировать и надувать щеки.

Ник, Джон, Майкл и Крис листали газеты, по-прежнему переполненные придуманными газетчиками деталями о побеге Рептона, пили кофе и обсуждали дальнейшие планы в лучших традициях заговорщиков.

— Есть специальное лекарство, которое превращает цвет кожи в желтый. С паспортом жителя Ирака тебя никто не узнает… — предлагал Ник.

— Ты хочешь, чтобы я на всю жизнь остался арабом или индусом? — захохотал Рептон. — Может, лучше превратить меня в женщину?

— В тетку Чарлея! — прыснул от собственной шутки Джон, он пил кофе по-ирландски, причем бутылка виски была уже почти пуста.

— Самое простое, если мы переклеим фотографию в моем паспорте, — предложил Майкл.

— Неплохо, но рискованно: кто знает, вдруг ты до сих пор на контроле у властей?

— А я бы сделал просто, — предложил Джон. — Зашел бы в. советское посольство, пусть русские сами ломают голову, как тебя вывезти!

— Нет-нет, — возразил Крис. — Помните, сколько лет просидел кардинал Миндсенти в американском посольстве в Будапеште? Я не хочу быть обузой для русских.

— К тому же посольство усиленно охраняется и Криса схватят у входа, — добавил Ник. — А я предлагаю простой вариант: беру фургончик, жену и двоих детей, а Криса прячем где-нибудь среди вещей.

— Пожалуй, из всех вариантов это наилучший, — заметил Рептон.

— Вчера хозяин мне сказал, что к нам сюда раз в неделю будет приходить уборщица, — сказал Джон. Все заволновались.

— Придется переехать на мою холостяцкую квартиру в Хемстеде, — сказал Ник.

На том и порешили. Гости ушли, пьяный Джон еще раз просмотрел газеты, удивляясь, что о нем не пишут ни слова, допил виски и бухнулся в кровать.

— Можете снять особый контроль с аэропортов и вокзалов, — говорил в трубку Дэвид Смит. — И не надо больше тревожить его тетку, а то мы доведем ее до сумасшедствия.

Он повесил трубку и развернул свежую газету, где уже красовался портрет Брайена.

Утром на квартиру в Хемстеде приехали Ник и Майкл, Джон, тяжело дыша после вчерашней пьянки и уже опохмелившись, радостно открыл им дверь, а сам побежал за выпивкой.

— Как много он пьет! — сказал Рептон. — Как бы он не выболтал по пьянке обо всей нашей операции!

— Никогда в жизни, — сказал Крис. — ; Как говорят русские: пьяный проспится, а дурак — никогда!

Джон вернулся возбужденный и радостный, с толстой пачкой газет в руках и двумя бутылками виски.

— Смотрите! — ликовал он, указывая на свои портреты, распечатанные всеми газетами, — вы узнаете этого человека? Они пишут, что я самый дерзкий преступник в Англии!

Все ахнули от изумления.

— Отныне тебе запрещается выходить на улицу! — сказал Майкл. — Значит, они вышли на тебя! Но каким образом?

Счастливый Джон был полностью поглощен газетами и виски.

— Теперь нам придется вывозить тайно еще и Джона, — безрадостно заметил Ник.

— Может, их вместе замаскировать в фургоне? — предложил Майкл. — Лондон — Дувр, затем на пароме до Остенде, а там прямо до Восточного Берлина. Дальше — Москва.

— Не поеду я ни в какую чертову Москву! — сказал Джон, оторвавшись от газет. — Я поеду в Ирландию и, даже если меня арестуют, все равно издам свою книгу. По нашим законам, Крис — не шпион, а политический преступник, следовательно, я не попадаю под уголовные законы и отделаюсь двумя-тремя месяцами тюрьмы!

— Ты с ума сошел, Джон, — сказал Рептон. — Тебя выдадут английским властям!

— Тогда на мою защиту встанет вся Ирландия!

— Где твой здравый смысл, Джон? — пытался уговорить его Майкл.

— Вдвоем мы их не повезем, это большой риск. Первым в любом случае мы должны вывезти Криса. Самое время сделать это перед Рождеством, когда расслабляется даже полиция.

Майкл и Ник ушли из дома весьма встревоженными. Джон уже приступил ко второй бутылке виски.

— Как же им удалось узнать о тебе, Джон? — не переставал удивляться Рептон.

— Хочешь я тебе скажу? Только тебе одному. Как мы с тобой договаривались перед побегом? Все это дело даст мне возможность написать книгу! Но написать книгу — это четверть успеха, главное — паблисити! А до сих пор паблисити имел только Рептон!

— Я тебя не совсем понимаю.

— Я сам сообщил полиции, где стоит машина. А она принадлежит моему приятелю, который, естественно, назвал мое имя. Ты понял?

— Понял, — ответил Крис без особой радости.

— Ты на меня не обижаешься?

— Нет, Джон, я не могу обижаться на тебя, я обязан тебе жизнью.

— Ты понимаешь, что моя жизнь — это книга?

— Понимаю, Джон.

— Тогда давай выпьем! За нашу дружбу!

Брайен налил виски, обнял Криса за плечи и запел какую-то ирландскую песню.

Наступила середина декабря, Англия мягко входила в приятное рождественское состояние, и дело Рептона ушло на последние страницы газет.

17 декабря 1966 года вечером Ник в сопровождении своей жены вышел к фургону, в котором стояла софа и где уже возились его двое детей. Типичная английская семья собиралась провести несколько дней за границей, и в этом не было ничего необычного. Фургон благополучно подрулил к дому в Хемстеде, и все поднялись в квартиру, где их ожидали Майкл, Джон и Крис.

— До встречи в Москве, — сказал Рептон, пожимая руку ирландцу.

— Ты меня уговорил, но не убедил, — ответил Джон.

— Брось эти шутки, я уже переклеил твою фотографию в свой паспорт! — возмутился Майкл.

Затем Ник и Рептон спустились к фургону, где для беглеца было оборудовано укромное место в софе. Было уже темно, на фургон никто не обращал внимания.

— Возьми, если захочешь пить, — сказал Ник и дал Рептону резиновую грелку. — Все будет хорошо, ты все-таки йог!

Спустилась жена Ника с детьми, и фургон взял курс на Дувр, откуда ровно в полночь отправлялся паром на Остенде. Рептон сначала чувствовал себя хорошо, дети играли над ним, и он старался не двигаться, однако от резиновой грелки шел острый запах и он стал задыхаться. Пришлось несколько раз стукнуть, как договорились, по полу, пока Ник наконец не услышал и не остановился. Его жена Энн, больше всех переживавшая во время путешествия, вывела детей. Грелка была выброшена, и Рептон получил возможность размяться.

Пограничный контроль прошел на редкость легко: страж проверил паспорта, заглянул в фургон, увидел спящих детей и дал команду двигаться дальше. На пароме, отправив жену с детьми в помещение, Ник предложил Крису выйти и подышать воздухом, но тот предпочел перетерпеть. Бельгийский контроль тоже не вызвал сложностей, на подходе к западногерманской границе Рептон снова затарабанил по полу: требовался туалет. Расположились на стоянке, а Рептон ушел в лес. На западногерманской территории Рептона выпустили из укрытия, и он весело играл с детьми, которые без всякого удивления приняли в свою компанию незнакомого дядю. По пути вдруг забарахлила машина, пришлось остановиться у сервиса, и Рептон, единственный, кто говорил по-немецки, вступил в объяснения с механиками.