Так вот, она-то сразу заподозрила, что любовь на расстоянии в нашем возрасте долго не продержится, о чём сразу же сообщила мне. Так и вышло. А жаль! Четыре недели спустя – всего четыре недели! – Финн сказал, что не может приезжать домой часто, потому что должен полностью сосредоточиться на учёбе. Он не хочет вести себя нечестно и поэтому расстаётся со мной.

Как он мог поступить так? Со слезами на глазах я слушала, что он принимает это решение из любви. Но когда любишь кого-то, не причиняешь ему боль! Вот я его люблю, и потому мне безразлично, как часто мы смогли бы видеться. Главное, мы были бы вместе. Тоже мне любовь!

Ну и пожалуйста, пусть остаётся в своём Лондоне и сотрёт пальцы в кровь о пианино!

Уиллоу обнимала меня и говорила, что первое расставание – самое сложное из всех, что предстоит пережить. Я очень надеялась, что она права. Иначе я сделаю всё возможное, чтобы никогда больше не влюбляться. Потому что теперь моё маленькое сердце каждым ударом отчаянно взывает к Финну, а он всё не приходит, чтобы утешить меня, и это причиняет ужасную боль.

Три недели назад мне исполнилось четырнадцать. Наконец-таки. Но праздновать я не хотела. Без Финна. Ну уж нет!

Как хорошо, что у меня был Перси. Он всегда оставался рядом, выслушивал мои жалобы, глядя на меня большими верными глазами, положив лапы мне на колени и слизывая слёзы с лица. На собачьем языке это значило: «Я люблю тебя! Ужасно люблю! А этот Финн – законченный идиот!» Перси меня никогда не бросит и не причинит боли. Никогда!

Но Финн просто… ах… Финн идеален.

Проклятье! Надо прекратить думать о нём и отвлечься. Так посоветовала бабушка.

К счастью, нам как раз предстояла Неделя встречи выпускников, так что у меня появилось дело, в которое можно погрузиться с головой, чтобы забыть растоптанную любовь.

– Конечно, ты и понятия не имеешь, какой сен-са-ци-онной всегда становится Неделя встречи выпускников, Уиллоу. Как я слышала, прежде ты училась в одном из интернатов, где стандартизировано всё, от начала до конца. Там, разумеется, не устраивают таких ма-лень-ких, но ми-лень-ких мероприятий. В общем, в этом году будет просто рос-кош-но!

Поппи Пэнкхёрст атаковала Уиллоу, стоило той появиться в Билтоне. И уже это доказывало, что мы с Уиллоу родственные души. Мы обе ясно понимали: даже если бы Поппи Пэнкхёрст осталась единственной девочкой в классе, мы всё равно не подружились бы с ней! Неужели Поппи думала, что, если она станет разбивать слова на составные части, это будет звучать круто? Поппи была красива, как кинозвезда, и вела себя не менее высокомерно. Умелым движением она отбросила через плечо длинные чёрные волосы, будто снималась в рекламе шампуня, а потом перевела на меня огромные, как кинопрожекторы, глаза и захихикала:

– Если наша Эми и дальше будет копаться в грязном белье окружающих, как свинья в поисках трю-фе-лей, она станет настоящей зна-ме-ни-тостью, и кто знает… может, и она однажды сможет с три-ум-фом вернуться в Билтон и насладиться славой, как ожив-ша-я мисс Марпл. Но на это я бы не рассчитывала! В конце концов, слепой курице ред-ко зерно попадается дважды.

Как это похоже на Поппи! Когда мы с бабушкой начали расследовать дело Рубинии Редклифф, с моей стороны это не было добровольным решением, и о славе точно речи не шло. Наоборот! Я бы всё отдала, чтобы не вмешиваться в эту историю. Но одну из причин, по которой я оказалась в круговороте событий этого лета, звали Финн. Из-за него я и начала расследование, а вовсе не потому, что хотела стать знаменитостью Эшфорда-он-Си. Хотя в конечном итоге именно это и произошло.

Ладно, не стану врать, я горжусь тем, что теперь меня иногда называют молодой версией мисс Марпл. О господи, я ведь не старая карга? Но мне это не нужно. В отличие от Поппи, которой отчаянно не хватает света софитов. И это при её красоте и успехах в учёбе. Я же, к сожалению, совсем не такая. Тем не менее я показалась ей конкуренткой, и, поскольку детективная работа является единственным поприщем, на котором Поппи не может меня побить, она решила насмехаться над моими достижениями при любом удобном случае. А Уиллоу просто попала под горячую руку.

Однако не только Поппи лихорадило из-за Недели встречи выпускников – вся школа была наполнена мерцающим волнением, будто воздух над асфальтом в середине лета. И причиной тому стали люди, которые в этом году собирались посетить школу, чтобы рассказать нам о своей работе или устроить мастер-классы. Одним из них оказался Люк Портланд, знаменитый депутат Палаты общин, которому прочили неплохие шансы на должность министра по охране окружающей среды. По крайней мере, так утверждала бабушка.

Мальчики с нетерпением ждали докладов Реджинальда Трэверса.

– Этот тип – финансовый аналитик, и он сделал миллионы на сделках по акциям. Не только для клиентов, но и для себя, – выпучив глаза, объяснил мне Джулиан Раш из нашего класса. – Боже, если бы он научил меня этому!..

Абсолютной кульминацией Недели встречи выпускников были знаменитый автор детективов Оливия Харткасл, её подруга и режиссёр Мод Уилкинс и пьеса, которую они собирались поставить вместе с некоторыми учениками. С тех пор как бабушка узнала об этом, она не смыкала глаз от волнения. Оливия Харткасл значилась в её списке кумиров сразу после Агаты Кристи и Ф. Д. Джеймса. Каждый день она тоскливо вздыхала и говорила, как мне завидует.

Это же она крикнула мне вслед ранним утром четверга, когда я отправилась на встречу с Уиллоу, чтобы вместе поехать в школу.

– Сегодня вечером я всё расскажу тебе, бабушка. До мелочей! Обещаю! – крикнула я в ответ, прежде чем мы с Перси, устроившимся в велосипедной корзинке, завернули за угол книжной лавки Мередит Дикинсон. Конечно, приводить животных в Билтон обычно строго запрещалось. Но поскольку Перси собирался исполнить роль полицейской собаки, я везла его на первое представление, и его уши развевались от встречного ветра.

Хотя мы с Уиллоу и Перси пришли в театральный зал школы без опоздания, в первых рядах свободных мест уже не было, и остальные тоже заполнялись очень быстро. Вполне ожидаемо, что Поппи и её нервная старшая сестра Вирджиния заняли самые лучшие кресла в первом ряду.

– Эй, не стойте столбом! – возмутилась девочка за моей спиной, отодвигая меня в сторону. Сзади, сквозь открытый дверной проём, уже напирал нескончаемый поток учеников.

– Ну же, быстрей, займём места, пока они ещё есть! – Уиллоу показала на два свободных кресла в центре зала.

– Не смогут же все они участвовать в представлении? – удивлялась я, усаживаясь рядом с Уиллоу на кресло, обитое красным бархатом. Перси немедленно забрался под него и свернулся клубочком, чтобы ещё немного поспать.

– Нет, но полюбопытствовать им никто не мешает, – пробормотала Уиллоу и нырнула в рюкзак. Из-за водопада её великолепных каштановых локонов донеслось приглушённое: – Ну и где мой батончик мюсли? Я же помню, что брала его!

Уиллоу с её бесконечными перекусами напоминает мне хоббита. Она постоянно нуждается в еде и особенно в сладком. Пироги, тортики, шоколадные конфеты, печенье, батончики мюсли или горячее какао. Иногда Уиллоу в шутку утверждает, что подружилась со мной только из-за «Маленьких сокровищ». Как я уже упоминала, «Маленькие сокровища» – это чайная моей бабушки, где можно купить и мои творения: пироги и торты. И конечно, Уиллоу получает у нас стопроцентную скидку для друзей. Но даже если бы ей пришлось заплатить за каждый кусочек пирога, она осталась бы нам верна. Потому что – и это не должно сейчас прозвучать нескромно – наши лакомства такие вкусные, что «Маленькие сокровища» догнали бы и перегнали самые изысканные чайные Лондона.

– Хочешь кусочек? – Уиллоу сдула курчавую прядь с лица и сунула мне под нос батончик мюсли с толстым слоем шоколада.

– Нет уж, спасибо! Как ты можешь есть сладкое так рано?

И чему я только удивляюсь?

Уиллоу пожала плечами, надкусила батончик и с блаженным видом процитировала: