Не успела я облегченно вздохнуть, как дверь в кабинет стремительно распахнулась, и в светлом проеме возникла высокая массивная фигура.

– Ах, ты шлюха поганая! – В два прыжка мужчина, по всей видимости, охранник, который по всяческим подсчетам Седого и Рефата должен был последовать за мужчинами, и охранять их жутко важные разговоры, очутился рядом, и наотмашь, одним ударом свалил меня с ног.

Я даже боли не почувствовала, находясь в шоковом состоянии, и тараща на него в ужасе глаза снизу вверх.

– А ну – ка, давай прогуляемся куколка, тебе понравиться твое новое место жительства, которое как нельзя лучше подходит таким сучонкам, как ты! – Дергает меня вверх рывком как нашкодившего котенка, и бесцеремонно тянет к выходу.

Сильной рукой тянет меня за собой, а я от ужаса не чувствую ни пола под ногами, ни ног, спотыкаясь, буквально висну на нем. И как только он вталкивает меня на заброшенный грязный чердак, совершенно пустой, если не считать немногочисленных разбросанных грязных коробок, во мне что – то с шумом взрывается, и весь накопившийся страх и напряжение за день выливается в оглушительный раздирающий крик.

Кажется, он хлестал меня по щекам, скорее чтобы успокоить, нежели причинить ощутимый вред, но затем, окатив отборным матом, связал сзади руки, крепко зафиксировав повязку на глаза, бесцеремонно толкнул на бетонный пол, удалился, пообещав вскоре вернуться.

Сколько я пролежала на холодном бетоне не знаю, время будто замерло в леденящем душу пространстве, в котором не раздавалось никаких посторонних звуков кроме моего обреченного жалкого поскуливания.

Когда до моего замутненного сознания долетели легкие едва уловимые звуки шагов, я подобралась, села, завертев головой, прислушиваясь. Со стопроцентной уверенностью я могла поклясться, что рядом со мной находился кто – то еще. Сердце ухнуло куда – то вниз, тут же пустившись вскачь. Я каждым восставшим волоском на теле ощущала чужое присутствие, хотя ничего больше, кроме моего обостренного восприятия на это не указывало. Кто – то замер прямо напротив, давя тяжелой опасной аурой, которую, если бы не связанные руки, я могла бы потрогать руками. Мое тело непроизвольно затряслось мелкой дрожью, но собрав всю свою волю в кулак, я заставила себя произнести:

– Кто здесь? – И тут же скривиться от собственно сорванного хриплого голоса.

Неспешные шаги проследовали ближе, и я учащенно задышала, словно загнанное животное, уловив древесный с цитрусом и нотками мяты аромат, окутавший меня с ног до головы. Мужской, сильный, агрессивный… Нет, нельзя сказать, что мужчина намеренно облил себя парфюмом. Он улавливался легким шифоном, словно принадлежал мужчине, сроднился с ним, которого я не могла увидеть. Воображение рисовало мне, вопреки моему положению, рокового властного человека, не юношу, потому что сильно тяжела его аура. Слишком бескомпромиссный магнетизм давил к полу одним присутствием, и не будь я так ошеломлена его появлением , то непременно отвесила б себе хорошую оплеуху, дабы собрать расползающиеся постыдные мысли в кучу.

Горячая ладонь коснулась щеки, и я не сдержала испуганного вскрика, дернувшись от неожиданности всем телом.

– Шшш, – раздался успокаивающий шепот у самого уха, пронзивший меня насквозь. Тело тряслось как у нашей детдомовской уборщицы алкоголички, и как ни старалась ее усмирить ни как не получалось, а ладонь между тем замерла на моих искусанных губах, очертив каждую по очереди большим горячем пальцем.

– Не надо… пожалуйста… – Сиплый голос рассекает повисшее между нами напряжение, и я замираю, словно громом пораженная, потому что чувствую его лицо напротив. Он пристально сканирует меня, на что отзывается каждая клеточка моего тела, каждый атом, затем горячее дыхание, такое же вкусное и ароматное как он сам, касается моих губ. Дергаюсь в сторону всем телом, но его руки тут же берут в захват мое лицо и … Он целует меня.

Меня прошивает высоковольтным разрядом. Он. Пробует меня на вкус. Неторопливо. Легко и между тем властно. Клеймя.

Все закончилось до преступного быстро, и как только мне удалось собрать себя воедино, губ коснулся холодный воздух, а в невидимом пространстве уже не ощущалось его присутствие. Я тут же вытянулась в струнку, когда со стороны входа послышался звук проворачиваемого ключа, и над головой вспыхнул яркий свет.

Тяжелые торопливые шаги остановились рядом со мной, над головой раздался противный похотливый голос.

– Какая встреча, мой нераспустившийся, но уже такой грязный и потасканный бутон…

Такой же омерзительный каркающий смех раздается сверху. Марат Всеволодович, собственной персоной.

– Рад приветствовать, мой цветочек, в своих, так сказать, родных пинатах!

С меня резко сдергивают повязку, и я щурюсь, от обилия выступивших слез и яркого света.

– Думаю, мы продолжим разговор в более уютном месте, уверен, ты сможешь искупить свою вину. – Плотоядный взгляд останавливается на задранном вверх подоле, и я пытаюсь его как – то отдернуть, с завязанными руками получилось так себе. – Разумеется, после того, как все расскажешь, и я определю степень твоего наказания, лапушка.

Все тот же охранник снова резко дергает меня на себя, и с моих губ срывается стон боли. Затекшие суставы пронзила резкая боль, но им на это плевать. Покидаем холодный чердак, чему я признаться очень обрадовалась, и перемещаемся на два этажа ниже, в один из кабинетов, но не в тот, злополучный, где я так бездарно попалась.

Кабинет был очень похож на предыдущий, в нем было так же тепло и уютно. В камине даже потрескивал огонь, рассеивая вокруг легкий запах горящих пряных поленьев.

– Игорек, развяжи, и иди погуляй. – Охранник, развязав затекшие руки, направился к двери, а я замерла, намеренно долго растирая их, выбирая правильную линию поведения, решая, что лучше не скрывать, а что сказать. В этих играх правил не существовало, да и чего душой кривить, играть в них совершенно не умела, поэтому сама мысль о пытках, доводила меня до обморочного состояния.

– Я слушаю тебя, – откинувшись в кресле, многозначительно изрек мужчина, сверля меня недобрым взглядом. Его тяжелый взгляд выбивает из колеи, давит своей абсолютной властью, заставляет сдаться, что я уже и собиралась сделать, выложив всю подноготную, как на духу. От волнения путаются мысли, руки дрожат мелкой дрожью, и я тут же завожу их за спину.

– Собственно… – Мысли снова припустились в разные стороны, и я опустила низко голову, сдерживая набежавшие слезы, которые все же сорвались и закапали на белоснежный подол.

– Поверить не могу! Ты что… Ты плачешь? – Его тон меняется, и теперь в нем сплошное неверие щедро разбавленное негодованием. – Или это такая тактика сохранить свою шкуру?

– Нет, – машу головой, несколько раз глубоко вздохнув, пытаясь взять себя в руки.

– Кто ты?– В нетерпении отрывисто спрашивает Марат Всеволодович, разглядывая теперь с интересом.

– Меня зовут Белла. То есть Изабелла. Я из детдома. – Справедливо решая, что подобную информацию он при желании и так выяснит, если уже не выяснил.

– И как же тебя угораздила попасть к Рефату, Белла из детдома?

– Я сбежала оттуда. Из детского дома. А Седой, словом, так вышло. И когда они мне поручили спереть с вашего компьютера файлы, я была совсем не в восторге. Но, как видите, моего мнения никто не спрашивал. Я не хотела. Честно. – Зачем – то ляпнула в конце. Едва не добавив «пионерское».

Мужчина долго сверлил меня взглядом, очевидно переваривая полученную информацию, затем равнодушно изрек.

– А что искала?

Я пожала плечами, немного задрала подол, отцепив крошечную флешку, и положила перед ним на стол.

– Вот. Рефат сказал, что это нужно было вставить на несколько секунд в ваш ноутбук, и программа сама все скопирует. А я… Я ни разу им не пользовалась.

На лицо Марат Всеволодовича было страшно смотреть, я отступила, мысленно простившись с жизнью сетуя на свой длинный язык.