Испания, пять лет спустя…

Я смотрела, как теплые лазурные волны прибоем ласкали берег и впервые за все время ровно дышала. Теперь, с полной уверенностью, оглянувшись назад, я понимаю, что все сделала правильно. Выдернула с кровью и мясом его из своей жизни. Запечатала наглухо в самом дальнем уголке своего сердца, запрещая себе о нем думать. Сожгла за собой мосты. Закрыла на ключ и выбросила в море.

Все правильно. Так и должно быть.

Опускаю взгляд на маленькую темноволосую головку, и сердце обжигает любовью. О таком подарке от Лански я даже и не мечтала. Его рождение дало мне силы жить, воскресило, заполнило собой мертвую пустоту внутри, склеило то, что Лански разрушил во мне до основания. Я любила Артемия больше своей бесполезной жизни, всей душой, безгранично верила, дышала одним им. Мужчиной из другого измерения, красивым и недосягаемым…

Прошло пять лет, и меня уже не рвет от боли, не сносит крышу от одержимости им. Нет, она не исчезла, она глубоко внутри. Под запретом. Как оказалось, с этим можно жить, и даже вполне себе сносно.

– Мамочка, смотри! Замок! Ты будешь в нем принцессой! – Выдергивает звонкий голосок из воспоминаний.

Я засмеялась, погладив его темную макушку, и чмокнув в пухлую щечку, стараясь не замечать его сходство с Лански. И этому я тоже научилась. Снова выдыхаю полной грудью, смакуя свое умиротворение. Малыш, совсем по – мужски вырвался из рук, схватил маленькое ведерко и помчался за водой, наполнить импровизированный ров перед замком. Я взглянула на синее небо. Солнце уже начало припекать. Пора уже было собираться уходить, но так не хочется – то!

Алекс зачерпнул воды в ведерко и не глядя по сторонам круто развернулся на маленьких крепких ножках, тут же окотив водой проходившую мимо пару. Высокий загорелый мужчина, в темных очках что – то сказал мальчику, поднимая оброненное ведро, которое подхватил прибой, утягивая в свои недра.

Снова зачерпнул воду, и повернулся к ребенку…

Меня словно кипятком обожгло, ослепило яркой вспышкой боли и неверия. Высокий, все такой же красивый и обаятельный небожитель, сошедший к своим подданным, озаряя серый скучный мир своим присутствием. В каждом его жесте, наклоне головы сквозила безграничная власть и собственное достоинство.

Черти б его сожрали… Я вскочила, не веря своим глазам, и заметалась вокруг шезлонга, в панике глядя, как ребенок доверчиво вкладывает свою ручку и тянет его сюда. В голове что – то взорвалось, выбивая почву из – под ног, пронзая острыми осколками, раздирая в клочья способность мыслить.

Такое же бля*ь нарочно не придумаешь!

Меня накрывает липкой паникой, и в голове агонией бьется единственная мысль «Бежать!», но ноги вопреки панической атаке налились свинцом, намертво приклеились к раскаленному песку. Натянула пониже пляжную широкополую шляпу, водрузив дрожащей рукой огромные темные очки. Опускаю голову, и принимаюсь суетливо собирать вещи, надеясь, что он не сильно будет рассматривать «мамочку», тем более что девушка, последовавшая за своим спутником, такая же ему под стать, что я к своему удивлению успеваю заметить, что – то недовольно говорила, капризно надув пухлые губки. А он улыбался. Меня словно в солнечное сплетение ударили со всей силы.

– Buon giorno! Hai un bambino meraviglioso!*

От звука его голоса засосало под ложечкой, и все что я могла сделать, это махнуть рукой, наплевав, как он воспримет этот жест. Я готова была поклясться, что его взгляд под темными очками скользнул по фигуре, задержавшись на груди, тут же отозвавшейся на пристальный взгляд.

– Мамочка, я уронил ведерко, и его понесло в море, а ты же не разрешаешь мне без твоего разрешения входить в воду, и мне пришлось заговорить с незнакомым мужчиной, но я заговорил, потому что ты была рядом, а ведерко могло уплыть и тогда…– затараторил Алекс по – русски, а я едва в обморок не упала, когда мужчина снова повернул ко мне темноволосую голову.

Господи, какой же он красивый.

– Artemio, dobbiamo andare. siamo in ritardo per una riunione.* – прошелестела платиновая девица, повиснув на нем, перетягивая внимание на себя, о чем я мысленно ее поблагодарила.

– Alex, dobbiamo andare* – хрипло, опустив голову ниже, прошептала я, молясь, чтобы он не слышал мой срывающийся от волнения голос. Но он снова повернулся в мою сторону, сведя широкие брови на переносице.

Мне хотелось, как страусу, засунуть голову в песок и претвориться, что меня здесь нет. Столько лет прошло, а моя реакция на него не изменилась. Я присела на корточки, стараясь аккуратно складывать вещи в сумку. Руки ходили ходуном, и я отчаянно молилась, чтобы он ушел.

Как тогда. Просто ушел прочь. А я снова смогу забыть. Смогу жить дальше, правда? Ведь раньше уже получилось получиться и теперь.

– Come ti chiami, tesoro?* – хриплый голос с ленцой острой бритвой прошелся по моим натянутым нервам, и я вскидываю голову. Он же не сможет меня узнать. Я все для этого сделала, благо хоть на это хватило мозгов…

– Alex…

___________________________________________________________

*Добрый день! У вас чудесный малыш!

*Артемий, нам пора, мы опаздываем на встречу!

* Алекс, нам пора.

*Как тебя зовут, малыш?

Пять лет назад…

– Ну что там? – Я нетерпеливо перескакивала с одной ноги на другую, глядя на хмурое лицо сестры. Она только взмахнула рукой, мол, отстань, и снова приложила ухо к стенке, в надежде услышать, что там говорят.

Вообще – то я не совсем верила словам наглого Кольки, и поэтому данную затею с подслушиванием приняла скептически! Ну, правда, что за дичь!?! Кому нужны детдомовки? Да мы им триста лет никуда не вперлись, как любит говорить тот же Колька, заставляющий именовать себя не иначе как Ник.

Несколько минут назад в кабинет к директору вошел представительного вида дядька, и Милка, крепко ухватив меня за руку, тут же потащила в кладовку, примыкающую к кабинету директора. Она, хмурясь, невидящим взглядом смотрела перед собой, крепче сжимая мою руку, а я смотрела в ее растерянное простоватое лицо, и гадала благодаря кому я получила свою яркую внешность, которая не принесла мне ничего хорошего. Слегка темные густые брови в разлет, густые золотистые волосы, заплетенные в толстую косу, темно – вишневые пухлые губы, которые, как утверждает тот же Колька – Ник, наш негласный защитник, мечта каждого пацана. Но драгоценностью в нашей с сестрой внешности выступали глаза. Глубокий оттенок вереска, дикого полевого цветка.

В детдоме поговаривали даже, что мы с сестрой не русских кровей, потому как такая внешность не может быть у русских. А у кого может, почему – то не сказали. Так и жила, гордо задрав чуть вздернутый нос к верху, смеряя королевским взглядам своих подданных. А если честно, такая внешность доставляла одно беспокойство. С ранних лет приходилось отбиваться от всяких придурков, благо Колька взял под свое широкое крыло меня красавицу, и Милку само собой за дивные очи, бросая на наши рано налившиеся сиськи долгие тоскливые взгляды.

Милка, резко выпрямившись, задумчиво пожевала губы, и потащила меня за собой, из кладовки. Приоткрыла дверь, воровато выглянула, и дала знак следовать за ней.

– Ну и? Тебе удалось услышать, о чем они говорили? – Насмешливо спрашиваю, опускаясь на кровать. В комнате, где мы жили, кроме нас, были еще две девчонки, которые сейчас отсутствовали. Одной шестнадцать, другой пятнадцать. Мне, также как и Маринке, соседке исполнилось шестнадцать, Милке восемнадцать, и я с ужасом ожидала момента, когда сестре укажут на дверь. – Только не говори, что ты повелась на Колькин бред. Ну кому мы нужны, а?

– Да, ничего толком и неслышно было. Так обрывки слов. Но в одном Колька был прав. Они говорили о нас. По крайней мере, судя из услышанного, – она сделала паузу, пристально глядя на меня, – о тебе точно.