Неожиданно в мелодию вплелся тот самый бит, который Катя слышала на сделанном Денисом устройстве. Она моментально развернулась к сцене: рядом с диджеем действительно стоял он.

Эм наращивала экспрессию постепенно. Толпой снова овладела эйфория. Даже Денис начал пританцовывать, а зал и вовсе бесновался и ликовал. Катя видела, что Эм потихоньку потянула к себе эмоции людей. С каждого по чуть‑чуть, чтобы не снизить общий накал, но и того, что она получила, ей хватило с избытком. Девушка моментально опьянела. Эм запрокинула голову и стала медленно покачиваться в такт музыке, а потом, под действием сиюминутного желания, шагнула к Денису и впилась в него жадным поцелуем. Он, очевидно, не возражал и ответил с не меньшей страстью. Вспышка энергии, бьющая от Дениса и Эм, ослепила Катю.

Зал возликовал, а Катя смотрела на них, оцепенев и чувствуя, как внутри нее разгорается настоящий пожар. Она задрожала от ярости.

– Ого! Красный, оранжевый. Да ты люто ревнуешь. Прямо воздух звенит, – мягко сказал Банан ей на ухо.

Денис и Эм оторвались друг от друга и вернулись к инструментам. Катя повернулась к Банану:

– Я вовсе не…

– Кого ты обманываешь, глупышка? Я все вижу и слышу. Как и он, между прочим. Ты ведь понимаешь, что он умышленно старается тебя задеть? Знает, что ты смотришь, – Банан говорил вкрадчиво, как настоящий искуситель.

Катя снова повернулась к сцене и со злостью взглянула на Дениса. Его взгляд был направлен в зал, и девушке казалось, что он смотрит ей прямо в глаза.

– Пусть почувствует себя так же, как ты, – продолжил Банан. – Ответь ему тем же!

Ее поле зрения сузилось до визуального тоннеля между ней и Денисом. Она поняла, что больше не может сдерживать клокотавшую внутри злость. Катя яростно крикнула и выплеснула багряно-красно-оранжевую волну в сторону Дениса. Он увидел это и замер, с ужасом глядя на то, как эмоциональный таран несется в его сторону. Люди, которых задевало на пути, падали на пол, как будто их ударили электрошокером.

Испуг в глазах Дениса отрезвил Катю. Раньше она видела в нем страх, только когда что‑то угрожало ей, но сейчас… сейчас она угрожала ему. И было в его взгляде что‑то такое… детская обида, непонимание, разочарование. Катя пришла в чувство. Как она решилась на это? Причинить боль другому только потому, что ей самой больно? В последний момент она поймала волну эмоций за хвост и всосала ее обратно, а потом развернулась и бросилась прочь из зала. Она не могла в себе разобраться. С одной стороны, ей хотелось убить его, с другой – для нее было невообразимо причинить ему страдания. Но и видеть эту парочку на сцене было выше ее сил.

Банан догнал ее у выхода:

– Зря! Зря пожалела. Он все равно никогда не сможет тебя любить! Как и все эмеры. Он просто не способен…

Эти слова поразили ее, как разряд тока, и Катя, слабо контролируя себя, резко развернулась и выплеснула на Банана комок эмоций, который предназначался Денису.

Банан согнулся пополам, как будто ему дали под дых, и упал на колени, жадно ловя ртом воздух, а Катя нырнула в боковую дверь, за которой обнаружилась лестница наверх. Ей было все равно, куда бежать, лишь бы подальше от всех.

Лестница привела ее на крышу. Музыка доносилась и сюда, но вокруг не было ни души. Катя села, обхватила руками колени и отдышалась, постепенно приходя в себя. Внутри образовалась эмоциональная пустота. Весь негатив достался Банану, так что Катя уже не сердилась, но все равно не хотела никого видеть.

Через некоторое время сзади раздались шаги. Она не стала оборачиваться.

– Ух… еле нашел, – сказал Денис и присел рядом.

Она молчала, пытаясь подобрать слова, а он, похоже, просто любовался засиявшей на востоке полоской восхода.

– Ну и как это было? – наконец выдавила из себя Катя.

– Классный сет. Думал, тебе понравится, – беспечно ответил он.

– Я не про это, – напряженно сказала она.

Денис пристально посмотрел на Катю. Она ощутила это по его ауре, но не стала поворачиваться и тоже разглядывала светлую полоску на востоке.

– Ну… нормально.

– Нормально? Все, что ты можешь сказать? Ты ее любишь?

– Нет, конечно, – он пожал плечами.

– А как же тогда? Зачем?

– Что как? Ну… с ней просто круто, и все… – после небольшой паузы ответил он.

– А со мной?

– С тобой тоже круто, но по‑другому.

Катя посмотрела ему в глаза и отвернулась. Он явно хотел сказать что‑то еще, но промолчал, а она снова не могла подобрать слов.

– И мне с тобой… по‑другому, – наконец сказала она и снова встретилась с ним взглядом. – И что это тогда?

– Что? – тихо спросил он.

– Когда ты с ней, мне почему‑то плохо. И тебе плохо, когда я с Бананом. Если это не любовь, то что тогда?

Денис отвернулся и снова принялся разглядывать восход.

– Это не любовь. Это ревность. Чувство собственничества, замешанное на эгоизме. Когда хочется, чтобы человек был только с тобой и больше ни с кем другим. Чтобы дарил свое тепло только тебе.

– И что? Тебе этого хочется? – спросила Катя, продолжая буравить взглядом его скулу, но Денис так и не повернулся.

– Может и хочется, – равнодушно сказал он, – но я стараюсь справиться с этим.

– Да зачем?! – не выдержала она и повысила голос.

– Потому что любовь – это ужасно. Это как свет. Вот он везде, красивый, цветной. Солнце появляется и начинает греть. И когда этот свет для всех, то всем хорошо и тепло. А сконцентрируй его на ком‑то одном, как линза или лазер. Знаешь, что получится?

– Когерентный пучок света, – не задумываясь, ответила она.

– Ну да… ты же начиталась умных книжек, – проговорил он со вздохом. – Так вот, лазер или линза способны прожечь тебя насквозь. На месте сердца останется обугленная дыра. На всю жизнь.

– Откуда ты знаешь? Сам же говоришь, что не можешь любить.

Денис вздохнул:

– Видел. У меня друг… наставник… он мне как отец почти… давно уже живет с такой дырой вместо сердца. И никак залечить ее не может.

Катя задумчиво смотрела, как из‑за крыш появляется яркий луч солнца.

Слова Дениса звучали логично. Ей и самой недавно было ужасно больно и меньше всего она готова была испытать это снова. Только вот верить ему совсем не хотелось.

* * *

Пока они шли от кафе к мотоциклам, Алиса неожиданно заявила:

– Вот за что люблю мелкие провинциальные городки, так это за их отсталость. Где еще на улице встретишь такое сокровище?

Она указала на старый таксофон на столбе.

– Подождешь минут пять? – спросила она, доставая монетку.

Алексей пожал плечами. Разве у него был выбор?

Девушка подошла к таксофону и набрала единственный номер, который помнила наизусть.

Она представила, как на той стороне, в гостиной коттеджа, затрезвонил старинный аппарат из красного дерева, инкрустированного золотом. Неожиданно трубку поднял секретарь матери Никита.

– Это Алиса. Позовите маму, – быстро проговорила она.

– Жанна Аркадьевна сейчас занята, – важно ответил рыжий наглец.

Алиса закипела. Мало того, что этот подхалим все время пытается фамильярничать, так теперь еще и смеет выпендриваться? Подхватил синдром вахтера и решил, что вправе ее ограничивать? Конечно, мать много раз напоминала ей, что орать на прислугу ни в коем случае нельзя, потому что таким образом опускаешься на их уровень, и даже при крайнем раздражении говорить надо спокойно, жестко и отчетливо. Но на этот раз Алиса не сдержалась.

– Ты вообще охренел?! Значит, так. Бежишь к ней и говоришь, что я звоню. Одна нога здесь, другая уже в стремительном прыжке по направлению к моей матери, потому что иначе я вернусь, выдерну тебе эти конечности, разверну их и затолкаю обратно в жопу. Ты меня понял?

Алексей, стоявший поодаль, посмотрел на нее с уважением. Видимо, она слишком громко говорила.

На том конце ничего не ответили, но трубка стукнулась о стол. Спустя несколько минут Алиса услышала приближающийся перестук каблуков. Только ее мама имела странную причуду носить их даже дома.