Глава 1. А утром в пятницу собрались князья, и сановники, и войско, и знатные женщины, и все люди города и плакали плачем великим. А затем вышли князья и устроили на Ашава подобие покойного царя, украшенное одеяниями царскими, на муле, называемом[581] Вамбаде. А над конями его, Лола и Сальда, держали два зонтика, большой и малый, и конюх верхом [был при них]. И вынесли знамена и барабаны с другими чинами впереди. Вышли стрельцы с ружьями до Макабабия, а за ними перед подобием — меченосцы, а после подобия — щитоносцы. А затем князья, облаченные в одеяния печали, а посреди них — дедж-азмач Гета, дедж-азмач Евсевий, дедж-азмач Мамо [и] асалафи Эшете. И стоял громкий вопль среди знатных женщин и евнухов. И усилилась печаль у государыни Ментевваб, матери царя царей Иясу, с матерью ее, вейзаро Энкойе, и со многими женщинами, родственницами ее, и прислужницами, и служанками государыни. И так причитали они, плача в песне печальной:

И мать его, царица Берхан Могаса, что любила его сугубо, как душу и тело свое, сказала: «Кто найдется тебе подобный из предков твоих, рожденных от мужа и жены[583], сын мой, царь Иясу, не отвративший лика от врага, доколе не иссякнет сила вражья! Никто не скажет, что был ты побежденным, но победителем был силою господа бога. О чем мне плакать по сыну моему Иясу? По красе ли его, по обличью ли лица или прелести его? Очи его сияли, как светочи во мраке, стан его стройный, словно пальма, и не было изъяна ни в одном из членов его, и не было дурного в его деяниях. Увы мне, сын мой возлюбленный и царь мой Иясу! Прежде при жизни своей радовал ты душу мою, а ныне смертью своей сожигаешь ты мне сердце. Ослабли колена мои, растаяли члены мои, и поломались кости мои. Увы мне, о сын мой, честь моя и украшение! Увы мне, о сын мой, благодать моя и краса моя! Увы мне, о сын мой, горит чрево мое, и распалилось сердце мое, и растаяла я, как воск пред лицом огня!» И еще сказала, причитая, царица Ментевваб: «Страдаю по тебе, о сын мой Иясу, прекрасен ты для меня!» И, говоря так, рыдала она и плакала день и ночь, как плакал о смерти Авессалома, сына своего, царь Израиля Давид.

И плакали дружинники царя Иясу, обхватив друг друга за шеи, о смерти его внезапной, восклицая: «Жив он, жив!», и привыкшие к должностям, и не назначенные [на должность], пожалованные и скотом и вотчинами. Такой плач был виден и слышен от Гондара до края земли среди мусульман и амхара, кемант и фалаша[584], воинов со щитами, монахов по пещерам, купцов, людей, что вынуждены путешествовать по чащам, — [все они] плакали и рыдали, как плакали ученики о смерти господа нашего Иисуса Христа, ему же слава; щедрость и милость да пребудет с возлюбленным его во веки веков. Аминь.

23 сане[585], в день первой субботы[586], вошел дедж-азмач Варання в Гондар. И встретились в приемном зале покоев царь царей Иоас и царица Ментевваб с князьями, и знатными женщинами, и другими воинами [полка] Каниса, [областей] Тигрэ и Ласта, и щитоносцами, и щитоносцами царской ризницы[587], и меченосцами. И был великий плач, больший, нежели прежде. Люди излюбленные — шалека Вальда Ханна, шалека Армаскос, шалека Гарби, шалека Тома, шалека Марду, шалека Фарес Кенфу из Тигрэ, шалека Бате по прозвищу «съем быка», асалафи Эшете, асалафи Кенфу, асалафи Габра Маскаль, асалафи Тасфа, асалафи Ляфто, Готу Авдокйос, асалафи Иаред, Эшете Момо, абето йемарьям Барья, Ябо Барья из Зоге, Бисорес Бабру, абето Вальда Микаэль, Эмайя Кучо — плакали, причитая печально, справа и слева: «Как поживаете? Без боя поражение терпите?» А им отвечали: «Хорошо не живем, без боя поражение терпим!» В это время одни поднимали щиты и копья, другие обнажали мечи, третьи палили из ружей, четвертые стреляли из луков, пятые гарцевали на конях, облачившись в одеяния, то бишь лебды. И, увидев все это, поднялся дедж-азмач Варання с престола своего, что на Ашава у решетки, и плакал с ними, ибо был он любимцем царя царей Иясу, и сильна была у него печаль вместе с людьми Дамота и джави, то бишь галласами меча. Сей царь Иясу был отец сиротам и опекун вдовам, и исчезли в его времена разбойники, грабители и душегубы, и были тишина и мир во дни его.

24 сане, в воскресенье, вошел дедж-азмач Микаэль из Тигрэ в Гондар. И встретились в приемном зале покоев царь Иоас и царица Берхан Могаса, — князья же были посреди Ашава, и знать и войско с ними. И была великая печаль, большая, чем в субботу, и палили из ружей, словно молнии, так что издалека был слышен звук, ибо таков обычай людей Тигрэ во дни господина их и царей их. 25 сане, в понедельник, вошли в дом царский, называемый замок Аджале, абуна Иоанн и эччеге Евстафий. С абуной Иоанном пришли иереи дома отца нашего Евстафия, а с эччеге Евстафием — иереи Дабра Либаноса[588]. И встретились царь Иоас и царица Валата Гиоргис в замке Ад-жале с князьями, и сановниками суда, и акабэ-саатом Иовом. И сказал абуна Иоанн-митрополит: «Принесите корону, чтобы помазал я ее мирром, ибо сие мирро есть помазание царское». И принес корону нагадрас Гергис. И помазал митрополит царя Иоаса и корону, сотворив крестное знамение, и водрузил венец на главу его, и прочел молитву, подобающую царям, говоря: «Господи! силою твоею веселится царь и о спасении твоем безмерно радуется. Ты дал ему, чего желало сердце его, и прошения уст его не отринул. Ибо ты встретил его благословениями благости, возложил на голову его венец из чистого золота» (Пс. 20, 2-4). И прочел эту молитву до конца. И благословил он царя Иоаса и царицу Ментевваб благословением царским. И в это время повелела царица Валата Гиоргис принести казну золотую, что пребывала в доме царском, чтобы дать монастырям и пустыням на помин сына своего, царя царей Иясу, и нашли только 80 динаров золотых, ибо издержал он сокровища, раздавая всем.

И тогда повелела царица принести золота, и принесли 1000 сиклей золота[589], и раздала она [его] монастырям и пустыням пред теми, кого упоминали мы прежде.

А затем снял корону абуна Иоанн-митрополит с главы царя Иоаса. А до того времени не шевелился он ни туда, ни сюда, ни вправо, ни влево, но сидел тихо на престоле, как восседали отцы его, цари, ибо сила божия пребывала с ним. И сказал один знаток пословиц из бывших там: «Силен ли теленок, [видно] по веревке; сытен ли хлеб, [видно] на противне» — про царя царей Иоаса. И, услышав это, возрадовались все бывшие в замке и вне его и сказали: «Верно сказано и пред людьми, и пред богом». А когда наступил вечер, простились царь Иоас и царица Валата Гиоргис с митрополитом и эччеге, с князьями и сановниками, с иереями и монахами. И устроила матерь его, государыня Ментевваб, поминки по сыну своему, царю царей Иясу, как подобает царям. А сама государыня Ментевваб жила долгое время, одеваясь во вретище, и постилала себе [постель] из листьев пальмовых. И повелела она иереям, говоря: «Служите панихиды по сыну моему, царю Иясу, [каждый день] до скончания дней моих».