Не спорю и не могу обойти молчанием, что слабонервным людям, живущим поблизости населенного лягушками пруда, в конце концов может надоесть слушать все один и тот же концерт каждую теплую летнюю ночь. Однако лично я не могу разделить этого недоброжелательства, так как принадлежу к тем людям, которые, слыша голоса этих воодушевленных ночных певцов, становятся веселее. Полагаю также, что со мной согласится по крайней мере каждый, кто провел свою молодость на лоне природы.

Наша прудовая лягушка (Rana lessonae) — типичный представитель настоящих лягушек. Не включая задних ног, равных 10–11 см, западноевропейская прудовая лягушка достигает длины 6–8 см, а при более обильном питании, как личиночном, так и в превращенном состоянии, даже несколько превышает эту длину. По красивому зеленому фону верхней части разбросаны черные пятна и идут три желтых продольных полосы — одна по хребту и по одной на боках тела; иногда на боках головы тянутся две черные полоски. Нижняя часть тела белая или желтоватая; задние части щек имеют мраморный рисунок черного цвета с желтым. Наиболее свежая окраска бывает после поры метания икры, позднее же становится то темнее, то бледнее, играя более или менее бурыми или серыми тонами; из этих цветов то один, то другой становится преобладающим, а продольные полоски могут быть выражены более или менее ярко. Большие глаза имеют ярко-желтый зрачок и глядят умно. Более крупная разновидность, озерная лягушка (Rana ridibunda), имеет длину тела 10–11, а задних ног 14–16 см; ее задние части щек оливкового или зеленовато-белого цвета с темным оливковым мраморным рисунком. Кроме маленького, мало выступающего ступневого выроста важным отличительным признаком этой разновидности является более удлиненная голень.

Родиной прудовой лягушки является не только Европа, но северо-западная Африка и добрая половина западной Азии. Там она встречается в трех более или менее связанных между собой переходами разновидностях, описание которых завело бы нас слишком далеко. В Китае и Японии живет очень резко отличающаяся разновидность прудовой лягушки (Rana nigromaculata), особенно характеризующаяся очень крупным ступневым выростом, узкими прерывистыми складками кожи вдоль спины и необыкновенно красивой и блестящей окраской. В Германии же наряду с переходными формами к итальянской разновидности (lessonae) с бурой окраской спины водятся только обыкновенные настоящие прудовые и озерные лягушки. В то время как первые из них живут в Германии повсюду, где только нет недостатка в воде, озерная лягушка до сих пор встречалась только в низменностях и в обширных речных долинах, так, она была найдена в озерной системе Шире у Берлина, в провинции и в королевстве Саксонии, например у Дрездена, причем здесь находили экземпляры длиной 17 см и весом 1¹/₄ фунта, в Ольденбурге, Ганновере и Липпе-Шаумбурге, на Майне у Швейнфурта, вблизи Крейцнаха, у Мюнстера в Вестфалии и в некоторых местностях по нижнему Рейну. В Австро-Венгрии, в Польше и далее на восток она является преобладающей формой, и озерные лягушки, живущие у Праги и на Дунае в южной Венгрии, часто очень больших размеров. Около Мантуи, по Лейдигу, они также бывают исполинской величины. В Греции, Малой Азии, Сирии, на Кавказе и в прикаспийских областях они являются единственными представителями зеленых лягушек^[378].

Любимым местожительством ее служат маленькие, окруженные кустарником озерки, по поверхности которых разбросаны листья водяных лилий, и канавы, удерживающие в себе воду по крайней мере в течение большей части года; к этим местам обитания прудовой лягушки нужно прибавить болота, топи и трясины, на юге же они живут на рисовых полях, которые долго остаются под водой и, подобно вышеупомянутым озеркам, постоянно кишат добычей для наших лягушек. Любительницы теплоты, они стараются пользоваться каждым лучом солнца, почему днем обыкновенно располагаются на поверхности воды, лежа на месте, широко распластав свои огромные задние ноги и высунув над водой голову, или, что для них удобнее, садятся на широкий лист водяного растения, на плывущий кусок дерева, на высунувшийся из воды камень, или кусок прибрежной скалы, или вообще на какое-либо подобное местечко и с удовольствием и наслаждением предаются приятному ощущению теплоты^[379]. Если их ничто не беспокоит, они половину дня остаются в одном и том же положении, совершенно не двигаясь; будучи чем-либо обеспокоена или привлечена летящей мимо добычей, прудовая лягушка прыгает сильным и широким скачком в воду, мощно гребя своими лапами, плывет между поверхностью воды и дном, желая скрыться, направляется по слегка изогнутой линии вниз и наконец зарывается в ил. Этим объясняется приводимая Геснером нижнегерманская поговорка: «Лягушка прыгает обратно в ил, даже если сидит на золотом стуле».

При этом, как наблюдал Брухин, с ней может даже случиться неприятный инцидент: передними ногами она может попасть в раскрытую раковину какого-нибудь моллюска, что имеет для лягушки весьма неприятное последствие, так как при всяком подобном беспокойстве чрезвычайно чувствительный моллюск тотчас же захлопывает свою раковину, ущемляя и обрекая на мучения достойное сожаления животное, лишенное возможности сопротивляться. Вообще же мягкий ил является для лягушек самым безопасным и превосходным убежищем от всякого нарушившего их покой и испугавшего их врага, так как они совершенно исчезают из глаз последнего. Однако они никогда не остаются в гостеприимной глубине долее, чем то им кажется необходимым, так как после краткого пребывания они уже вновь поднимаются, медленно гребя, всплывают наверх, высовывают голову из воды, вращают во все стороны своими светлыми глазенками и делают попытку вновь занять свое место. Приближается ли вечер, или наступает после прошедшего дождя прохлада, — все население одного озерка собирается вместе, охотнее всего неподалеку от берега, между растениями, и начинает один из своих вышеупомянутых концертов. Так ведут они себя с середины апреля и до середины, самое большее — до конца октября; это время в наших краях является той порой, которая принуждает их искать убежища на зиму на дне вод — в илу или в каком-либо углублении. Уже в южной Европе прудовые лягушки появляются раньше, исчезают позже, в северной же Африке, там, где воды не высыхают, они не залегают в зимнюю спячку, но из года в год ведут почти один и тот же образ жизни с той разницей, что в пору спаривания квакают оживленнее и настойчивее, чем в другое время.

Прудовая лягушка есть создание довольно одаренное, движения ее исполнены силы и ловкости, поведение некоторым образом свидетельствует о присутствии сознания. Подобно большинству родственных ей форм, по земле она движется только прыгая, при этом, однако, бывает в состоянии делать очень большие скачки и направлять их необыкновенно точно. В воде она плавает с помощью одних только плавательных ног, в особенности если она движется на глубине, так как на поверхности она гребет лапами, постольку поскольку ей это необходимо. Однако с помощью сильного толчка своих плавательных ног она может даже выпрыгнуть из воды на известную высоту ради поимки жужжащего над ее головой насекомого или для того, чтобы занять вышележащее место для отдыха. Чувства ее находятся на высокой степени развития. Зрение имеет довольно значительный кругозор, как то можно уже заключить по хорошо развитым глазам; но и близлежащие предметы лягушка видит хорошо. Об ее слухе настолько ясно свидетельствуют ее вечерние концерты, что в развитости его не может быть никакого сомнения. Обоняние тоже неплохое, и только относительно осязания и вкуса могут существовать различные мнения, так как трудно их проследить. В понятливости ее убеждаются скоро, стоит только подольше понаблюдать, как прудовая лягушка в своем поведении сообразуется с обстоятельствами. Там, где ее никто не беспокоит, она, в конце концов, становится такой доверчивой, что подпускает к себе человека даже на шаг и только после этого уже ускакивает крупными прыжками. Напротив, там, где ее преследуют, она уже издали обращается в бегство и даже тогда, когда лежит где-нибудь на средине маленького озерка, ныряет вниз, если на берегу покажется хорошо известный ей враг^[380]. Старые лягушки всегда осторожнее молодых, даже являются, подобно известным нам уже млекопитающим и птицам, предупредительными стражами для молодых, у которых хватает сообразительности догадаться, что самое лучшее для них — это делать то, что делают их старшие собратья. Точно так же они остерегаются животных, могущих быть для них опасными; на озерках, регулярно посещаемых аистом, живущие там лягушки при появлении птицы бросаются в бегство так же поспешно, как и при появлении человека. Свою добычу они нередко промышляют с известной хитростью; подобно хищным животным, они подкарауливают ее, тихо плывут к ней под водой и быстро бросаются, умеют также найтись, если им бывает трудно справиться с пойманной добычей. Так, Науман и Грэфе наблюдали, как одна большая прудовая лягушка, желавшая проглотить маленького лягушонка травяной лягушки, выказала настоящую сообразительность. Она схватила своего маленького сородича сзади, и сопротивление последнего было настолько значительно, что из полуоткрытой пасти хищника, несмотря на все глотательные движения, то и дело высовывалась голова жертвы. Наша прудовая лягушка поразмыслила и пришла к известному решению: повторив несколько раз один и тот же скачок по направлению к дереву, она тем самым ударяла о него свою жертву, оглушала ее и в то же время старалась проглотить. В неволе прудовая лягушка вначале ведет себя очень беспокойно, бурчит, ворчит и безумно прыгает вокруг, но приучается постепенно, в особенности если ее держать вне воды, узнавать своего хозяина и отдавать должную честь мучным червякам. Мало-помалу она проявляет известную привязанность к своему владельцу, берет от него предлагаемую ей пищу, позволяет себя брать и носить на руке, не соскакивая с нее, и, наконец, привыкает даже хватать вместо живой добычи бросаемые кусочки подходящего корма. Гредлер, кормивший пойманных лягушек облатками и кусочками мяса, полагает, что вначале внимание его питомицы на съедобность неподвижных кусочков была вызвана завистью, и, по моему мнению, прекрасно подтверждает этот взгляд тем интересным наблюдением, что и мертвые мухи, часто подолгу лежавшие на поверхности воды, вылавливались лягушками только тогда, когда к ним направлялись другие лягушки. Тот же недостаток несомненно доказывали и те решительные преследования и кусания, которыми иногда награждали друг друга соперники, прежде чем схватить добычу. Что у прудовой лягушки наряду с веселостью и бодростью, наряду с любопытством, пугливостью и прожорливостью ни одно качество не выражено так характерно, как зависть — эта непременная принадлежность и следствие общественной жизни, — установлено наблюдениями Гредлера^[381].