Объединение, соответствующее тенденции этой «политической мечты», действительно было создано в прусском Кёнигсберге в 1808 г. Тугендбунд [Союз добродетели], или «нравственно-научное общество», организованный кёнигсбергскими масонами, должен был, по функциональному определению одного из своих основателей, с помощью «внутренней силы» осуществить то, чего не смогло добиться «внешнее могущество»[678]. В программе Тугендбунда соединились цели просветительско-гуманистические, социально-реформаторские и национально-освободительные (антифранцузские). Поэтому он стал образцом для различных организаций и приобрел во всей Европе легендарную известность[679]. Ведь с основанием Тугендбунда на практике осуществился переход от неполитического, масонско-просветительского космополитизма к гражданской позиции, предполагающей сознание ответственности. Кёнигсбергский профессор Леман в речи, произнесенной при основании союза, сформулировал это так: «Как масонам нам полагалось только скорбеть о нашей стране, и ничего больше предпринять мы не имели права; но мы еще и граждане государства, я думаю — мы создаем союз независимо от масонства»[680].
Из-за такой концепции, учитывающей потребность в гражданской самостоятельности, Тугендбунд взяли за образец как русские декабристы, так и основанное в 1819 г. польское «Национальное масонство». Благодаря своей славе он оказал стимулирующее воздействие даже на неаполитанских карбонариев[681]. В Тугендбунде, который прусский король лишь неохотно разрешил в июне 1808 г., французские дипломаты тут же заподозрили «ассоциацию типа иллюминатской»[682], и по их настоянию уже в 1809 г. он был вновь распущен.
Само собой разумеется, несмотря на заверения в лояльности королю и религии, Тугендбунд вызвал чрезвычайные подозрения и У прусских консерваторов, тем более что барон фон Штайн подумывал использовать его нетрадиционным способом[683]. Так, например, граф Хацфельд, который считался противником реформ и «другом французов» и пользовался доверием Фридриха Вильгельма III, в памятной записке от 6 января 1812 г. клеймил бывших членов Тугендбунда как приверженцев «фанатической секты друзей добродетели» и «немецких якобинцев»[684].
Освободительные войны, начавшиеся в результате провала наполеоновского русского похода, вскоре побудили и людей, в принципе настроенных консервативно, апеллировать непосредственно к народу, что в высшей степени беспокоило сторонников Старого порядка. Например, барон фон Штайн, который тогда в России пытался сформировать «немецкий легион», вынужден был защищаться от обвинений герцога Петера Ольденбургского в том, что «Призыв к немцам» имеет революционный характер[685]. Примечательно, что подозрение в иллюминатстве — которым, кстати, объясняется и падение русского статс-секретаря Сперанского в том же году![686] — Штайн в письме к императору Александру от И июля 1812 г. отводил от себя следующим образом: «Что касается меня, из всех масонских организаций иллюминаты представляются мне изрядно скверным обществом с сомнительной моралью, их интриги принесли вред, хотя Баррюэль для меня не Евангелие»[687].
Подозрения в иллюминатстве особенно активно выдвигал в России сардинский посланник в Санкт-Петербурге Жозеф де Местр, и они там упали на благодатную почву[688]. Де Местр, который до 1789 г. был «мартинистом» теософской направленности и после выхода «Памятных записок» Баррюэля осыпал тезис о заговоре насмешками и даже опубликовал «Опровержение» этого тезиса[689], уже через несколько лет сам обратился в «баррюэлизм»[690].
В памятной записке, поданной русскому императору Александру в 1810 г., он настоятельно рекомендовал тому читать Баррюэля и заклинал остерегаться приверженцев Адама Вейсгаупта, вступивших в «альянс» с якобинцами, янсенистами, евреями и вообще со всеми «сектами»[691]. К указанию на влияния такого рода сводится и содержание анонимного франкоязычного русского памфлета «Размышления русского патриота об удивительно быстром распространении подрывной системы французского правительства»[692], появившегося в 1812 г. Его суть выражает фраза: «Иллюминаты хотят беспорядка, делают всё, чтобы всё дезорганизовать»[693].
Ортодоксально-консервативные взгляды, представленные герцогом Ольденбургским, во время великих решительных сражений не могли иметь успеха, и такие взгляды приносили в жертву потребностям практической политики. Призыв «К немцам» (An die Teutschen), предоставлявший на усмотрение «государям и народам Германии» план политического переустройства их страны[694], был обнародован русским главнокомандующим 25 марта 1813 г. как «Калишское воззвание». В том же году были основаны «Немецкие общества», которые ставили себе целью объединить и реформировать Германию под руководством Пруссии и пользовались покровительством таких прусских реформаторов, как Гнейзенау и Грунер[695].
На концепцию этих обществ, где «находить прием должен был любой незапятнанный немец — от крестьянина и до князя»[696], как и на концепцию Тугендбунда, повлияли среди прочего и масонские представления и контакты, характерным образом переиначенные и приспособленные для достижения национально-политических целей. Так, Кристиан Готфрид Кёрнер, статский советник из Дрездена, занимающий также должность досточтимого мастера местной ложи, 16 декабря 1813 г. писал Эрнсту Морицу Арндту: «Ложа может стать питомником для нашего союза»[697]. При этом он исходил из соображения, сыгравшего решающую роль и для тех итальянцев и поляков[698], которые пытались поставить институт масонства на службу национально-политическим целям: «Раздробленная нация найдет в масонстве узы единения и научится радоваться общему отечеству»[699].
Освободительные войны вызвали сильное политическое возбуждение: пробудились как апокалиптические страхи, так и векоые чаяния национально-политического характера. С. С. Уваров, позже русский министр народного просвещения и президент Академии наук, в ноябре 1813 г. в письме барону фон Штайну так описывает атмосферу в консервативном лагере, отчасти осмыслявшем события в конспирологической системе категорий: «Не подумайте, чтобы в моих словах было какое-нибудь преувеличение... Состояние умов в настоящую минуту таково, что смешение понятий достигло последней крайности... У всех на языке слова: религия в опасности, нарушение нравственности, приверженец иноземных идей, иллюминат, философ, франкмасон, фанатик и т. д. Словом, совершенное безумие»[700].
Приверженцы Старого порядка, понятное дело, пытались реставрировать «здоровый» дореволюционный мир и окончательно расквитаться с «духом» иллюминатов, который «воссел на трон Франции» и «воплотился в теле одного человека, называемого Наполеоном»[701]. Так, бывший кёльнский надворный советник и профессор государственного, сельского и лесного хозяйства Иоганн Якоб Трунк[702] в сентябре 1814 г. опубликовал сочинение под заголовком: «Что еще надо подробнее определить и навсегда ввести на высоком конгрессе европейских государей в Вене или где-либо еще? В правовом и политическом отношении». В этом памфлете, в основе которого лежит тезис о заговоре, Трунк возлагает на иллюминатов вину еще и за гражданскую войну, как раз тогда начавшуюся в Китае: ведь она якобы возникла «в том числе и по вине секты, приверженцы которой называются иллюминатами и приехали туда из Европы»[703]. Трунк допускал, что даже Наполеон в последние годы правления принял «серьезные меры»[704] против секты иллюминатов, что для автора памфлета было лишним основанием энергично требовать «чистки»: удаления масонов, иллюминатов и якобинцев «из общественных служб и с почетных должностей»[705].
