Врата Рая открыты для меня;
врата Земные открыты для меня.
Мертвые, лежащие здесь, знают тайное слово,
по которому они пройдут в тот день и смогут
находиться среди живущих на Земле.
Они все приносят и приносят лопаты и ломы, чтобы взломать эту дверь и разгадать тайну склепа. Они возбуждены, они всегда испуганы, но ими движет сила всепоглощающей алчности. В углу двери проделано отверстие, и пустой мертвый воздух, распаленный сотнями тысяч солнц, извергается, подобно дыханию подземного мира из тьмы.
За ними следят глаза; это наблюдатели из ночи, которые приближаются все ближе и ближе под луной пустыни.
Предательство приносит смерть. Таков мир фараона.
Если только вырвутся наружу обуревающие жрецов легкомыслие и беспутство, если только луч солнца, всего лишь тоненький лучик солнца, который проникнет сквозь крошечное отверстие, проделанное в двери, коснется «ка» [9] любого из этих людей, то тогда смотреть будет уже не на кого. Дует горячий ветер. Пройдет день, неделя, месяц, и отрытая людьми дверь будет вновь занесена песком, а проделанная в двери щель исчезнет. И снова наступит тьма.
После того как Энди ушел, Анна несколько минут стояла без движения. Потом она подошла к двери и повернула ключ в замке. Был ли он пьян? В этом она не была уверена. Без всякого сомнения, его поведение мелодраматично, и он все больше и больше начинал ее раздражать. С другой стороны, может, он и прав в отношении Тоби? Она подошла к столу, вынула из ящика дневник, крепко прижала его к груди и так и осталась стоять в глубокой задумчивости.
Тоби был привлекательным мужчиной, с ним приятно находиться вместе. Ее первоначальное неприязненное отношение к нему и негодование сменились заинтригованностъю и терпимостью, а затем даже переросли в чувство искренней дружбы. Не более того. Однако его скрытность и резкие манеры приводили ее к мысли о том, что фактически она его совершенно не знает, не имеет представления о том, какое образование он получил, и ей известно только то, что он – талантливый художник. Она нахмурилась. Она злилась на Тоби, и это была защитная реакция; ей было неприятно вспоминать, что, когда они впервые встретились, она до невероятной степени обиделась на какое-то его совершенно невинное замечание. Но из этого факта не следует, что его надо бояться, во всяком случае больше, чем она боится Энди. Это просто смешно.
Усевшись, Анна положила дневник на колени и раскрыла его. Насколько она могла понять, для Тоби этот дневник был ключом к творческой душе Луизы. Его интересовало само содержание дневника, рисунки, имеющиеся в нем, откровения Луизы, касающиеся ее отношения к Египту. Для Энди же дневник был всего лишь ценным артефактом. Имя Луизы Шелли для него ровным счетом ничего не значило, за исключением ценности, которую можно определить в денежном выражении. Все еще взволнованная и расстроенная, она взглянула на страницу дневника, заполненную рукописным текстом. Для Анны дневник был окном в другой мир. Причем в настоящий момент этот мир казался ей бесконечно соблазнительным и немного пугающим. Было гораздо приятнее рассматривать дневник, чем беспокоиться об этих двух мужчинах и их все более и более непредсказуемом поведении. Анна решила выбросить их из головы и стала готовиться ко сну.
Было очень рано. В предрассветных лучах солнца над Нилом неподвижно висели прозрачные облака. Луиза, укутавшись в шерстяную шаль, поднялась на палубу и подошла к корме парохода. Ей было видно, как несколько членов команды тщательно драят швабрами палубу и они так заняты своей работой, что, казалось, совершенно не замечают ее.
– Госпожа Луиза? – Хассан появился буквально через несколько мгновений. Он стоял босиком на прохладной деревянной обшивке палубы, и она не услышала, как он подошел.
Она обернулась к нему и улыбнулась. При звуке его голоса у нее екнуло сердце. За ними низко над водой парили две белые цапли, устремляясь вниз по течению реки. На стоящей неподалеку лодке-дахабее команда матросов готовилась поднять паруса. В свете раннего утра их яркая одежда выглядела особенно колоритно. Скоро взойдет солнце и с севера подует свежий ветер.
– Как вы себя чувствуете? Вам не страшно после того, что случилось вчера? – Голос Хассана был мрачен.
Она покачала головой.
– Я надеюсь, команда не очень огорчилась, что ее обыскали. Это не я придумала. Я знаю, что ни один человек на пароходе не взял бы этот мой флакон для благовоний. Особенно ты!
Он криво улыбнулся.
– Сэр Джон этого не знает. Среди матросов были недовольные, но я все уладил, не беспокойтесь. – На мгновение он остановил на ней свой взгляд. – Матросы говорят, что не было никаких речных пиратов. И не могло быть.
– Да, не могло. – Она отвернулась от него. – Как ты уже знаешь, флакон для благовоний благополучно нашелся. Он был в моей каюте, и я подозреваю, что он там все время и находился.
– А что это был за человек? – Хассан говорил так тихо, что она едва могла его слышать.
– Это был призрак. Моя рука прошла сквозь него.
Луиза посмотрела на Хассана и увидела, как он побледнел.
– Да будет Господь милостив к вам! – Он судорожно сглотнул. – Это был джинн?
– Жрец Древнего Египта. Это значит, что все, что мы прочли в тех бумагах, – правда. Ты подарил мне древнюю вещицу, которую, как оказалось, охраняет служитель одного из древних богов вашей страны. – Она бросила взгляд на реку. Туман рассеялся, и в некоторых местах вода стала голубой. – Что же мне делать, Хассан? Оставить этот флакон у себя? Отдать его лорду Кастэрсу, как он того хочет, или выбросить его в реку, чтобы Себек, бог-крокодил, смог вновь утащить его во тьму?
– Пусть будет так, как того пожелает Господь, госпожа Луиза. Inshallah!
– Но что конкретно будет в воле Божьей, Хассан? – Она, чувствуя озноб, покрепче укуталась в шаль.
Он только пожал плечами, и это было ответом на ее вопрос. Он просто не захотел отвечать и сменил тему разговора.
– Не желаете ли вы поехать сегодня на остров Филе? Вы смогли бы посмотреть на храм Исиды, который стоит у истоков катаракт?[10]