Прошло триста лет. В озаренной лунным светом пустыне скалы кажутся серебряными, а тени бархатно-черные. Трое людей, пробирающихся к расщелине в скале, сами похожи на тени. Их ноги в сандалиях ступают беззвучно; тем более неожиданным кажется звон металла о камень, когда кирка начинает свою работу.

Трое работают молча, быстро, уверенные в том, что наконец нашли место, которое искали так долго. Они при свете дня находили знаки, намечали ориентиры. Но само дело – ограбление гробницы – должно быть сделано быстро и втайне, иначе люди фараона заметят их и подвергнут каре, к которой вот уже тысячу лет приговаривают осквернителей гробниц.

Звон металла, ударяющегося о камень, становится иным. Трое замирают и, затаив дыхание, прислушиваются. Потом осторожно подходят ближе и начинают ощупывать скалу, чтобы нашарить доселе скрытый под слоем алебастра край дверного проема. Много, много лет назад, как гласит легенда, другой фараон повелел заложить камнем и запечатать вход в гробницу после убийства верховного жреца…

Предоставив Форрестерам развлекать пассажиров другой дахабеи, причалившей рядом в первый же день их стоянки в Асуане, Луиза сослалась на головную боль, вызванную сильной жарой, и убедила их – надо сказать, без особого труда, – что лучше всего для нее будет отправиться с Хассаном на северную оконечность острова Элефантина, низкую и покрытую зеленью.

Хассан вытащил небольшую лодку на узкую песчаную полосу пляжа и помог Луизе выйти. Она с восхищением оглядывала деревья и цветы – гибискусы, бугенвиллеи, мимозы, акации. После камня и песка, которые ей приходилось видеть на протяжении последних дней, это место казалось ей настоящим раем.

Без малейшего смущения она взяла из рук Хассана сумку, в которой лежали легкое свободное зеленое платье и сандалии местного производства, и исчезла за кустами. Эта церемония уже стала привычной обоим. Надежно укрывшись от посторонних взоров, Луиза снимала платье, нижние юбки, чулки, корсет, даже панталоны, несколько мгновений ощущая всем своим разгоряченным телом чудесное прикосновение солнечного света и легкого ветерка, потом через голову надевала невесомое, свободное платье и возвращалась к Хассану, который к тому времени уже успевал расстелить ковер, достать ее рисовальные принадлежности и корзины с едой и питьем.

Сегодня она ожидала момента своего преображения с еще большим нетерпением, чем обычно. На острове было тихо; эту тишину нарушали только крики птиц, невидимых в пышных кронах деревьев, и легкое поплескивание воды о берег. По словам Хассана, дальше на север располагались нубийские деревни, но здесь, несмотря на часто шныряющие мимо гребные и парусные суда, было совершенно спокойно.

И действительно, кругом не было ни души. Солнце поднималось все выше. Выпрямившись во весь рост, Луиза из-за кустов могла видеть реку и даже казавшийся отсюда совсем крохотным «Ибис», стоящий на якоре рядом с другими судами. Солнце, пробиваясь сквозь листья, ласкало ее обнаженные плечи. Она улыбнулась, обеими руками подняв с шеи горячий тяжелый узел волос. Это было поистине райское наслаждение – ощущать, что корсет больше не стягивает грудь, что бедра щекочет легкое прикосновение листьев.

– Госпожа Луиза, сюда идут люди. – Голос Хассана прозвучал совсем рядом, с другой стороны куста, и в нем была тревога.

Ахнув в ужасе, она схватила платье, торопливо натянула его и пригладила волосы, потом быстро сложила свои разбросанные вещи и выскочила из-за кустов, задыхаясь от волнения.

– Сюда. Пожалуйста, скорее! – Хассан взял у нее вещи и сунул ей в руку карандаш. Наклонившись, он вытащил что-то из корзины. – Прошу вас, госпожа Луиза, вуаль для ваших волос. – Лишь мгновение поколебавшись, он развернул шелковую ткань и, надев ее на голову Луизе, перебросил один конец через плечо.

К тому моменту, когда на тропе появилось с полдюжины людей, громко разговаривавших между собой, Хассан вновь превратился в почтительного слугу, распаковывающего на краю ковра корзину с едой, а Луиза, хотя и несколько необычно одетая, была надлежаще укрыта с головы до ног. В последний момент, когда они приближались, она вдруг сообразила, что на ней нет ботинок, и поспешно спрятала босые ноги под юбку. Вряд ли пришельцы успели что-нибудь заметить.

Они оказались англичанами из Хэмпшира, и это был их последний день в Асуане перед долгим плаванием назад, в Александрию. На какой-то ужасный момент Луизе показалось, что они собираются остаться посидеть с ней, поболтать, однако после короткой остановки, обмена приветствиями, вежливого беглого взгляда на альбом, который Хассан с завидным присутствием духа раскрыл перед гостями, чтобы показать акварели, сделанные на прошлой неделе, они отбыли, и их голоса быстро затихли в отдалении.

Луиза уронила карандаш и запрокинула голову. Черная вуаль соскользнула с ее волос.

– Если бы ты не предупредил меня, они застали бы меня совсем голой!

Хассан опустил глаза.

– Я уверен, что вы были скромны и осторожны, госпожа Луиза.

– Все равно, – улыбнулась она. – Я не слышала, как они подходили. – Она соскользнула со своего брезентового стульчика на ковер, и ее босые ноги снова высунулись из-под края юбки.

Их глаза встретились.

– Вы выглядите счастливой среди цветов.

– Я и правда счастлива. – Она откинулась на спину, оперевшись на локти, и устремила взгляд на деревья над их головами. – Здесь прекрасно, Хассан. Просто рай.

Там, вверху, летал удод. Его красивое розово-черное оперение ярко выделялось на фоне буйной зелени, веселый голосок так и звенел над водой.

– Удод – птица удачи. – Хассан прислонился к стволу акации. – Вы нарисуете для меня удода?

Выпрямившись, Луиза удивленно посмотрела на него.

– Ты действительно этого хочешь?

Он кивнул.

– Тогда, конечно, нарисую. – Их глаза снова встретились, и на этот раз Хассан не отвел свои. Луиза ощутила внутри трепет возбуждения и на мгновение почувствовала, что ей трудно дышать.