Мэриан поняла, что Гриффиту не удалось разогнать лошадей наемников, и хотя она старалась ехать как можно более короткой дорогой, у преследователей не было ребенка, из-за которого приходилось замедлять бег.

Она вновь пришпорила коня. Луна освещала дорогу, словно факелом, пока первые робкие лучи солнца окрасили небосвод золотом. Ветер свистел в ушах Мэриан, рвал темный шарф, туго обвязанный вокруг головы и прикрывающий медь волос.

– Они догоняют нас, миледи.

Далеко впереди послышался другой звук – еле слышный лай. Лай спаниелей.

– Собаки нас учуяли, – шепнула Мэриан.

Лошадь рванулась вперед, и Мэриан поняла, что успеет добраться до Уэнтхейвена раньше наемников. И если ворота будут открыты, они – в безопасности.

Если…

Это должно было радовать Мэриан, но она ничего не ощущала. Лайонел тревожно озирался, и она с ужасом увидела, что глаза малыша кажутся огромными на осунувшемся личике. Она не знала, что сделали с ним наемники, только ребенок больше не говорил. Не мог… или не хотел? А она так жаждала услышать всего лишь одно упрямое «нет»!

Мэриан стиснула сына, пытаясь укрыть его своим телом от любого зла, защитить от толчков.

Напрягая зрение, чтобы увидеть крепостные стены Уэнтхейвена, она наконец смогла разглядеть блеск воды. Впереди лежало озеро, окружавшее остров, на котором был выстроен замок. Вырвавшись на берег, она яростно пришпорила лошадь и понеслась к подвесному мостику, крича на ходу страже, чтобы те опустили его. Долан отстал, заставляя коня гарцевать, на случай если наемникам вздумается стрелять из лука: вряд ли они смогут попасть в галопирующее животное. Подвесной мостик медленно, величественно скользнул вниз и еще не успел коснуться земли, как Мэриан послала лошадь вперед. Стук копыт по доскам звучал как фанфары свободы. Вид отца, окруженного тявкающими спаниелями, казался истинным спасением. Едва ступив на твердую землю и поняв, что Долан держится сзади, Мэриан крикнула:

– Поднимите! Поднимите мост, за нами гонятся валлийцы! – Она натянула поводья, только оказавшись прямо перед Уэнтхейвеном. – Гледуин вместе со своими людьми преследует нас! Они одержимы жаждой золота!

– Гледуин? Как восхитительно!

Уэнтхейвен выглядел бодрым и настороженным, а новость, казалось, лишь возбудила в нем некоторый интерес. Граф небрежно бросил стражникам:

– Пусть мост остается опущенным.

– Слушай меня, Уэнтхейвен! Он похитил Лайонела!

– Он – мой человек. – Уэнтхейвен, щелкнув пальцами, подозвал наемников: – Быстрее, не стоит заставлять Гледуина ждать.

Вне себя от гнева и страха, Мэриан бросила:

– Он собирался взять выкуп за Лайонела.

– Гледуин выполнял мои приказы.

Он казался Мэриан таким спокойным, таким уверенным в себе. Чистый дублет, с рюшами у шеи и модными рукавами с разрезами, красиво оттенял глаза. Волосы подстрижены и расчесаны так тщательно, словно шерсть спаниеля. По правде говоря, он ничем не отличался от любого высокородного лондонского джентльмена, собирающегося развлечься вечером.

И тут Мэриан пошатнулась. Он не спал, хотя еще не рассвело. Бодрствовал. Поджидал дочь.

Ее предали. Предал единственный человек, которому она была в состоянии доверять. Предана собственным отцом.

Гриффит, тяжело дыша, столкнул с себя труп Харботтла и, застонав, поднялся. Как хорошо, что тело англичанина свалилось именно на него и прикрыло еще от одного выстрела, наверняка попавшего бы в цель! Правда, он настолько мастерски изобразил человека, свалившегося в расселину и пораженного насмерть стрелой из арбалета, что обманул даже наемников, убежденных в его гибели.

Гриффит, мрачно хмурясь, начал выбираться из оврага. Как он и ожидал, лошади на месте не оказалось. Значит, сегодня ему в Уэнтхейвен не попасть. Чувство безнадежности тяжким грузом легло на плечи, и он, невольно пошатнувшись, упал на одно колено, зарылся пальцами в грязь и воздел пригоршню земли к небесам:

– Господи, сохрани ее, пока мне не удастся добраться туда! Сохрани ее…

Гриффит осекся.

Если она все-таки останется в живых, он постарается, чтобы Мэриан прожила отпущенный ей судьбой срок. Сделает все возможное, даже если придется связать ее и тащить насильно в замок Пауэл. Конечно, замысел не очень красивый – заточение жены может вызвать грязные слухи. Но он своими ушами слышал, как ликовал Гледуин по поводу успеха своей миссии. И понял, насколько, в сущности, велик гений Уэнтхейвена. Но осознал также, что, если Уэнтхейвен осуществит свой план и поведет мятежников именем Лайонела, мальчик обречен. Генрих может посчитать милосердие, проявленное по отношению к Ламберту Симнелу, предыдущему претенденту, слабостью и, конечно, решит никогда больше не быть слабым. Он велит казнить Лайонела. Прикажет отрубить голову Уэнтхейвену. Вынесет смертный приговор Мэриан, возможно, Гриффиту и всем членам семейства Пауэл.

Ужасный конец, конец союзу с Мэриан, родным и близким, невинному младенцу. Только Гриффит может предотвратить несчастье – если сможет добраться до Уэнтхейвена вовремя.

Он снова вонзил пальцы в грязь, чувствуя, как скрипит под ногтями песок, совсем как в детстве, когда он совсем маленьким строил крепости из песка.

В воздухе повеяло чем-то знакомым. Гриффит поднял голову, неожиданно сосредоточившись, полный решимости.

Ферма, возможно? Вряд ли, в такой глуши, но…

Гриффит поднялся и последовал за слабым запахом конского пота, приведшим его по извилистой тропинке к поросшему свежей травой лугу, и тут он едва не рассмеялся от облегчения при виде беззаботно пасшейся лошади, явно принадлежавшей одному из убитых наемников, бежавшей в панике во время ночного боя и растерявшей седло и стремена, но Гриффит еще в детстве научился скакать на буйных и неукротимых диких валлийских пони. Если святой Давид послал ему лошадь, значит, Господь видит, он поскачет на ней.

И он поскакал, правда, после нескольких сокрушающих кости падений. Лошадь святого Давида оказалась достаточно резвой, и ее мнение о цели назначения явно не совпадало с мнением Гриффита, но упорная борьба лишь восстановила утерянную было уверенность Гриффита в себе, и вскоре он уже мчался по дороге в Уэнтхейвен, борясь одновременно с полуобезумевшим конем. Кроме того, Гриффит мучился мечтой о Мэриан, пытаясь придумать, как лучше ее осуществить. Как только он захватит ее и привезет в замок Пауэл, постепенно приучит ее любить домашнее хозяйство и заниматься им, будет дарить поцелуй за каждый сделанный ею стежок и ласку за каждый новый хозяйственный талант, который она проявит. Мэриан осознает простую радость быть женщиной и забудет о приключениях, схватках и опасностях.

Он, должно быть, бредит от усталости и боли.

Перед глазами встала картина: Мэриан, в мужском костюме, шьет и болтает со служанками о модных фасонах платьев.

Нет, он действительно бредит. Настолько впал в забытье, что кажется, будто слышит голос Генриха:

– Гриффит! Гриффит!

Гриффит уставился на приближающегося всадника, скакавшего впереди большого вооруженного отряда.

– Я так и думал, что это ты. Кровь Господня, Гриффит, что ты с собой наделал? Выглядишь, словно адское отродье!

Внимательно оглядев короля, Гриффит отметил, что на нем легкие доспехи. Более того, невинное выражение лица, добродушная улыбка, спокойный вид – все говорило о хорошем настроении монарха, все… если бы не пристально-настороженный взгляд. Неужели Генрих следил за ним? Неужели все-таки не доверяет? Но почему?

Ничем не выдавая своих мыслей, Гриффит подождал, пока Генрих не окажется рядом.

– Ты сейчас похож на моего повелителя, явившегося… спасти меня?

Генрих, подъехав ближе, критически рассматривал покрытого синяками, грязного с головы до ног рыцаря.

– Кажется, ты действительно нуждаешься в спасении.

– Не в спасении, но, возможно, в помощи. Я направляюсь в замок Уэнтхейвен.

– Вот как? Что ж, значит, нам по пути. Один из солдат Уэнтхейвена донес, что наемники графа замышляют недоброе, и я боюсь за мальчика.