– Конечно! И ты расскажешь мне о кречете!

То, что началось как конфуз и смущение, превратилось в приманку для его птицы, а она даже не поняла этого. Подводя Мэриан к рощице, Гриффит сказал:

– Конечно, большинство мужчин даже не пытаются пленить такую птицу. Боятся клюва и когтей, но завидуют владельцу такого чуда.

– Думаешь, другие мужчины будут завидовать тебе, имеющему такую жену, как я? – фыркнула Мэриан. – Их женщины могут шить, и готовить, и заботиться о семьях. И никогда не дерутся на шпагах, не путешествуют в одиночестве и не бросают вызов королю. Приехав домой, твои друзья скажут: «Бедный Гриффит. У него не будет ни минуты покоя с этой невыносимой леди Мэриан».

– Ты права. А по ночам будут притворяться, что сжимают в объятиях невыносимую леди Мэриан, а их унылые, скучные жены будут поражаться столь внезапной бурной страсти. – Гриффит снова обнял ее. – Но только я буду владеть настоящей леди Мэриан, королевой моего дома, моего очага, моей постели.

– Я думала, ты жалеешь, что Генрих заставил тебя жениться на мне.

– А кто, по-твоему, подал Генриху эту идею?

Мэриан внезапно толкнула мужа, так сильно, что тот, пошатнувшись, споткнулся о бревно и сел.

– Ты сделал это? – Гриффит кивнул, и Мэриан потребовала ответа: – Почему ты сделал это?

– Потому что… э-э… потерял самообладание. – Мэриан недоверчиво уставилась на Гриффита, но он продолжал: – Так было во всем, что касалось тебя. Я становился нетерпеливым и глупым, завлек тебя в постель, увез в свой дом против твоей воли… – Он с трудом поднялся и взглянул в ее глаза своими, горящими как уголья. – Но я рад. Клянусь всеми святыми, рад.

– Но ты не любишь терять самообладание. И ненавидишь меня, когда я заставляю тебя забыть обо всем.

– Я хотел, чтобы только ты доверяла мне, но не я. – Настало время рассказать ей о давней осаде замка Пауэл. – Но ты распознала мою трусость и отплатила мне той же мерой. – Он расскажет ей, как юношеское нетерпение и глупость стоили отцу замка, а Арту – глаза. Он хотел рассказать ей, искренне хотел. Но это требовало большего мужества, чем взять замок одному, голыми руками, и Гриффит невольно спросил себя, сможет ли обнажить больную, раненую душу перед Мэриан, не сжавшись от стыда и не вопя от муки. И это могучий воин? Тот, кого он воспитал в себе, тот, кто боялся сказать лишнее слово, чтобы не показаться глупым, оскорбить кого-то или, еще того хуже, уронить слезинку… Что с ним стало?

Но он, кажется, сам того не замечая, плакал, потому что Мэриан, шагнув к нему, вытерла его щеки.

– Гриффит, Арт рассказал мне о потере замка и о том, как ты с тех пор боялся ошибиться и поступить неправильно. Но я тебя люблю не за самообладание. Я боготворю человека, который рычит и ревет, когда впадает в ярость, и смеется, когда счастлив, и любит кречета с такой страстью, что может приручить его против его воли, хотя это дикая и непокорная птица.

Гриффит нежно взял ее за руки и приложил их к своему лицу.

– Ты любишь меня… за это?

– За что же еще? – Мэриан улыбнулась, и широко раскрытые зеленые глаза заставили его вспомнить о весне. – Думаешь, я люблю тебя, когда ты тверд и холоден, как камень?

– А разве нет?

– Ну… по правде говоря, я по-настоящему люблю тебя, когда ты важный и напыщенный. – Мэриан кокетливо подмигнула. – Тогда мне сразу хочется смеяться.

– Я рад, что могу развеселить вас, миледи, – сухо процедил Гриффит.

Мэриан расхохоталась и, прижав губы к его губам, пробормотала:

– Знаешь, когда я поняла, что ты влюбился в меня?

– Когда я сказал тебе?

– Нет, я не верю клятвам мужчин. Я поняла это, когда ты угрожал мечом королю.

– Это был дурацкий поступок, – осуждающе покачал головой Гриффит. – Непростительно глупый. Не потеряй я самообладания, которым так гордился, наверняка бы смог придумать другой способ отвратить ярость Генриха.

– Верно. На этот раз ты прав. – Мэриан улыбнулась, лучась всеми ямочками. – Но я позаботилась об этом.

– Простите, миледи?

– Я поклялась Генриху в верности, чтобы защитить тебя.

На этот раз знаменитое самообладание с удивительной быстротой исчезло неизвестно куда.

– Что?! – заревел Гриффит.

– Нужно же было что-то предпринять! Частичка твоего сердца принадлежит Генриху, и я была не в силах смотреть, как он уходит, обиженный и оскорбленный. Он мог попытаться снова отомстить мне и Лайонелу, а ты заступился бы за нас. – Мэриан с сожалением покачала головой. – А если этот день и научил меня чему-то – так только сознанию того, что я не вынесу, если ты отдашь за нас свою жизнь.

– Это мое право.

– Нет, поскольку я этого не позволю.

Гриффит был в бешенстве. Она хотела защитить его! Его! Величайшего воина во всем Уэльсе и Англии!

Он заметил, как солнечные лучи отражаются от медных волос, когда Мэриан направилась к рощице. Он увидел, как зеленые глаза весело прищурились.

И, глядя вслед жене, Гриффит поклялся:

– Я собираюсь приковать тебя к постели цепями!

Улыбка снова сменилась веселым смехом.

– Сначала попробуй меня поймать!

Гриффит ускорил шаг.

– Думаешь, не смогу?

Но Мэриан с визгом повернулась и помчалась под защиту деревьев. Ветер донес до него звонкий голос:

– Кто может пленить кречета?

Гриффит неожиданно остановился, обрел самообладание и хорошенько обдумал вопрос.

– Кто может пленить кречета? В целом свете нет птицы быстрее. – Улыбаясь, он медленно побрел в том же направлении и, скинув одежду, неспешно, спокойно, словно в дразнящем чувственном древнем ритуале обольщения, прошептал ветру: – Кто может пленить кречета? Только мудрый охотник и лишь с помощью верной приманки.