Солнце высоко стояло на небе, когда Котлан открыл глаза и, приподнявшись, осмотрелся. Он был на вершине прибрежного холма, рядом с ним лежали его воины и его враги. Он попробовал сосчитать их. Двоих сородичей не было. Котлан поправил шлем и забрало, приподнялся. Было тихо, но он не верил тишине. Он медленно побрел к берегу. У самого входа в бухту стоял корабль. Люди на нем увидели его и стали спускать лодку. Котлан повернулся, хотел бежать, но упал.

Очнулся он уже в окружении двух своих воинов и иноземцев в невиданных прежде одеяниях. Одного из них, старшего, звали Ильей. Он снял с Котлана доспехи и перевязал рану.

Потом Котлан узнал, что появлению корабля он обязан жизнью. Враги, увидев большой парусник, разбежались, оставив своих убитых сородичей.

Забрав по праву трофеи с поля битвы, воины Котлана перенесли своего предводителя в лодку и направились домой. Прощаясь с «вождем» корабля, Котлан в знак благодарности отдал ему свой боевой костюм. Лодка с тремя воинами из племени тлинкитов и корабль под русским флагом разошлись в разные стороны.

И хотя у Котлана теперь не было своих боевых доспехов, никто в селении рода не осуждал его, никто не вспоминал ни о его прошлом, ни о прошлом Скету. Люди восхищались мужеством Котлана, старики приходили к нему за советом. И случилось само собой, что лучшую добычу охотники и рыбаки теперь приносили в дом Котлана.

Члены рода Ворона хотели видеть его своим вождем, и старый вождь решил не противиться этому и передать власть Котлану, тем более что тот приходился ему племянником, а значит, близкой родней. Скету понимала, что не обойтись без потлача, и, не ожидая окончательного выздоровления мужа, надолго уходила в лес за зверем и дичью. Она была достойна своего мужа.

И вот в доме матери Котлана запылал костер. Вдоль стен на нарах сидели родичи. В нарядных одеяниях, украшенных изображениями птиц и животных-предков, сидели гости. Перед Котланом и Скету лежало все их богатство: шкуры тюленей и моржей, накидки из шерсти и замши, туеса с рыбьим жиром и вороха сушеного мяса, а три медные пластины с вырезанной головой ворона как самая большая драгоценность были на самом видном месте. Кончились песни и танцы, начался сам потлач — раздача подарков сородичам по линии матери и отца. Котлан поднял три медные пластины и преподнес одну — матери, другую — шаману и третью — старому вождю. Крик радости огласил жилище, крик, похожий на крик ворона — предка рода. Люди гордились Котланом и его умом. Никто не был обижен на потлаче, все получили подарки, и Котлан был счастлив, оставшись без прежнего богатства. Таков закон племени — только тот, кто отказывается от богатства в пользу родни, признается достойным уважения и почтения. Такое признание дает ему право на высокое положение в роде и на возможность вновь вернуть богатства за счет того же рода.

* * *

Котлан стал вождем рода Ворона. С тех пор прошло больше двадцати лет. Он всегда старался быть справедливым. Никто из соседей не осмеливался нападать на его селения, никто из соседних вождей не мог уговорить его поднять род против русских, построивших свои дома в Ситхе и торгующих с тлинкитами.

Котлан редко вспоминал о своих боевых доспехах, отданных на далеком берегу русскому, он теперь носил одежду вождя, но сохранил память о помощи, данной ему белым-россиянином. С русскими у него были хорошие отношения, и он не мог понять, почему другие белые — американцы, приходящие с юга, подстрекали его род на войну с ними? Когда в Ситхе среди русских говорили о нападении тлинкитов на торговые лодки, Котлан был уверен, что этих тлинкитов уговорили на вражду другие белые — с юга.

И вот теперь Котлан не понимал, почему Ситху покинули русские купцы, а из казарм ушли солдаты? Почему вместо русских солдат пришли в городок американские солдаты, разграбившие торговые склады? Почему, когда его воины попытались защищать свои хижины, своих детей и заставили этих солдат покинуть город, в бухту вошли большие корабли? Они вскоре ушли, но один остался и начал стрелять по тлинкитским селениям. Что случилось на земле его племени?

Затихал пожар в селении, подожженном снарядами исчезнувшего в ночи крейсера. Котлан вспоминал разговоры своих и чужих людей. Люди говорили, что русские продали, а американцы купили эту землю, землю его племени, его рода. Мудрый вождь не понимал, как могли одни продать, а другие купить этот гранитный берег, бухты, горы, волны океана? В непроглядной тьме ночи нельзя было различить ни берега, ни океана. Когда в небе вспыхнули звезды, вождь Котлан вспомнил, какой флаг был на крейсере. Это был звездно-полосатый флаг американцев.

* * *

Известие о грабежах американских солдат в Ситхе после продажи в 1867 году Аляски Россией США — известие о жестоком и бессмысленном обстреле тлинкитских селений американским крейсером в отместку за «проявленное неповиновение» тлинкитов новым властям дошло до Петербурга довольно быстро. Пожалуй, во всей передовой разночинной России не было другого человека, в котором это сообщение отозвалось бы такой нестерпимой болью, как Илья Гаврилович Вознесенский. Выполняя задание Академии наук, он десять лет провел в экспедициях по Северной Америке, Камчатке и Чукотке. Однажды с борта «Елены» Вознесенский увидел жестокую стычку тлинкитов и, желая помочь раненым, настоял на том, чтобы корабль подошел к берегу. Вознесенский был искусным врачевателем и спас жизнь тлинкитскому военачальнику — будущему вождю тлинкитов, живших близ Ситхи.

Вознесенский спас жизнь Котлану и получил в награду его воинский костюм, который теперь является частью уникальной коллекции Кунсткамеры.

Не правда ли, это случается не со многими. Лишь людям редкой «удачи» приходится читать некролог о собственной смерти.

Василий Васильевич Юнкер дважды побывал в Африке, прожил там в общей сложности десять лет, исследовал истоки Нила. Он разгадал многие географические загадки «черного» материка, но не причислял себя к удачливым людям.

Четыре года от него не было известий, друзья и родные успели похоронить и оплакать путешественника, «безжалостно умерщвленного дикими бушменами», как сообщала в большом некрологе одна из иностранных газет.

Закутанный в теплый плед, Юнкер сидел у окна и нервно листал старые издания, красочно расписывающие его «трагическую гибель». Перевернув последнюю страницу, он отшвырнул газеты и посмотрел в окно на петербургскую улицу. Шел мелкий весенний дождик. Юнкер зябко поежился. Голова начинала тихо и нудно гудеть. Румянец быстро сходил со щек. Лицо с пышными седыми бакенбардами и окладистой бородой покрылось восковой желтизной.

Всего два дня, как он снова в Петербурге. Речи, радостные восклицания близких и знакомых, теплые встречи, а его не покидает тоска. Неодолимо влечет к недавно покинутому континенту.

Юнкер откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сейчас снова начнется приступ лихорадки. Руки беспомощно повисли, но мозг продолжает работать.

Как во сне он видит небольшую возвышенность, свой экспедиционный лагерь. Далекая ружейная пальба привлекает его внимание. Он направляет подзорную трубу на горное африканское селение. Отдельные дымки слились в большое облако дыма, встающего над хижинами. Очень скоро огонь охватил все строения. Деревня была расположена на склоне ярусами, и огонь постепенно поднимался все выше и выше, дымной полосой отмечая путь грабителей и поджигателей — газве. Газве — некоторые кочевые арабские племена, шейхи которых, подкупленные английскими колонизаторами, послушно выполняли волю хозяев, нападая на многоязычное чернокожее население Африки, на своих соплеменников.

Видения приходят снова и снова. Тело уже бессильно, но разгоряченный мозг работает удивительно точно. Мысли бессвязны, память словно назло выхватывает из своих тайников только самое болезненное, жестоко отягощая страдания.