Река Авача прорезала стену скал и вливалась в Авачинскую губу — затейливую гавань-ковш. Губу от ветров укрывали сопки, они сходились у Петропавловских ворот и как будто замыкали бухту. Стенки ворот образовывали отвесные семьи утесов, вырастающие прямо из воды. На склонах сопок и на берегу бухты росли одинокие большие деревья, редкий кустарник и густая высокая трава.

На прибрежной полосе стояло восемь деревянных строений. В них размещалась пограничная стража — сорок казаков под командой сержанта. Это было юго-восточное побережье Камчатки, самой дальней точки континентальной части Русской империи.

Находившаяся на отшибе малонаселенная Петропавловская гавань впервые видела корабли под британским флагом.

По приказу капитана Кларка офицер с матросами на боте отъехал к берегу. Русские казаки, несшие охрану, ожидали нападения и приготовились к защите. Офицер поспешил знаками предупредить о своих намерениях.

В Большерецк к главному командиру Камчатки майору Бэму был послан нарочный с известием о прибытии двух хорошо вооруженных английских кораблей. Бэм решил вести переговоры.

Русская делегация прибыла на корабль. Англичане оказали ей самый сердечный прием и просили помощи продовольствием. Бэм приказал отправить 250 пудов ржаной муки и 20 голов рогатого скота.

Капитан Кларк не знал, чем отблагодарить русских за столь щедрый дар. Он пригласил Бэма на корабль, а когда командир Камчатки покидал его, прогремел двадцать один пушечный залп — салют наций. С корабля несли подарки английских мореплавателей — коллекцию гавайских предметов.

На прощальном обеде Кларк сказал:

— Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность вашему превосходительству и всем русским за щедрую помощь! Я прошу принять от нас в подарок коллекцию, собранную на Сандвичевых островах, где трагически оборвалась жизнь капитана Кука. Вы понимаете, как нам дороги эти предметы, но мы передаем их вам в знак признательности за помощь его экспедиции!

Через всю Россию пропутешествовали плащ ахуула и шлем Камеамеа, найдя постоянное прибежище на стрелке Васильевского острова в Кунсткамере Петербургской академии наук.

* * *

Камеамеа добился свой цели. Он создал единое государство всех Гавайских островов. Гавайцы учились строить большие корабли, воины узнали огнестрельное оружие. Он стремился поднять национальную культуру своего народа и встать вровень со странами цивилизованного мира. Незаурядный человек, Камеамеа завещал своим преемникам вести борьбу за независимость государства.

С середины XIX века Соединенные Штаты Америки захватили острова. Пришельцы отняли земли, принадлежавшие исконным их обитателям, обрекли гавайцев на гибель от голода и болезней, от беспрерывного рабского труда на плантациях.

Когда корабли Кука подошли к островам, на них жило более трехсот тысяч человек. Сейчас осталось немногим более десяти тысяч гавайцев...

Теперь, как и прежде, если плыть из Австралии в западное полушарие, держа курс на север, то между Новым и Старым Светом корабль встретится с крайним северным архипелагом — Гавайскими островами. Но теперь Гавайи — пятидесятый штат США. Как и прежде, высятся снежные вершины Мауна-JIoa и Мауна-Кеа; как и прежде, можно услышать быструю певучую гавайскую речь, но только в музеях Бостона, Вашингтона, Гонолулу, Лондона и Ленинграда можно увидеть образцы самобытной культуры современников и потомков Камеамеа.

Снаряд пролетел со свистом, разорвался в воздухе, ударил в гранитный уступ берега шрапнелью, которая звонко застучала по камням. Через мгновение океан вновь ухнул залпом — и вечернее небо, поглотившее солнце, озарилось пламенем горящих домов. Из городка Ситха можно было увидеть не только очертания конуса величественной горы Эчком, пожар в индийском тлинкинтском селении, но и зловещий силуэт крейсера у входа в бухту. Тихий океан был спокоен, но залп бортовых орудий заставлял крейсер оседать и поднимать волну.

Не обращая внимания на разрывы и охваченные огнем жилища своих соплеменников, пожилой человек медленно спускался к гранитному берегу. В руке он сжимал старинный, точно витой, посох из большого моржового клыка, оканчивающийся наверху резной из кости фигуркой моржа. На плечи у него была наброшена накидка из козьей шерсти и кедрового волокна. Ее ткали много дней четыре рабыни, но узоры в виде вороньего глаза, птичьих голов и крыльев наносила сама Скету. Рабы только приготовили из коры и трав краску — черную, желтую, зеленую и светло-коричневую. Два месяца он не видел своей жены Скету, пока она делала узоры — символы его власти и верховенства в роде Ворона.

Шляпа, сплетенная из древесных корней, с высокой тульей и широкими полями была низко надвинута на лоб и скрывала верхнюю часть лица вождя рода. Вождь, которого знали чужеземцы, поселившиеся в Ситхе, и все окрестные роды двух фратрий — подразделений племени тлинкитов — фратрий Ворона и Волка, вышел на берег один, без рабов и телохранителей, без жены и детей. Котлан, так звали вождя, смотрел вдаль на океан и силуэт корабля. Казалось, глаза его в сумерках пытались различить флаг, поднятый на мачте.

Долго стоял Котлан на берегу. Прекратился обстрел его селения, затих пожар. Вождь все смотрел на исчезающий силуэт крейсера и напряженно думал о чем-то далеком. Он пытался объяснить самому себе, что привело его сейчас на берег, почему он шел и думал о Скету, о своей власти? Почему пытался различить цвета флага над кораблем?

Котлан стоял на берегу. Вождь тлинкитов вспоминал прошлое...

* * *

...Тлинкиты в конце XVIII века были могущественным племенем на побережье Аляски. На востоке гряда Скалистых гор служила естественной границей их земель и защищала от соседей с равнин, а на западе были только воды океана. Из-за Скалистых гор от племени атапасков, с севера от алеутов, с юга от племен цимшиан и хайда приходили в тлинкитские селения известия о грозных пришельцах, захватывавших земли индейцев, уничтожавших целые племена и народы.

Но пока здесь все было спокойно, и по-прежнему каждый тлинкитский род снаряжал мужчин для рыбной ловли, для охоты на китов, тюленей, моржей, птицу и зверя.

Океан и величественные кедровые леса по склонам гор давали богатую добычу рыбакам и охотникам, оснащенным лишь каменными и костяными орудиями. Женщины разделывали ее, запасали рыбий и тюлений жир, сушили и вялили лососей, выделывали шкуры и плели сети.

Тлинкиты жили еще родовым строем, но вожди родов и фратрий уже пользовались особыми привилегиями, имели рабов из военнопленных. Лучшие угодья, лучшие ножи и копья с наконечниками из самородной меди, лучшие одежды из шерсти и замши были у вождей и старейшин. Особо торжественными были похороны вождя. Тело его, облаченное в пышную одежду с символическими изображениями предков животных — тотемов, под протяжное пение всех сородичей сжигалось, а чтобы душе умершего было спокойней в потустороннем мире, на том же костре сжигали рабов.

Хвалясь своими богатствами перед соседними родами, сородичи умершего предавали огню людей и ценности, созданные людьми.

Рабство становилось необходимым для увеличения богатства рода и его правителей. Самые сильные мужчины бросали охоту и рыбную ловлю и уходили в далекие военные походы на огромных лодках, выдолбленных из целого ствола кедра и вмещающих до шестидесяти воинов. Тлинкитский воин был грозным противником соседних племен, ведь никто из них не имел таких массивных деревянных шлемов, изображавших голову зверя или мифического хищника с оскаленными зубами и широко раскрытыми глазами из перламутра, которые не могли пробить стрелы. Никто из соседей не имел пластинчатых панцирей, защищавших грудь и спину тлинкитского воина, деревянного забрала и острых боевых ножей с медными клинками.