– С нами был еще Олаф. Но он погиб.

– Надо же, какая неприятность, – протянул магистр с легкой наигранностью. – Сегодня погиб?

Серые глаза впились в пироманта:

– Да. Упал со скалы. А в чем дело, Рэй?

Тот развел руками:

– Любопытство. Можно взглянуть на могилу?

– Могилы нет…

– Кремация? Прямо на этом маленьком костре?

– Мы пригласили вас на ужин. К чему этот навязчивый интерес к погибшему Олафу? – парень почти рычал сквозь зубы. Сейчас он напоминал молодого волка, готового укусить.

Но это лишь заставило магистра усмехнуться:

– Просто для меня важно, кого я буду есть.

– Если такой переборчивый, можешь голодать! Мясо – есть мясо!

От повышенного тона дернулся и раскрыл поросячьи черные глаза Фант-Проглот. Он оторвал влажный затылок от дерева и зевнул во весь рот. Все замолчали и уставились на толстяка. Тот же медленно почесал пухлую щеку и заулыбался, когда заметил Вейкиру и Корвиллу. От такой улыбки обеим девушкам стало не по себе.

– Во времена моей молодости в боевые походы красивые девушки не ходили. Их берегли по домам. Ходили некрасивые и обездоленные, – Проглот заморгал чаще, затем его глаза сузились, почти закрываясь. – Во времена моей молодости…

Он снова уснул и оперся головой о кору.

– Не ругайтесь, – миротворно стал между Рэйвиром и Долериком алхимик. – Мы ведь все боевые товарищи. У нас общая цель. Мы стремимся к миру, а не к войне. Не хочет маг кушать – пусть не кушает, – он посмотрел на магистра. – Нет у нас никаких гарантий на это мясо и оправданий тоже нет. Дол, можем отдать им палатку Олафа для отдыха?

– Конечно.

–В тесноте, да не в обиде, – снова показал гнилые зубы Альвин, и жестом пригласил эльфов в сторону закрытой палатки. – Вещи его можете выкинуть.

– Мне не нужен отдых. – Теонар отправился за лагерь в сопровождении Собика, который опасливо оборачивался на парня с алхимиком.

– Мне тоже, – увязалась следом за ними Корви. Долерик невольно задержал на ней взгляд, залюбовавшись грациозностью походки.

Рэйвир же поднял полог палатки и вытащил сумки покойного Олафа.

– Надеюсь, они не поубивают друг друга, – вздохнула Дэлион.

– Думаю, они уже пережили этот этап отношений, – пиромант кивнул эльфийке. – Прошу. У нас осталось немного еды. Подкрепим тела.

Та быстро расшнуровала сапоги и залезла внутрь.

Вскоре у костра остался только Долерик, всматривающийся в сторону, куда ушел паладин с девушкой, и Кропль. Алхимик ободряюще похлопал парня по пояснице – он не доставал выше.

– Чего ты хмуришься?

– Да так, – Ниллок опустил оружие с плеча, снял кусок мяса с прута и надкусил. Он сел у почти остывшего костра, принявшись ворошить угли длинной палкой.

Среди взлетающего черного и красного пепла снова возникло желтое лицо Альвина, внимательно всматривающегося в глаза Дола.

– Тебе они не нравятся?

– Матрона святая, как же ты смердишь, – оттолкнул его парень. Тогда алхимик упал пятой точкой на пень рядом.

– Это я не нарочно.

Долерик сделал еще укус.

– Не такие они какие-то… – выдохнул он, морща лоб. – Отец говорил, у меня отвратительное чутье на людей. Что, если эти эльфы нам не друзья?

– Ты видел с каким огнем в очах говорила та девушка в фиолетовом платье? А маг, хоть и неприятный тип, но сразу же заинтересовался возможностью прикончить тирана, как и девчонка с мечами. Мертвец же не был разговорчив потому, что мертвец, думаю. Если они все вместе, то, уверен, их связывает общая цель. И она, как мы заметили, совпадает с нашей. Не волнуйся, Дол. Твой отец в тебя поверил, коль уж отпустил. Да и я рядом. Если у тебя плохая чуйка – Альвин всегда готов подсказать, – он крякнул, хотя это должно было быть смешком.

Теонар сидел на поваленном дереве за лагерем, и со скучающим видом держал в руках длинное шершавое полено, терзаемое из стороны в сторону Собиком.

– Зачем ты пошла за мной? – не поворачиваясь к суккубу спросил он.

Мне снился сон: покрылись кровью небеса,

А воздух обратился полотном багряным,

На нем нарисовались черные леса,

Воскресли тени строем грозным, рьяным.

В руках безликих воинов совня,

Зерном взошли мечи из тел аспидных -

Вот-вот начнется страшная резня,

Вопьются жала в братьев безобидных.

И в воспаленной краске предрассветной

Под крик сцепившихся насыщенных фигур,

Под затихание молитвы безответной

Сольется с почвой несколько культур.

Кто заслужил, кто нет, не разбираясь,

Крыло скорбящей черной птицы унесет

Погибших в память, превращаясь

И в месть, и в опыт, поколений, что живет.

Гореть из последних сил. Именно это можно было сказать про широкую белую свечу, превратившуюся в глубокую купель, где над раскаленным прозрачным воском одиноко возвышался фитиль, пожираемый озорным танцующим огоньком.

День тянулся долго, кипящая в кабинете работа принуждала свечу неустанно служить своему призванию, кормить крохотный источник света, укорачиваясь, бесформенно стекая боками вниз, теряя прежнюю форму. Воплощение усталости, медленное томящее тление во благо важной цели…

Точно так же горел из последних сил и Ксериан. С самого рассвета и дотемна он не поднимал голову, занимаясь государственными документами. Согласно отчетам, по окраинам королевства часто стали замечать отряды эльфов из Иллибура. Они встревожены, объяты смутой из-за недавнего пожара в Малахитовом Лесу, чувствуют неладное кончиками острых ушей. Разумеется, если они узнают о создании человеческой фермы, это будет грандиозное усугубление и без того напрягающего конфликта.

Советник достал из внутреннего кармана черно-золотой мантии аккуратно сложенный, но все равно слишком помятый лист пергамента. Развернув его, будто хрупчайшее сокровище, мужчина принялся всматриваться в рукописные символы неизвестного языка, который за многие годы так и не удалось перевести. Ни один народ, ни древний, ни нынешний, не использовал такую письменность. Это не был язык первомагов. Внизу страницы изображались три отличающихся друг от друга пентакля – тонкой работы чертежи магических рисунков, печатей для призыва, которые нередко использовались в практиках чернокнижников и демонологов.

Но такие изображения Ксериану также были незнакомы. Он всю жизнь посвящал магическим таинствам, разрешенным и запретным, но этот лист пергамента попросту казался несуществующей выдумкой, какой-то шуткой. Однако, это было не так.

Под неприступным шифром одной потрепанной страницы скрывался тот день, когда разрозненные племена объединятся вновь, ибо вопрос Источника больше не будет центром раздора. Айнхириамм вернется к прежнему процветанию и спокойствию, без потребности в неповинных жертвах со стороны. Ксериан об этом знал точно.

Он закрыл глаза, расслабляя лоб. Пальцы свободной руки неосознанно прогладили прохладный деревянный стол, вскрытый лаком для гладкости и благородного вида.

Несколько секунд драгоценного отдыха истекли, когда в дверь трижды отчетливо, но несильно постучали. Глашатай Предводителя уже так давно работал в этом кабинете, что начал различать своих подданных по манере стучать. Это маленькие и слабые, однако уверенные костяшки издавали звук.

– Войдите, – отозвался Ксериан, ожидая гостью. Он не ошибся, в комнату вошла утонченная и мрачная, как дух самой Скорби, Аррэя.

Эльфийка отворила дверь, молча кивнула в знак приветствия и благодарности, затем вошла, ритмично чеканя каблуками туфель, скрытых под длинным черным подолом платья. Женщина выпрямилась и сложила руки на уровне низа живота.

И хоть выглядела она несколько встревоженно и хмуро, смотреть на нее советнику было куда приятнее, чем на стопку недописанных бумаг.

– Леди Аррэя, что же лишило вас покоя в столь поздний час?

– Мастер Ксериан, спасибо за то, что приняли меня, – напряженные брови эльфийки дрогнули. – Поступила срочная информация. На границе нашего королевства разбита группа разведчиков. Это люди.