Позвольте, читатель, прервать на мгновение мысленные потоки нашего героя и взглянуть поближе на планету: планета была поистине чудесной. Сказочной. Она переливалась голубыми, изумрудными, пурпурными оттенками; изобиловала контрастами; то, что Сентенций назвал бы «материками», отливало тёмно-зелёным цветом и окаймлялось по контуру бирюзовыми нитями морей и океанов, изобиловавших флуоресцентными водными каналами, что были видны даже сквозь мысленный портал. То тут, то там зажигались огоньки-звёзды: то была жизнь планеты, которая дышала лучезарной магией сфер космоса; то были те самые электрические разряды, о которых так метко – неожиданно для себя самого – выразился Сентенций. Словом, планета не была мёртвой грудой камня, состоящая из а) ядра, б) оболочки и в) земной коры, как учат в старых серых пособиях и методичках; о нет: планета дышала. Жила.
– Сентенций! Мы готовы, Сентенций? Готовы? – мысленно воззвал великий архитектор.
– Разумеется, – отозвался мужчина.
Он сделал шаг —
Глава 1. Рубеж раз достигнут
Ещё шаг – и новый коллектив. Новый коллектив в новом университете. Теперь-то она верила, что всё изменится.
Когда не знаешь, как начать жизнеописание, выбери любую точку на карте времени и двигайся – просто стремись вперёд, описывай всё, что придёт в голову. Так и решил поступить наш незадачливый писатель с данным рассказом – просто выбрать точку отсчёта. Точкой его величество царица сей книги решила назначить то время, когда героиня с опозданием заходит в аудиторию – да-да, в ту самую аудиторию, полную незнакомых девушек, с которыми ей предстоит провести часть времени в университете. Лица устремлены куда-то – кажется, что на неё, – и она, еле переводя дух от волнения, чувствует стыд за опоздание на собрание и робеет перед обществом. Это – те люди, с которыми ей предстоит взаимодействовать. Коллектив.
О, это страшное слово – коллектив! Столько раз ей, с её превосходными внешними данными и сногсшибательным ростом, приходилось стесняться и замыкаться в рамках такого страшного места, как общество; столько раз она не могла себе позволить вести себя так, как хочется ей, в этом обществе, в котором все чего-то друг от друга жаждут, а то и проходят мимо друг друга, как незнакомцы в толпе. Общество холодно встречает искренних. И она, боясь своей искренности, смущённо поздоровалась – но знала, что её внутреннее смущение никогда не бросается в глаза и что она, как и прежде, выглядит яркой и солнечной. Села на свободное место – благо, ей нашли стул. Собрание началось.
Можно сказать несколько слов и о нашей героине, пока собрание ещё только разгорается, а люди – раскачиваются и начинают оживляться. Назовём её Василисой Вознесенской. Почему – Вася? Возможно, это имя ближе к старорусским именам и отражает истинно русский быт во всех его ипостасях; возможно, оно, это имя, простое, немного детски-наивное и незамысловатое, а потому как можно лучше отразит характер нашей героини; возможно так же, что оно неплохо подойдёт любой обычной девушке из России, – так или иначе, в этом имени есть что-то русское, тёплое; что-то, близкое нашему народу времён наших классиков, описывавших их бывшую современность своим гениальным пером. Итак, Вася.
Вознесенской, можно сказать, очень повезло в жизни: она родилась буквально с золотой ложкой во рту. Никаких конфликтов в семье, никаких неурядиц, никаких неудач и бед, а сплошное, бесконечное счастье, мирное существование и безграничные возможности для творчества. У нашей героини было всё: и невероятное количество любых видов бумаги, и ручки – чёрные, синие и красные, и масляные краски, и гуашь, и акварель, и даже завалявшиеся детские обмётки пластилина. Но царём её жизни был великолепный графический планшет, который ей подарили на один из дней рождения – этот всевластный господин, этот оплот её жизни так и манил, так и зазывал к себе, приглашая опробовать всё многообразие кистей фотошопа. Планшет Вознесенская очень любила. А он – любил Вознесенскую. Если бы не любил, не позволял бы создавать невероятные картины в диджитале – картины, которыми восхищался не один друг Вознесенской, картины, исполнение которых кажется невероятным в 18-летнем возрасте, картины, которые захватывают, погружают и завораживают. Картины действительно казались живыми – как ни странно, даже такой мёртвый материал, как диджитал, Вознесенская умела оживлять; умела обращаться с ним, пользуясь всего одной-двумя самыми простыми кистями и практически не используя эффекты и специальные рисовательные «маски». Девушке искренне нравилось работать за планшетом, что в свободное от работы время по-царски возлежал в большой антрацитовой коробке. Всю торжественность момента работы подчеркивало перо – перо с переплетёнными и завязанными на нём фиолетовой и оранжевой ниточками и с красным дизайнерским кольцом на конце, который был применён нашей героиней с целью обозначить режим работы – «hard work». В общем-то, она всегда находилась в данном режиме работы, поскольку, не переставая, рисовала, ежедневно улучшая навык и создавая новые картины.
Всем раздали особые карточки, как это нередко бывает при знакомстве в коллективе. Карточки с весёлой лисой. «Весёлая лиса «пошла в библиотеку», – провозглашала карточка у неё в руках. Тем, у кого карточки совпадают, предстояло познакомиться. Выбор пал на двух людей, помимо неё, – на низенькую девушку с фиолетовыми волосами и на рослую, статную девушку, которая производила впечатление своим ростом. Первая представилась, как Ирина, вторая – как Енисея. Всем необходимо было обменяться мнениями о себе и сказать всего лишь пару слов о своей собственной персоне, но Вознесенская – от ужаса, наверное – плохо запомнила то, что умудрилась сказать девушкам. Сам момент знакомства протекал не особенно ярко. Люди вставали, обменивались информацией о себе, рассказывали случайные факты из своей жизни – в целом, всё, как и на обычных знакомствах во время обычных собраний, когда студенты только начинают узнавать друг друга и проникаться – или нет – друг к другу каким-либо теплом. На собрании, кроме того, было колоритно и красочно рассказано о жизни университета, и даже приведена, как пример, потрясающая презентация со множеством мемов и шуток. Этим даром – даром интересного рассказчика – явно была не обделена та студентка третьего курса, что стояла теперь перед зелёными отпрысками и в фееричных выражениях рассказывала об альма-матер.
Альма-матер была колоссальным вузом, основанном не так давно – дат автор, к несчастью, не упомнит – и успевшим за несколько десятилетий превратиться из маленького университетика, занимающего один этаж, в самый колоссальный из вузов страны, вуз-метрополию, вуз-конгломерат. Этот университет был великим – не просто великим, а единственным, занявшим почётное высокое место в рейтинге среди иностранных вузов (из российских университетов). Только он обладал таким количеством факультетов, столь фееричными рейтингами и таким запредельно фантастическим числом российских и иностранных студентов, а также стремящихся вверх молодых людей, желающих вступить на эту тяжёлую тропу обучающегося в вузе. Одним словом, университет был что надо, тем более что Вася гордилась тем, что буквально выиграла в лотерее общестуденческого конкурса гордо реющее красным знаменем победное бюджетное место. Произошло это после длительного ожидания, как и обычно это бывает, результатов экзаменов, после сдачи творческого экзамена – вся семья гордилась тем, что Вознесенская сделала мультфильм длиною в целых восемь минут и с успехов показала его комиссии – и после мучительного просматривания своей фамилии в списках зачисляющихся. И, наконец, рубеж был достигнут, рубикон перейдён, а Вознесенская гордо восседала – пыталась восседать гордо – здесь, среди других первокурсников, полукругом расположившихся рядом со студентами третьего курса. Вознесенская мельком оглядела людей: здесь была одна девушка со светлыми волосами, которая выглядела несколько подавленной, другая же – небольшого роста, прикинула Вознесенская, – сидевшая рядом, выглядела жёсткой; кроме того, было много людей с разноцветными волосами и, конечно, ещё больше – с разноцветными носками. Вознесенская вспомнила про свои кроссовки – разноцветные и разукрашенные как можно ярче, они гордыми ладьями реяли на птичьих Васиных ногах, мирно завёрнутых под стул.