Литмир - Электронная Библиотека

– Начина-а-ается…

– Тихо, тихо; это же мыслесоревнование между Сентенцием и Верилием…

– Давненько такого не было.

Соперники, словно два ястреба, начали кружить друг рядом с другом по практически круглой площадке, которая освободилась между двумя нестройными рядами арктурианцев. Один из них – этих драчливых азартных трудоголиков, любящих неадекватный культурный отдых – запел в саркастичной манере. Запел, разумеется, мысленно, на разные голоса и с оркестром, не используя голосовые связки, а используя энергию и музыку сфер. Если бы у этой странной песни были обыкновенные слова, их смысл – в нестройном переводе, в силу возможностей автора, разумеется, – можно было бы транслировать земным людям примерно следующим образом:

СЕНТЕНЦИЙ

– Ты зовёшь Сентенция «великим».

Знаешь, чтоб «величия» достичь,

Быть не нужно богом многоликим,

И не стоит на себя вериги

Высших истин вешать,

и постичь

Не обязан ты любые мыслеформы;

Пусть, однако, это входит в норму —

Складывать из образов картины;

Я не против; лишь бы был единый,

Чёткий, лаконичный стиль,

Что позволит роду плавно

Не зачахнуть, превратившись в пыль.

Знаешь, в чём «величие» таится?

Если брать мой голос в счёт,

Я б ответил прямо: нет, не в лицах,

Коим должности дают почёт;

Нет, не в замках – даже в мысли, —

И не в юном, чистом теле,

И не в том, что преуспел в беде,

А в любом прекрасном деле —

В творческом труде.

ВЕРИЛИЙ

– Ты ограничиваешь, Сентенций.

Преувеличиваешь, Сентенций.

Ты, знаешь ли, сам не особенно чист,

И, говоря без изъянов,

Сам-то не больно-то свеж и лучист,

Хоть и за Солнце ответственен.

Прожил ты много бурьянов,

Выдержал сотни обманов,

Но всё равно безответственен.

Говоришь, что труд, и непременно

Творческий особенно приятен?

Как же те, кто неизменно

Трудятся, не избегая ссадин;

Кто не победил, как мы, болезни

И не смог бы в миг сложить сей песни?

Это ли труд творческий, позволь?

Может быть, у них такая роль —

Мучиться и корчиться от боли,

Если мыслеформить им сложней?

Жить, как стадо бездуховных дикарей?

Если так, я не приемлю этой роли.

После: величие гор и морей

Ты не берёшь в расчёт.

Как же величие новых идей?

А поколений счёт?

Или величие жизни чужой,

Или стезя борца,

Кто в беспросветной трясине людской

Свет раздобудет? С лица

Сползает улыбка, когда говоришь,

Что есть одно величие лишь,

Что герои зовут

«Творческий труд».

Раздался одобрительный мысленный гогот аудитории. Сентенций задиристо и весело обвёл присутствующих взглядом, готовый отбить атаку.

СЕНТЕНЦИЙ

– Пусть твой язык не столь красив,

Придраться ты горазд.

Отвечу я на твой мотив

Своей когортой фраз.

Ты обращаешься ко мне

Ad hominem, позволь;

Послушай, разве в споре есть

Такая точно роль?

Уловки ты прибереги:

Есть множество глупцов,

Кого запишешь во враги —

Уловка – враг готов.

Теперь к ответу на вопрос

О творческом труде.

Я, каюсь, подаю запрос

О том, что быть беде,

Коль скоро в споре двое

Не поняли друг друга.

Идут они по кругу,

Спеша сказать обидных

Пару фраз.

Героев незавидных

Разнять готов,

И не приемлется отказ.

Ты описал, Верилий,

Множество трудов —

И труд рабочего,

И труд того, кто болен,

Того, кто жизнью этой недоволен.

Скажи, Верилий,

Ты ведь был готов

Назвать всё это творческим трудом.

Всю лирику отложим на потом;

Уверен ты, что в этом прав?

Позволь, я укрощу твой нрав,

Сказав: «Едва ли этот труд

Все творческим зовут».

Теперь, смотри, идём вперёд:

Ты говоришь, я не беру в расчёт

Величие морей и гор, идей,

И жизни, и борца, чего ещё? Людей.

Позволь, начну сначала я:

Ты помнишь, горы и моря —

То результат труда,

Как и идеи, что всегда

Хранили отпечаток лет,

Вселяли в души свет.

А жизнь? Зачем она дана?

Она величием полна,

Бесспорно; здесь ты прав;

Но – вот вопрос – уйми свой нрав —

Не смог бы творческим трудом

Назвать саму ты жизнь?

Я поясню: как знать – потом,

Возможно, – ты держись, —

Лет через триста иль пятьсот

Иначе будет, а пока

Творишь – и ты наверняка —

Свой каждый день,

Считая всякий оборот

Планет вокруг оси.

И прочие, кого спроси,

Как ты, творят века, года,

Не замечая иногда.

Но что же про стезю борца

И про улыбку, что – с лица?

Пускай и круты виражи,

Улыбку. Ты. Держи.

Аудитория взбунтовалась. Теперь её симпатии были явно на стороне Сентенция.

ВЕРИЛИЙ

– Ты молодец. Ценю твой нрав.

Разбил чужие аргументы.

Но я бы не сказал: «Ты прав»,

Тем более – сейчас, моментом.

На всякие тирады

Найдётся свой ответ.

Я уточню: ты полагаешь,

Помимо всяких прочих бед,

Что всё, что окружает нас,

Есть творческий труд.

Это так, без прикрас?

СЕНТЕНЦИЙ

– Да, это так, упрощая.

Но ты концы оставил фраз,

Которые закрою тут.

ВЕРИЛИЙ

– Не бойся брошенных концов,

А бойся смыслов без венцов.

И вот…

– Эй, бездельники! За работу! – раздался громогласный мысленный голос откуда-то сверху. – Ваша дуэль – это, разумеется, высшее проявление искусства, но у нас есть проекты поважнее и помасштабнее.

Сентенций и Верилий подняли головы. Великий архитектор спускался к ним по воздуху. Сентенций и Верилий слегка оробели. Толпа рассеялась (или разбежалась), будто её и не было. Сентенций и Верилий тоже решили разбежаться, но…

– Сентенций! – Сентенций как раз уже начинал движение быстрыми-быстрыми шажочками к рабочему павильону, когда его окликнул голос. – Прошу, умоляю, требую: подойди ко мне. Есть разговор.

Сентенций с досадой оглянулся, мысленно молясь и прикрывая мысли, чтобы его не особенно серьёзно отчитывали за отлынивание от работы. Верилий, тем временем, убежал.

– Как дети малые – а ведь более пятисот лет каждому. Как жить-то ещё не надоело, м? – шутливо начал великий архитектор.

– Позвольте, это только начало жизни: ещё предстоит очень много сделать и воплотить; ещё столько проектов и планов, что дух захватывает. Умирать я пока точно не собираюсь – по крайней мере, в этом мире.

– А, – отозвался великий архитектор. – Ты о своём сюжете. Точно. Всё это обещает быть фееричным. Но помни: никто – даже режиссёры – не могут с уверенностью знать, как будет развиваться сюжет.

– А вы? – не удержался Сентенций. И пожалел.

– А мы, – ответил великий архитектор, улыбаясь, – мы будем пристально следить за вашими успехами, юноша.

– Точно. Я ожидаю, что мой проект принесёт свои плоды и что чистый дух будет способен распространиться и на этой планете тоже. Стоит только открыть соединяющий планету и космос портал, и…

– Ах, да. Я верю, что мы правильно уловили запрос планеты на оживление и одухотворение.

– Я полагаю, она выбирала мудро и в итоге сделала шаг – пока робкий – в сторону духовного развития.

– Что ж. Я давно этого ждал, – улыбнулся великий архитектор.

* * *

Сквозь мысленный портал Сентенций рассматривал новую планету, дизайн которой был создан великим архитектором задолго до появления Сентенция на Арктуре. Теперь Сентенцию предстояло обитать там некоторое время – всё то время, пока портал в высшие миры не будет открыт, все лютые перипетии сюжета, сотворённого им сложным и запутанно-героическим, не будут отработаны, сюжетные арки – закрыты, все нужные второстепенные персонажи – убиты или воскрешены, а главные герои – изменены под влиянием времени. Сентенций не боялся, о нет; единственное, чего мог бояться наш герой, – это то, что некие силы – в том числе и силы иных цивилизаций – могут вмешаться и замедлить осуществление грандиозного режиссёрского плана. Над другими цивилизациями Сентенций был, однако, не властен, но именно ему выпала эта грандиозная миссия – власть над сюжетом на новой, ещё относительно молодой планете, которая выбрала путь света. Сентенций помнил ту планету, на которой он был правителем долгие годы до этого. Он помнил, что случилось тогда – многие тысячелетия назад. Он знал, что на новой планете его могли бы счесть богом.

3
{"b":"878931","o":1}