— Ася, нет, — холодные пальцы поймали мою ладонь.

— Эдуард? — мне удалось слегка повернуть голову, чтобы рассмотреть лицо одноклассника: — Как ты…

Начала я, но Эдик приложил палец к губам, призывая меня говорить потише, чтобы не разбудить Костю. Кого я никак не могла представить в больничной палате, так это именно Смирнова. Щёки тотчас обдало жаром от осознания, как, должно быть, сейчас я плохо выглядела. Это знание казалось мне само собой разумеющимся, несмотря на то, что в комнате не было зеркал.

— Тише, — Эдуард ободряюще похлопал меня по руке: — Ни к чему будить Константина.

— Как я здесь оказалась?

Эдик откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на моё лицо.

— А ты не догадываешься?

— Нет, — быстро соврала я, хотя прекрасно помнила, чем всё закончилось в лесу.

— Мы с Константином опоздали. Каримов всех нас провёл.

Заявление показалось странным ведь, насколько я осталась жива. Этот неоспоримый факт легко подтверждала рваная линия пульса на дисплее аппарата со страшным названием, которое я никогда не могла запомнить, сколько бы ни пыталась.

— В каком смысле «провёл»? Я живу, дышу. Да и сердце бьётся.

— Бьётся, да, — задумчиво произнёс он и отвёл взгляд: — Возможно, стоит всё же разбудить твоего отца. Не мне сообщать такие новости.

— Какие новости? — встрепенулась я и голос предательски стал выше, разбудив Костю.

Отец тут же подскочил, словно только и ждал напасти. В мгновение ока на лице его от безмятежности не осталось ни следа. Он был готов броситься в бой без промедления, пытаясь защитить единственную дочь. Стоило отступить последним ощущениям от сна, как Костя мотнул головой и тут же приободрился, заметив, что я пришла в себя.

— Ася, — нежно протянул он: — Ты очнулась!

Не сдерживая чувств, он подошёл ко мне и осторожно обнял за плечи. Я хотела податься ему навстречу, но стоило попытаться, как спина отозвалась острой болью. С губ сорвалось тихое «ай».

— Сильно же тебе досталось, — Костя говорил с искренним сочувствием: — Ничего, скоро отдохнёшь. Наберёшься снова сил. Отец ласково провёл рукой по волосам и заправил за ухо свисающую на глаза прядь. В этом жесте было столько любви и заботы, что на глаза у меня навернулись слёзы. Как приятно было видеть Костю живым и здоровым после всех мук, которые мне пришлось пережить.

— Если хочешь плакать – плачь, — подал голос Смирнов: — Честное слово, никому не расскажу в школе.

Я укоризненно посмотрела на него, но не заметила даже тени улыбки. Эдик говорил серьёзно и по-своему я была ему благодарна.

— Как я попала сюда? — спросила я, переводя взгляд с отца на Эдуарда.

Костя тяжело вздохнул и вернулся в кресло. Тело отца выглядело напряжённым, как струна, точно этот разговор казался ему отягощающим реальность.

— Ася, — начал Костя, сложив руки перед собой: — Что последнее ты помнишь?

Я не знала, как ответить, не вдаваясь в подробности о мифической подноготной города, с чудищами из сказок. Мой рот открывался и закрывался, пробуя слова на вкус и не находя ничего подходящего. Способного хоть как-то объяснить простыми словами произошедшее.

Видя моё смятение, Эдуард позвал меня и мягко добавил:

— Ася. Твой отец знает.

Но этого короткого объяснения не хватило, и я уставила на Эдика широко раскрытыми глазами. Знает о чём? О вампирах? О том, что местный серийный убийца угрожал мне расправой? Какую конкретно версию последних событий Костя считал, что знаем. Сложившаяся пауза, казалось, раздражала Смирнова:

— Он знает обо мне, Ася. И о моей семьёй тоже.

Затаив дыхание, я ждала, пока он скажет вслух самое главное слово, разрушая привычный порядок вещей и устанавливая новый, необратимый порядок:

— О вампирах.

Конец первой книги.