– По крайней мере ты это понимаешь. Осознание проблемы – уже пятьдесят процентов ее решения.

– Это верно, – усмехнулся я. – Сложные решения нужно принимать самому, и от этого мой следующий вопрос прозвучит вдвойне эгоистично. Как вы думаете, мне стоит… принять участие в этой экспедиции?

Доктор замер. Медленно развернул голову на меня, и от его взгляда по спине побежали мурашки. Он бегло посмотрел по сторонам, и присел на одно колено рядом со мной, резко схватив за плечо.

– Мистер Солар, послушайте меня очень внимательно. Я…

Шаги. Дверь в отсек открылась. В помещение зашло несколько стражей, становясь по обе стороны прохода. Доктор Кеплер мгновенно подскочил обратно на ноги, а я расслабил нахмуренные брови, нервно прочищая горло. Что это было? И почему я так заволновался?

– Господин сенатор, – произнесли мы в один голос, учтиво поклонившись.

Клетус Блэкволл. Человек, который не нуждается в представлении. Самый уважаемый и влиятельный сенатор Амаронта, и по совместительству – мой бывший школьный учитель. Красивые, цепляющие глаз одежды, ровная уверенная осанка, выпяченная вперед грудь и текучие, плавные движения. Чересчур острые черты лица – в особенности нос и немного задранный наверх подбородок – глубоко посаженные глаза, поджатые губы, короткая клокастая борода и зализанные назад длинные жидковатые волосы. И хоть по отдельности может показаться, что этот человек обладает вполне специфической внешностью – со стороны все смотрелось предельно гармонично. Походка, манера речи, немного согнутые в локтях руки – каждая мелочь говорила о его изящной и аристократичной натуре, тем не менее лишенной напускного бахвальства и излишней театральности.

– Прошу вас, давайте без формальностей, – сдержанно улыбнулся он, протягивая руку доктору, а затем и мне.

Его голос был звучным, больше похожим на женский, с нотками хрипловатости, придающими ему некую расслабленность и таинственность. Словно голос давнего товарища, который знает про все твои проблемы. И одновременно психолога, готового в любой момент решить их по мановению своей руки.

– Радостно видеть, что ты нашел себе достойного помощника, – произнес Клетус и не дожидаясь ответа перевел свое внимание на меня. – Кай Солар, если не ошибаюсь.

– Все верно, господин сенатор. Приятно, что вы запомнили.

– Я бы соврал, если сказал, что помню имена всех своих учеников, – вновь дружелюбно улыбнулся он. – Только самых лучших.

«Ого. Громкое заявление».

– У вас очень отличительный взгляд, мистер Солар. И очень самобытные друзья. Джейк Спарк, Гурни Циндер, Джессика Эмбер и Молли Лайт – помнится, ни одно событие не происходило без упоминания этих имен.

– Ваша память все же производит впечатление, господин Блэкволл. Прошу прощения, если порой доставляли вам неудобства.

– Ох, не стоит извиняться. Об этих временах у меня остались исключительно положительные воспоминания. Вы ведь до сих пор дружите, не так ли? Как они поживают?

– Все хорошо, господин. Мы были искренне рады видеть именно вас на месте сенатора, которому выпала честь провозгласить Великую Экспедицию. Вы, несомненно, этого заслужили.

– Польщен такими теплыми словами. Признаться, я приметил вашу компанию в этой огромной толпе на площади. И, как бы это не прозвучало, хотел бы увидеть всех вас снова. Но уже в рядах Парагонов.

Мое старательно скрытое волнение вырвалось наружу – от этих слов я окончательно опешил, и эту безмолвную растерянность с легкостью можно было прочитать на моем лице.

– Вижу вы еще находитесь в раздумьях. Было бы глупо принимать поспешные решения, но времени осталось крайне мало, поэтому не стоит с этим затягивать.

– Да, господин Блэкволл. Спасибо за совет. Я приму его к сведению.

– Отлично, – кивнул он. – Тогда не смею больше вас задерживать. Мне нужно обсудить с доктором Кеплером одно важное дело, если вы не против.

– Конечно. Хорошего вечера.

Я поклонился ему и как можно увереннее зашагал к выходу, бросив беглый взгляд на доктора. Дверь закрылась за моей спиной, и я облокотился о стену, делая медленный и неровный выдох. Поднял руку с трясущимися пальцами.

– Да что это с тобой, Кай?

Двадцать восьмое марта. В столовой мы сидели в несвойственной нашей компании тишине. Никто не хотел прерывать нависшее безмолвие, и мы молча уминали свои обеды, пока подносы окончательно не опустели. Джессика принялась напряженно разглядывать свои ногти, Молли нервно елозила на стуле, разминая шпильку в волосах, Гурни отбивал по столу какую-то мелодию, а я стеклянным взглядом смотрел куда-то вдаль. Один лишь Джеки выглядел невозмутимо, но и он, следуя всеобщему примеру, не издал за все время ни звука. Не знаю, сколько мы так просидели, но вскоре люди вокруг нас стали расходиться, занимая очередь на выход из столовой. *Крак* — мы едва заметно вздрогнули. Джеки со звоном поставил пустой стакан на стол, выбивая нас из аморфного состояния.

– Завтра последний день перед экспедицией, – нарушил он тишину. – Я все решил. Завтра я запишусь в ряды Парагонов.

Прямолинейно. Даже слишком.

Мы молча уставились на него с приоткрытыми ртами. Но прежде, чем кто-то успел возразить – он продолжил:

– Скажу честно. Мне очень страшно. Но еще больше меня пугает то, что если я останусь – до конца своих дней буду винить себя за то, что в самый важный момент своей жизни мне не хватило смелости сделать выбор. Я не стану уговаривать или убеждать вас в чем-либо. Просто хочу, чтобы вы знали. Я был бы счастлив видеть вас рядом со мной. Там, наверху, – с этими словами он вставил поднос в углубление и встал со стула, медленным шагом направляясь на выход.

– Постой, – грозно окликнул его Гурни, приподнимаясь с места. – Одного я тебя не отпущу. Не хочу, чтобы вся слава досталась тебе, – затем сказал он, протягивая руку над столом ладонью вниз.

Первый есть.

– Без меня вы не пойдете. Кто знает, что там наворотите, если меня не будет рядом, – произнесла Джессика и положила свою ладонь на руку Гурни.

Вторая тоже.

Глаза Молли наполнились слезами. Она обмакнула их рукавом, застенчиво улыбаясь. Поправила свою шпильку и последовала примеру подруги.

Третья.

Глаза Джеки раскрылись. Он поджал губы и кивнул головой, присоединяясь к своим друзьям.

Четвертый.

Перед моими глазами выстроилась башня из рук. Башня, недостроенная до конца. Они, как будто отрепетировав заранее, одновременно обернули свои взгляды на меня. Так вот он какой… «самый важный момент в жизни». И он настал именно сейчас.

– Кай! Смотри, я Парагон! – кричал Джеки, заползая на склизкую горку с деревянной палкой, немного заточенной на конце.

– Джеки, подожди меня! Я тоже хочу! – я забирался вслед за ним, но моя подошва скользила на мокрой траве, и сколько бы я не старался, подняться выше все никак не получалось.

– Держись! – он протянул мне руку, подтягивая меня с склона наверх.

Рывок. Последнее усилие. Мы развалились на влажной земле, с ног до головы перемазанные в грязи, и громко рассмеялись. Он поднял палку над головой, словно флагшток, и приготовился вонзить ее в почву, провозглашая свои права на эту территорию. И когда она уже почти коснулась поверхности – он неожиданно замер и посмотрел на меня.

– А давай… вместе? – уголки его губ приподнялись в широкой улыбке.

Мои глаза загорелись.

– Ага! Давай!

Мы обхватили палку с двух сторон, и с размаха воткнули ее в землю, раздаваясь восторженными криками. Джеки достал платок и привязал его к самой верхушке.

Внизу копошились люди в рабочих костюмах. Обеспокоенные голоса матерей.

– Слава богу… Слава богу! Только не двигайтесь! Сейчас вас оттуда спустят!

Когда мы наконец оказались внизу, родные судорожно сжали нас в своих объятиях, оттирая перепачканные руки от вязкого черного мазута.

«Чего это они?» – в непонятках обернулись мы друг на друга, пожимая плечами.