В шведах душевное начало необычайно чутко, но в то же время живет своей резко обособленной жизнью. Народ этой восточной части Скандинавии на протяжении своей истории был источником импульсов, посылаемых Восточной Европе и в южном направлении — Центральной Европе. Данный факт сыграл свою существенную роль при формировании облика Европы. Для шведов это означало своеобразное принесение себя в жертву. Создается впечатление, будто с тех пор определенные силы в глубинах души перешли в состояние выжидательной готовности и хранятся там подобно драгоценному запасу; будто в этих краях в душе человека есть нечто такое, что сейчас еще дремлет, но, несомненно, в будущем будет востребовано. Этим двум едва уловимым, но одновременно столь могучим и трудно учитываемым факторам, как мне кажется, и посвящены в первую очередь два из тех циклов лекций, с которыми Рудольф Штайнер выступил в городе Норкеппинге, немного южнее Стокгольма. Это циклы «Христос и человеческая душа» и «Теософская мораль». В первом цикле с необычайной проникновенностью освещаются судьбы и кризисы души на ее пути к духовным источникам бытия. В современной литературе я не знаю ни одного примера, где бы душевное начало было представлено с такой же силой и открытостью. Человека подводят к проникновенной беседе с самим собой и через свое «я» к беседе с божеством. И все это происходит не мистическим путем, а за счет обращения к познавательной сфере современного человека. Во втором из названных циклов Штайнер так же гениально, творчески и в то же время открыто и просто обращается к его моральным силам. Не случайно в центре внимания стоит фигура Франциска Ассизского. В Швеции до недавнего времени жили и, возможно, по сей день, живут некоторые участники тех курсов. В разговорах с ними мне удалось уловить отзвук того, насколько глубоки оказались впечатления, которые они получили тогда от общения с Рудольфом Штайнером. Особенно отрадно это было слышать потому, что в большинстве своем речь шла не об ученых дамах и господах, посещавших тогда курсы, а о мужчинах и женщинах из народа, представителях ремесленного сословия или других внешне ничем не примечательных людей. Но у всех них был сильный ум, а душа полна жгучих вопросов.
В вышеупомянутых лекциях, посвященных сравнительному сопоставлению норвежцев и шведов, Рудольф Штайнер признает за последними сокровенную связь с таинственным миром человеческой воли. И здесь явно речь заходит о возможностях развития, которые связаны с особым образом скрытыми душевными силами, о которых я упоминал прежде.
Вся близость Финляндии космическим силам может быть непосредственно понята каждым, кто тщательно изучит удивительный эпос, подаренный ее народом миру, «Калевалу». Еще не прошло и полутора столетий с того времени, когда был найден и записан этот эпос — именно записан из уст народа, в котором он еще жил. И мир подивился тому, что в этой грандиозной природе «ста тысяч озер», гранитных гор и темных лесов оказался жив тот миф, который для остального Запада перестал существовать уже более тысячи лет назад. Для остального европейского мира обретение «Калевалы» было всего лишь литературным событием. Для Финляндии же оно стало событием историческим, ибо из живых сил этого эпоса в XIX столетии были в буквальном смысле выкованы независимость и свобода финского народа. В статье, помещенной в одном из вышедших в свет в 1959 году сборников, я попытался полнее осветить эти факты[1].
Однако с «Калевалой» произошло то же, что и с другими великими произведениями искусства, да и вообще духовной жизни. Их непосредственное живое влияние было утрачено, и они превратились вначале в обычный литературно — эстетический феномен, а затем в школьное произведение. В посвященных «Калевале» лекциях, организованных в начале XX столетия в Хельсинки, Рудольф Штайнер помог нам по — новому взглянуть на духовные истоки этого произведения. Он даже указал на то, что данный эпос должен совершить человекоформирующую работу для будущего, не уступающую той, которая с древних времен до нашего времени совершается эпическими поэмами Гомера.
Прочитанная им в 1912 году серия лекций о «Духовных сущностях небесных тел и царств природы» также была построена в духе диалога с душой народа. В духовной памяти, в том виде, как она живет в финском мире, он видел нечто подобное оплоту надличностной совести для грядущих времен.
Все коротко рассказанное мною в этой главе о Рудольфе Штайнере и его отношении к душе народа носит, естественно, незавершенный характер. Это не более чем первая попытка, но все же за каждым из коротких рассказов стоят результаты личного опыта и воззрения, которые можно было бы развивать и дальше. Я знаю: современному человеку становится все труднее даже подумать о том, что у каждой страны, у каждого отдельного народа есть своя особая миссия. Слишком драматичными оказались результаты «национальных идеологий», если их исповедовать фанатично. Люди склонны полагать, что идеология как ответ на духовные потребности людей должна предоставлять в распоряжение каждого человека все, что ему нужно, в любое время и в равной степени. Но потом выясняется, что в этой столь важной области человеческого бытия был сделан не более чем еще один шаг поступательного развития и никакого органичного понимания действительности не достигнуто. Духовное созерцание души народа с позиций духовной науки Рудольфа Штайнера никогда не приведет к эгоцентрическому фанатизму, зато оно может воодушевить народ в социальном плане и способствовать его развитию. Оно выявляет характерные свойства и задачи народной души, обеспечивая тем самым возможность самопознания. Но плоды этого самопознания служат всегда возвышенным целям, они ценны только на службе Мироздания. Ибо истинное самопознание делает человека в этом случае, как, впрочем, и везде, скромным: оно позволяет отчетливо видеть границы собственного существа, призывает искать и находить в другом человеке то, что пока еще не дано тебе самому.
Почти в каждую из названных стран Рудольф Штайнер отправлялся лишь тогда, когда его призывали развернуть там свою духовно — научную деятельность. Он путешествовал, чтобы работать, и к каждому народу, к каждой стране, куда его звали, он проявлял одинаково большой и душевный интерес. Правда, была одна страна, которую он во время своих лекционных турне проехал с севера на юг, но в то же время перед Первой мировой войной охотно посещал и для отдыха. Этой страной была Италия. В различных лекциях он сказал немало важного и о складе души ее жителей, и об их роли «в концерте Мироздания». Сейчас мы не будем подробно останавливаться на этом. Но наверняка каждому, кто отправляется в Италию, будет интересно узнать мнение Рудольфа Штайнера об итальянском ландшафте. Он подчеркивал, что этот ландшафт сложился вполне определенным образом под влиянием высших существ, способных создавать формы. В результате его композиция, его пропорции способствуют тому, что мысли людей, взирающих на него, благотворным для них образом, как бы самопроизвольно, приобретают стройность.
Такое самостоятельное упорядочение мыслей, их смягчение, просветление в известной мере придает бодрости, а порой даже и приводит к выздоровлению — подобное воздействие наверняка испытало на себе бесчисленное множество людей. Рудольфу Штайнеру, чье мышление с самой ранней юности во всем стремилось к светлому, гармоничному духовному началу, наверное, нравилось ощущать в этом ландшафте нечто такое, что в понимании искусства было гениальным. И это нечто позволяло ему на короткое время забыть о противоречиях внешнего мира и самым непосредственным образом в полном покое пребывать в себе самом.
Невольно возникает вопрос: а нашло ли отклик у самих современников такое поистине космическое присутствие Рудольфа Штайнера в культурной жизни народов? Показательным в этом смысле является одно высказывание, рожденное французской духовной жизнью, которая всегда была по — особому открыта для всего того, что имеет космические масштабы. Меня очень тронуло его появление в прессе. Оно было сделано уже после смерти Рудольфа Штайнера одним известным журналистом. Речь идет о французском журналисте Жюле Зауервейне. Его, объездившего весь мир и встречавшегося с сотнями выдающихся современников, как — то спросили, какая же личность произвела на него самое сильное впечатление. Не задумываясь, он ответил: «Из всех королей, князей, президентов, министров, ученых, писателей и выдающихся деятелей в сфере экономической и практической жизни, с которыми мне довелось познакомиться за несколько десятилетий своей деятельности, никто не произвел на меня такого глубокого впечатления, как немецкий философ Рудольф Штайнер»: «Aucun — comme le philosophe allemand Rudolf Steiner»[2].
