– Капучино и один марципановский рожок, – отчеканивает он, словно отдавая приказ кассиру, и направляется в сторону моего столика. – Что за истерики, Лилибет? – интересуется он, разворачивая стул спинкой вперед, облокачивая об него сложенные руки.

– Почему ты не рассказывал мне об Изабелле? – тихо спрашиваю я, поднимая голову и сквозь пелену настилающих волос, смотрю на Чака. – Неужели это так трудно – взять и рассказать? – я медленно убираю волосы с лица, заправляя их за ухо.

– Если мне не изменяет память, мы уже говорили на эту тему, – со стальным спокойствием проговаривает он, твердо направляя на меня решительный взгляд. – Обещаю, в ближайшем будущем я все тебе расскажу, доверься мне.

Несколько секунд я продолжаю смотреть на него настороженным взглядом, пытаясь разгадать его эмоции, чувства, мысли, но прихожу только к одному логическому завершению: я впервые ничего не понимаю…

– Ну, как я могу тебе не довериться? – громко выдыхаю я. – Ты тот мальчик, который в свое время заставил меня поверить, что есть другая жизнь, во многом отличающаяся от жизни со злобным отчимом, который спит и видит, как избивает меня, – я отвожу взгляд в сторону окна, наблюдая как голуби осаждают трехлетнего малыша с куском хлеба, и проваливаюсь в тяжкие воспоминания. Разворачиваясь на Чарльза, я замечаю, как за наш столик приносят капучино и сдобный рожок. – Ты хочешь, чтобы я растолстела и никогда не вышла замуж, да?

– Я просто хочу, чтобы ты хоть что-нибудь съела, – на лице его зарождается искренняя улыбка. – Эли?

Делая глоток горячего капучино, я вопросительно смотрю на него, ощущая, как горячая жидкость медленно проникает в организм, согревая меня.

– Я надеюсь, мы договорились на счет знакомств? – с сомнением спрашивает он, сжимая губы.

– В ближайшее время я планирую знакомства только с администрацией университета, – монотонно проговариваю я, ледяными ладонями прирастая к горячей кружке.

Я бросаю на него взгляд, и меня буквально забрасывает в детские воспоминания. Он снова улыбается той самой мальчишечьей улыбкой, которая каждый раз растапливала сердце десятилетней девчонке снова и снова. И меня буквально поражает то, с какой скоростью меняется его настроение.

– Дай угадаю, ты что-то хочешь мне сказать? – с сомнением спрашиваю я, приподнимая брови.

– Мои родители хотят пригласить тебя на ужин сегодня вечером, – сообщает он с грандиозной улыбкой на лице.

– Правда? – я удивленно вскидываю брови. – Это … неожиданно.

Последний раз я была в гостях у Чака три месяца назад. Он не любит принимать гостей по непонятным мне причинам, хотя его мать – весьма гостеприимная женщина. Чего не скажешь об отце, который по уши в своих делах и не любит, когда в редчайшие свободные минуты в его доме находятся посторонние люди. Чак как-то раз упоминал, что его отец владеет каким-то крупным агрохолдингом, во что я особо не вникала.

Чарльз поджимает губы, пытаясь изображать былую улыбку, которая совсем недавно красовалась на его лице, но выходит совсем наоборот. Его глаза цвета безоблачного неба продолжают что-то скрывать от моего взора.

– Мама говорит, что вы давно не виделись, да и у отца появились пару свободных часов. Сама прекрасно понимаешь, что у него в ежедневнике расписана каждая минута, – сообщает он, сохраняя свою непроницательную улыбку.

Несколько минут я смотрю на него, все так же безуспешно пытаясь прочесть его эмоции, осознать, что же он от меня скрывает, и почему я не могу понять, что именно. Замечая небольшую паузу в разговоре, возникшую между нами и явное отсутствие ответа с моей стороны, он принимает решение разрушить эту странную тишину.

– Эли? – он неожиданно дотрагивается до моей ладони теплой рукой, – так мне заезжать за тобой сегодня?

– Что? – опоминаюсь я, отдергивая руку от его теплой ладони. – Ах, да, конечно, я с удовольствием встречусь с твоими родителями.

Я наблюдаю как напряжение на лице Чака после моих слов постепенно спадает, и он вновь превращается в того добродушного и милого мальчика, которого я знала.

Которого я знала раньше.

– Мам, я пришла, – кричу я на весь дом, бросая свой рюкзак на диван, но в ответ получаю лишь безмолвную тишину. – Мам, ты дома?

Я прохожу мимо кухни, где совершенно отсутствуют улики какого-либо присутствия мамы. Спотыкаясь об медицинский журнал и, удивляясь такому беспорядку, я прохожу в ее спальню, улавливая приглушенный плач. Останавливаясь возле приоткрытой двери, я на секунду цепенею. В один момент я ловлю себя на мысли, что никогда не наблюдала маму плачущей. Неужели она так умело скрывала свои эмоции? Наверное, произошло что-то невероятно серьезное, что-то, что смогло выбить ее из колеи. Сглатывая комок неуверенности и собирая всю свою волю в кулак, я толкаю деревянную дверь цвета слоновой кости вперед и на мгновение задерживаю дыхание.

Она сидит на маленькой табуретке своего туалетного столика и смывает макияж ватными дисками, размазывая его остатки по всему лицу и время от времени всхлипывая от рыданий. Деревянная дверь предательски скрипит, оповещая о моем визите и, замечая меня в зеркале, она поспешно начинает вытирать слезы со щек.

– Мам, что случилось? – обеспокоенно спрашиваю я глухим голосом, боясь подойти и прикоснуться к ней. – Если ты из-за того, что я не ночевала дома, то не беспокойся, Чак обо всем позаботился.

Она вяло улыбается, вскидывая руки для объятий, и я без размышлений бегу к ней. Мама с нежностью прижимает меня к себе и целует в лоб. Некоторое время мы молча стоим, плотно прижимаясь друг к другу. Всем телом ощущаю, как учащенно бьется ее сердце, и очень надеюсь, что она не заметит, что мое бьется в десятки раз сильнее.

– Ты в порядке? – произносят мои губы, прежде чем я успеваю задать вопрос. – Что произошло? – шепчу я, утыкаясь в ее плечо и стараясь всеми силами сдерживать слезы.

– Эли, – спустя несколько секунд доносится ее дрожащий голос, – сейчас наша жизнь изменится.

Я резко отрываюсь от ее плеча, глядя в ее покрасневшие от слез глаза цвета грозовой тучи.

– Что ты имеешь в виду? – растерянно произношу я, пытаясь уловить ее взгляд.

Внутри все сжимается до размера мухи. Ужасающие мысли заполоняют голову, пытаясь раздавить меня, сжечь, уничтожить изнутри. Земля под ногами на мгновение пошатывается, а сердце будто намеревается тотчас же выпрыгнуть из грудной клетки.

Если судить по поведению мамы, то эти изменения явно не предрекают ничего хорошего. Вряд ли она имеет в виду, что мы выиграли миллион евро или что мой мертвый отец, которого я ни разу не видела, внезапно воскрес и вознамерился жить с нами.

– Мам, не молчи, пожалуйста, – отчаяние вырывается у меня из груди и застывает в воздухе на несколько секунд.

Трясущимися от волнения руками она смахивает слезу с моей горячей щеки, продолжая избегать зрительного контакта со мной.

– Я сегодня была у доктора … – неуверенно начинает она, делая неутешительную паузу, – наши худшие подозрения подтвердились. У меня обнаружили рак головного мозга, – пауза. У меня на миг замирает сердце. На какое-то время мой организм остается без кислорода. – Доктор говорит, что прогноз неутешительный, у меня третья стадия, необходима химиотерапия и операция.

Последние слова она произносит почти бесшумно.

Некоторое время я молчу, обескураженная ее словами. Мама в последние месяцы частенько жаловалась на постоянные головные боли по вечерам и ночам, но тогда мы не придали этому никакого серьезного значения. Как же я была глупа и полностью погружена в свои проблемы…

В какой-то момент мне кажется, что я не дышу. Я прихожу в себя, когда мама крепко сжимает мою кисть, пытаясь вернуть меня к реальности.

– Сколько стоит операция? – спрашиваю я почти бесцветным голосом.

Мама опускает тяжелый взгляд.

– Это очень большая сумма для нашей семьи, – спустя несколько секунд раздается едва слышный шёпот с ее стороны.

– Мама! Сколько? – восклицаю я, вырывая ладонь из ее руки и усаживаюсь на пол, чтобы быть на одном зрительном уровне вместе с ней.