Я прихожу в себя от невыносимой боли в коленях. Оказывается, все это время я лежала и заснула в позе эмбриона прямо на диване в гостиной. Часы над телевизором констатируют около восьми часов утра, и я резко подрываюсь с дивана, направляясь в ванную комнату.

Черт, Вероника меня убьет, если я опоздаю на смену!

– Тебе повезло, Хансен, – встречает меня у дверей администратор, грозно складывая руки на груди, – а я уже было приготовила для тебя наказание. И что у тебя с лицом? Пока не приведешь себя в порядок, в зал можешь не выходить!

Я громко выдыхаю, направляясь в раздевалку. Заходя внутрь, я обнаруживаю Карен, улыбающуюся своему телефону. Не обращая на меня никакого внимания, она продолжает энергично щелкать по клавиатуре.

Со скоростью света я переодеваюсь в рабочую одежду и мельком оборачиваюсь к зеркалу. Меня окутывает волна ужаса, паники и легкого недоумения, когда я вижу опухшие веки и синяки под глазами, размером с космос. Неужели Вероника подумала, что я всю ночь пила как не в себя? Черт, похоже, мне нужен выходной. Копаясь в сумочке, я достаю консиллер и пудру, чтобы хоть как-то замаскировать эти недоразумения на лице. Пропуская волосы сквозь пальцы, я быстро делаю высокий пучок, оборачиваясь на громкую усмешку Карен.

– С тобой все нормально? – интересуется она то ли из вежливости, то ли усмехаясь.

– Более чем, – коротко бросаю я и выхожу в кухню, мельком приветствуя поваров.

Замечая на себе взгляд су-шефа, я слегка улыбаюсь, приветствуя его.

– Неважно выглядишь, – констатирует он, подходя ко мне.

– Я думала, ты умеешь делать комплименты девушкам, – ухмыляюсь я, мельком бросая взгляд на очередную огромную гору грязной посуды.

– Я серьезно, – легкая улыбка едва касается его губ. – Вероника сказала, что сегодня ты остаешься на кухне.

– Что? О, нет… – протягиваю я, предвкушая веселую смену и направляюсь к раковине, утопающей в фарфоре и сковородках.

Спустя несколько дней, я осознаю, что до начала отбора остается буквально пару суток, а у меня еще ничего не собрано. Готова ли я морально ступить во дворец? Нет. Буду ли я готовиться к этому событию морально? Опять мимо. В конце очередной смены я подхожу к двери кабинета Вероники и уверенно стучусь, набирая ртом как можно больше воздуха.

– Слушаю, – безразлично бросает она, не поднимая на меня взгляд, сидя в огромном кожаном кресле цвета слоновой кости.

– Я хочу написать заявление на увольнение, – быстро проговариваю я, закрывая за собой дверь кабинета.

Она поднимает на меня недоуменный взгляд, вопросительно изгибая нарисованную бровь.

– Мне послышалось? – недоумевает она. – Или тебе надоело работать вместо посудомоечной машины?

– Нет, меня все устраивает, – спокойно говорю я, – просто мне так нужно.

– Ладно, – с недоверием отвечает она, доставая бумагу и ручку из шкафчика справа от нее. – Ты же понимаешь, что второй раз я тебя уже не приму?

– Да, конечно, – отзываюсь я, дописывая заявление и отправляя его прямиком администратору в руки.

Она внимательно вчитывается, проверяя его на ошибки и поднимает на меня свой ухмыляющийся взгляд.

– Все, поздравляю тебя, отныне ты безработная, – язвит Вероника, убирая заявление в шкафчик с другими бумагами. – Можешь попрощаться с остальными, и чтобы я тебя здесь больше не видела.

– Спасибо, – бесцветным голосом отвечаю я, покидая кабинет.

Входя в кухню, я последний раз окидываю взглядом помещение и ребят, оставшихся здесь после окончания смены убирать приборы.

– Можете меня поздравить, я уволилась, – громко заявляю я, наблюдая, как несколько пар глаз резко бросаются в мою сторону.

– Серьезно? – удивляется Дэвид, прекращая оттирать сковороду.

– И куда ты пойдешь сейчас? – недоуменно спрашивает Джордж, кривя лицом.

– Скоро увидите.

– Было приятно с тобой поработать, – раздается голос Аарона позади, я оглядываюсь и наталкиваюсь на грустный взгляд его серых глаз. – Удачи тебе.

– Спасибо. Надеюсь, скоро увидимся…

Подпрыгивая в такт очередной попсовой песенке, раздающейся по всему дому, я забиваю огромный малиновый чемодан, устраивая полнейший хаос в квартире, ведь до начала отбора остается буквально три часа.

В этот миг все кажется иным. Впервые за эти дни у меня появляется ощущение, что я не одна, что с мамой все в порядке и она просто уехала к бабушке, что я не ссорилась с Карен и что Чак вот-вот приедет за мной, чтобы мы отправились на очередную прогулку…

– Вот значит, как ты тут одна развлекаешься? – раздаётся громкий голос сквозь музыкальные мотивы, грубо разрушающий мою идиллию.

Я резко вздрагиваю, оцепенев от испуга. Разворачиваясь в сторону входной двери, на пороге я обнаруживаю самодовольное лицо Макса. Сегодня он одет в чёрную однотонную рубашку, высокий воротник которой благополучно прикрывает небольшой черный крест на шее и обычные чёрные слаксы, а вместо привычных кроссовок на нем сидят классические мужские туфли.

– Стучаться не учили? – я возмущённо изгибаю бровь, выключая телевизор с музыкальным каналом. – А вдруг я тут голая хожу?

– Вот поэтому я и не стучался, – ухмыляется он, пряча руки в карманах брюк, одновременно оглядывая весь хаос вокруг меня. – Собираешься во Фреденсборг? Ещё не передумала?

– Не твоё дело, – огрызаюсь я, продолжая собирать вещи.

– Я все никак не могу понять, – продолжает он, медленным шагом направляясь ко мне, и я резко разворачиваюсь спиной к нему, продолжая складывать одежду. – Ты злишься на меня?

Я закатываю глаза, глубоко вдыхая знакомый аромат с нотками мяты. Он стоит всего в нескольких сантиметрах от меня.

– Ты просто выбрал не ту девушку и не самое подходящее время, – отстранённо отвечаю я, стараясь отогнать мысль, что в любой момент он может прикоснуться ко мне.

– Значит всё-таки неподходящее время? – тихим бархатистым голосом интересуется он, и я ощущаю его горячее дыхание. – Может, всё-таки передумаешь и не поедешь на отбор? – он слегка касается губами мочки моего уха, а рука плавно опускается на мое предплечье, и я вздрагиваю.

– Я тебе все сказала, – я резко отстраняюсь, уходя к чемодану и продолжаю складывать различные принадлежности.

Некоторое время он молчит, и краем глаза я улавливаю как он снова прячет руки в карманы брюк. Значит я была права – он явно что-то скрывает. Прятанье рук может указывать на желание что-то скрыть или исказить сообщаемую информацию. И это не что-то вроде аллергии на цитрусы или плохие оценки в школе, а что-то наиболее масштабное.

– Отбор начнётся через три часа, я тебя подвезу, – сообщает он, подходя к огромному чемодану малинового цвета.

– Только это не будет значит, что я даю тебе шанс, понятно? – бросаю я через плечо и надавливаю на чемодан, закрывая молнию на замок.

– Как скажешь, принцесса, – с легкой улыбкой на лице сообщает парень, поднимая чемодан.

– И чего это ты так вырядился? – недоуменно спрашиваю я, натягивая сумку через плечо, бросая на него подозрительные взгляды.

– Я разве тебе не говорил? Я тоже еду на отбор, – с ухмылкой отвечает он, выходя с моим чемоданом из квартиры.

– Ага, конечно, – отстранённо проговариваю я, вспоминая в уме все ли нужные вещи я взяла.

Несколько минут мы молча едем по дороге к Фреденсборгу, в салоне играет приятная расслабляющая мелодия, подобная для меня эффекту кобры. Я удостоверяюсь, что на левой руке у меня свободно свисает красный силиконовый браслет и замечаю, как ладони начинают потеть. Что это? Волнение? Тревога? Кажется, будто ничто в этот момент не расслабит меня. По дороге ко дворцу, ко мне приходит полное осознание того, что с этого момента моя жизнь уже не будет прежней. Возможно, после отбора меня будут узнавать на улице, а может быть даже предлагать выгодное сотрудничество как участнице, прошедший первый отборочный тур или дошедшей до финала…

– Ну, все, приехали, – спокойно проговаривает Макс, паркуя автомобиль через дорогу от дворца. Глядя на мое лицо, он издает легкий смешок. – Да, ладно, не бойся, принцы не кусаются. Ну, разве что в постели.