Виктор Волков Архангел. Стихотворения (2018–2023) © Волков В.Д., 2023 * * * Поэзия Волкова – сплав лирики и своеобразной эпичности. Сокровенное и трагическое, душевные порывы и непростая нынешняя повседневность, фантазия и документальность, хранимая в сердце тайна и оправданная откровенность в этих динамичных, выразительных, ярких, порою яростных по накалу мыслей и чувств, очень личных, со своим собственным взглядом на мир, со своим голосом, своим лицом, сразу же узнаваемых, всегда выстраданных, смелых, даже отважных стихах словно сплетены в некий энергетический, светящийся шар. Волков, по всему строю, по словарю, по структуре стихов, поэт очень русский. Он прямой продолжатель линии Леонида Губанова в нашей поэзии. В его стихах, как это было и у Губанова, есть то, что с такой силой высветилось когда-то у Бодлера, – ранимая и беззащитная прямота решительных и суровых определений, радость сквозь боль, готовность принять и понять все многообразие и все сложности жизни, умение смотреть прямо в глаза яви. Владимир Алейников Из книги «Глубокой ночью» Он словно попал в неизвестную страну, где были свои законы и где очень быстро забывали друг о друге. Ю. Тынянов Труп (чей?) Как только выпишусь из морга, числа четвертого, седьмого спою, как мог «Лесоповал» спокойно, будучи в фуфайках, про лебедя, про звёздный факел всем исповедоваться вам. Как сам я, лет восьми, шести ли, притопывал ногой, в квартире, кружился робко и вздыхал, – но в чём таинственности смысл я понял только лёжа, снизу, убитый строго наповал. Не спеть ли вам «Лесоповал»? «Сам ты сочинил тюрьму…» Сам ты сочинил тюрьму в рассыпной пустыне и упёрся ты в бетон, вне сомнений, сам, и молитву лишь о том, чтобы отпустили, не прочёл, а на песке пальцем написал. Только если можно вскрыть прутья гадкой клетки и, отчалив, показать шиш офицерью, то пустынная тюрьма держит крепко-крепко: даже не пытайся – засмеют. «Вокруг белеющие рты…» Вокруг белеющие рты – не с той банальной пеной, как будто изменить им ты всем невзначай успела, и даже с пеною не с той, что всякий, в дивном споре, доказывает смысл пустой, как будто что-то понял. Белеющие рты вокруг совсем иного сорта! – не спрашивай теперь, мой друг, о призрачном, высоком: я вижу рты, белее дня, светлее дум, рассветов, и нету истин у меня, и всех ответов нету. И мой теперь, в песке зеркал, белеет славный ротик, хоть я и долго возникал, хотя и был я против тех окруживших чудаков, молчаний тех, той пены, хоть изо всех безумных ртов белел мой – самый первый. «С левой ноги встаю…»
С левой ноги встаю, словно в колодец – бах, – не соберёшь мою душу теперь, судьба. Снова, но с правой ноги, этим же утром встал: чувствую, что другим станет теперь сустав. Так уж и быть – больной, встану с обеих ног: шуточкам надо мной весело и смешно. Из-под пижамы хоть высуни два крыла, – не уберечь мне плоть, так же, как и талант. Я уж почти взлетел, и подо мной диван, – сколько там было тел рядышком… Ну и дела! С ними, пожалуй, в них трепет мой, танцы чувств, – от подобной родни разве я улечу? Лучше бежать в огонь тоненьким и хромым, – с этой больной судьбой мы теперь паханы. Кости ломаем, пьём, часто к утру храпим: я – ношу медальон, она – грызёт мандарин. Знают про нас почти два человека, три, – не поленись, прочти, с нами поговори! Всё мы расскажем, всем лапу протянем – на! – пусть я порою слеп, пусть и она больна. Нам нужна позарез дружеская рука, чтобы остаться здесь, не улететь пока. «Вот меня какими проводами…» Вот меня какими проводами задушить пытались дяди-суки! Вот какие не помог я сумки донести заматеревшей даме! Вот какое было тут село пол налётом горе-пепелища! Вот меня зачем ты не отыщешь, прошептав: – опять не повезло! Вот – иду по трассовой струне: провода в кармашек, сумки в зубы… Ты не приближаешься ко мне и не слышишь голос мой безумный. На распутье «Если, мразь упёртая такая, ты ещё придёшь сюда ко мне…» – это прочитал я не на камне, и уж точно был не на коне. |
