Яков шел все медленнее, последние шаги к зеркалу он преодолел с трудом, словно пробивался сквозь толщу воды. На его лице застыло напряжение, он сильно побледнел и стал немного прозрачным. Мы следом за ним подошли к зеркалу, Ник осторожно коснулся рукой стеклянной поверхности, но на этот раз пальцы натолкнулись на преграду. Яков отступил назад, в глазах плескался страх.

В моей голове крутилась фраза старухи — огненного призрака заберет тень пламени! Тень пламени? Что это может значить? Не отражение пламени, всполохи пламени, а тень? Тени прошлого! Тень пламени, может ему нужно вернуться в прошлое? Яков ведь сам сказал, что боится надолго оставаться возле зеркала, значит боится он не его, а встретиться лицом к лицу со своим прошлым!

— Я тут подумала, вас ведь никто не проклинал, вы сами решили уйти из жизни! Огонь и тень, может это означает возврат в прошлое, вы боитесь его, но возможно вам стоит принять его…

Замолчала пытаясь поймать ускользающую мысль, но не успела. Яков выслушав мои сбивчивые слова, нахмурился, и шагнул к зеркалу, в котором сейчас ничего и никого не отражалось, словно нас вовсе не было в комнате. По спине прокатились капли холодного пота, я и сама чувствовала себя призраком, застрявшем на долгие десятилетия в зыбком мороке родного дома. Зеркало потемнело, и с громким звоном осыпалось на пол. Мы с Ником отшатнулись назад, Яков даже не пошевелился. Комнату заволокло дымом, Ник прижал меня к себе, но дым был просто иллюзией, мы могли вполне нормально дышать. Спустя минуту, он развеялся. Зеркало выглядело как новое, появились в нем и наши отражения, по центру пробежала тонкая трещина, раздался тихий треск, после чего все замерло. Ник тихо ругнулся и оттащил меня к двери.

Яков застывшим взглядом смотрел в глаза своему отражению, оно вдруг развернулось и скрылось в глубине зеркальной тьмы. В зеркале проявилась эта же спальня, но хозяин дома лежал в кровати, не сводя глаз с танцующего огонька свечи, стоявшей на тумбочке у кровати в окружении небольших склянок с ярлычками, на лице виднелись черные страшные пятна. Вдруг он съежился от боли, протянул руку к одной из склянок, судя по всему с лекарством, по телу прошла судорога и он случайно, задел свечу, она свалилась на подушку, закатившись к стене. Яков попытался развернуться и нащупать ее, но у него просто не было сил. Зеркальная поверхность вспыхнула, как и силуэт бывшего хозяина усадьбы перед нами. Ник дернул меня со всей силы, мы кубарем вылетели из комнаты и свалились на пол, я застонав схватилась за ушибленный бок. Внутри комнаты бушевал огненный вихрь, раздался звон битого стекла, ликующий вскрик, дверь перед нами захлопнулась.

Мгновение спустя, коридор усадьбы версии 1842 года растаял, мы снова оказались в заброшенном доме, живописно распластавшись на пыльном полу.

— Кажется я разбил твою камеру, — со стоном перекатившись на бок, сообщил Ник. — В рюкзаке что-то хрустнуло.

— Что? Камера! Она же совсем новая!

Я рывком дернула к себе рюкзак, он лежал немного в стороне, осторожно достала камеру, повертела в руках. Корпус целехонек, объектив тоже. Заглянула в рюкзак и извлекла обломки фонарика. Я с облегчением выдохнула.

— Камера как ни странно жива, здорова, а вот фонарю конец! — прокомментировала я, Ник повалился обратно в пыль.

— Не знаю, как ты, а я двинуться не могу, полежу до завтра! Посплю, призраков нет, мой покой никто не нарушит!

— Размечтался! Я нарушу, спать на грязном полу, я решительно отказываюсь. Посему поднимайся и идем к машине, так и быть довезу тебя до дома.

Ник вздохнул и сел, серьезно глядя на меня.

— Настя, извини, за то, что был пустоголовым идиотом. Мне казалось, жить надо легко и весело, в свое удовольствие. Не понимая, что за это приходиться платить окружающим. Родители меня пытались воспитывать, но я все пропускал мимо ушей, а вот дед вставил мне мозги на место. После того как ты ушла он усадил за стол и сказал: — Ты взрослый человек, но нигде по долгу не работаешь, значит тебя содержат другие, а ты становишься пиявкой, заигрываешь при своей девушке с другими и делаешь ей больно, твои так называемые друзья рады тебе только на пьянках. Ты все сводишь к шутке, но ты не клоун на арене, а жизнь штука серьезная, рано или поздно она выставит такой счет, что ты с ним не справишься и поддержать тебя будет некому. Дальше все это войдет в привычку и станет только хуже. Вот и решай сам кем ты хочешь быть, шутом-пиявкой, или человеком, — Ник перевел дыхание и тихо продолжил. — Потом его не стало, родители после похорон переехали жить на север, и я понял его слова о счете. Я так долго был в тебя влюблен, добивался взаимности, а потом потерял, по глупости. Именно из-за того, что не хотел взрослеть и брать на себя ответственность. Прости меня, пожалуйста.

— Давно простила, но поняла это сегодня утром. Я злилась на тебя Ник, очень злилась, и решила, что эта злость поглотила любовь. Мне так казалось… — добавила я едва слышно.

— Я тебя люблю, — сказали мы одновременно и рассмеялись.

— Все идем, соскребайся с пола, нужно поползти до машины.

Ник неловко вскочил, споткнувшись о кусок битого кирпича, но сумел устоять на ногах и помог мне подняться.

— Поведу я, а ты отдохнешь!

Нам пришлось включить второй, оставшийся целым фонарик, на улице разливалась ночная непроглядная тьма. Небо заволокло тучами, не было видно ни луны, ни звезд. В доме царила непроглядная темень. Светя фонариком под ноги, Ник все же подошел к дери и осторожно заглянул в комнату, посветив внутрь и тут же вернулся ко мне.

— Зеркало исчезло, на стене черное, прожженное пятно.

Держась за руки, мы осторожно спустились с лестницы и вышли на крыльцо. Прошли по алее мимо лип, до кованных ворот и, проскользнув наружу, плотно закрыли створки, они не издали ни звука. Загрузились в машину, Ник как и обещал сел за руль, а на меня могильной плитой навалилась сонливая усталость.

Проснулась я утром в собственной постели, выспалась отлично, голова была на удивление ясной, в теле бурлила энергия. Я потянулась и тут же скрючилась от боли в боку, застонала, повернулась на другой бок и уткнулась носом в небритую щеку Ника. Он вздрогнул, повернул голову и уставился на меня сонно хлопая глазами. Однако его взгляд тут же прояснился, он чмокнул меня в нос, схватил со стола мазь, задрал мне майку и начал втирать лекарство в ушибленное место.

— Ты пока полежи, пусть мазь впитается, — заговорил он, голос был хриплым, но довольным. — Я пойду на кухню, нажарю оладушков, присоединяйся!

Закончив с лекарской процедурой, положил мазь на место, поцеловал меня в губы, скатился с кровати и был таков. Я проглотила ехидные комментарии, села на край кровати, взгляд упал на распечатки, лежащие возле клавиатуры на столе, вспомнила все, что произошло ночью в усадьбе. Призраки, зеркало, огонь. Печальные истории одной семьи, и роковых ошибок.

Меня окутало ароматом горячих оладьев, печальные мысли скоренько ретировались из головы, я вскочила и бодрой рысью отправилась в сторону кухни. Ник снова щеголял в моем фартуке, перекладывая первую партию оладьев лопаткой на тарелку.

— Сделал обычных и с тертым яблоком! Нашел парочку у тебя в шкафу.

— В таком случае я заварю кофе! Переезжай ко мне! — брякнула я, сама от себя подобного совершенно не ожидая, но все же закончила с искренней улыбкой. — У меня нет тараканов и крыша не протекает!

Внутри стало тепло и спокойно, я подошла к нему и поднявшись на цыпочки, поцеловала в небритую щеку, он довольно улыбнулся и выдержав драматическую паузу, согласно кивнул.