Я всё ещё владею тем домом в Гренадин-Хайтс. В нём всё ещё хранится большая часть вещей моего отца, в том виде, в каком он их оставил. Его расчёска на тумбочке в ванной. Его грязная одежда в корзине для белья. Его чистые вещи лежали скомканными в ящиках комода.

Когда-нибудь скоро, я уверена, я вернусь в Круз-Бей и разберусь с этим (читайте: разберусь со своими эмоциями), но сегодня не тот день.

Виндзор отвешивает поклон, демонстрируя некоторую глупость, которую он использует как щит от тяжёлых чувств, скрывающихся под ней.

— Я лишь поднял руку и поклялся в дипломатической неприкосновенности, — произносит он, но я не совсем уверена, что это правда. Почти уверена, что только королева и её ближайшее окружение обладают суверенным иммунитетом, но кто знает? — Прошёл прямо сквозь них.

— Тогда почему ты не зашёл внутрь? — Миранда бросает вызов, что как бы пробивает брешь во всей истории. Виндзор игнорирует её, поворачиваясь на звук шагов по тротуару.

Это Зейд, спотыкающийся о собственные ноги в попытке добраться до меня.

Он даже не заморачивается этикой, протискиваясь прямо между другими парнями и обхватывая моё лицо ладонями.

— Ты в порядке? — он спрашивает, потом ругается, а затем целует меня, и я чуть не падаю от его настойчивости.

— Я в порядке, правда, — смеюсь я, когда он похлопывает меня по спине, словно проверяя, нет ли травм. Сегодня он сногсшибателен в своих чёрных кожаных перчатках без пальцев, огромной толстовке с короткими рукавами и чёрных брюках-карго. Честно говоря, он выглядит так, словно вот-вот выйдет на сцену или начнёт снимать музыкальный клип или что-то подобное. — Что, ты тоже претендовал на дипломатический иммунитет?

— Э-э, — Зейд замолкает, а затем чешет затылок с дерзким смешком. — Я нашёл парня, чья дочь любит «Afterglow» настолько, что он готов нарушить протокол. Всё, что потребовалось, — это подпись и пятисекундное видео, где я поздоровался с ней по имени. — Он выдаёт сексуальную улыбку, но она исчезает почти так же быстро, как и появилась. — Где Тристан?

Я удивлена, что именно Зейд задал этот вопрос, поэтому полагаю, что он должен знать что-то, чего не знаю я. Я приподнимаю бровь в его направлении.

— Ты видел его сегодня утром? — спрашиваю я, и Зейд кивает.

— Он был со мной у подножия холма, но думаю, что парень, которого я подкупил, не был таким уж большим поклонником «Afterglow». Он не позволил Тристану подняться со мной.

Тогда мне приходит в голову, что Тристан теперь лишён всех инструментов, которыми пользовался, чтобы управлять всей своей жизнью. Без гроша в кармане, отвергнутый, без власти или влияния. Вот так, только если он не заработает все это здесь самостоятельно.

Я пробегаю мимо парней, и они следуют за мной, Миранда бежит трусцой, чтобы догнать меня и взять под руку. Мы спускаемся на первом подъёмнике с холма, но я слишком отвлечена, чтобы в полной мере оценить открывающийся вид. Со всех сторон от нас возвышаются горы, уходящие в безоблачное голубое небо. Некоторые более высокие и отдалённые вершины покрыты снегом, но по большей части это просто деревья, деревья и ещё раз деревья. В изобилии произрастают вечнозелёные растения, кое-где перемежающиеся с некоторыми листопадными родственниками, такими как самшитовая бузина или персиколистная ива. Внутри кабинки хватает места для десяти человек, а нас всего шестеро, так что хватает места, чтобы сесть.

Я просто не могу заставить себя сидеть спокойно.

Миранда ещё раз прокручивает события, когда мы приближаемся к кирпичному двору нижнего кампуса, но я не обращаю на неё внимания, мои мысли возвращаются к татуировке бесконечности, которую, как мне показалось, я видела на запястье Тори. Если происходит какая-то фигня с Клубом Бесконечности, то я должна, по крайней мере, быть благодарна, что мы с ребятами не часть этого.

Верно?

Я замечаю Тристана с середины холма. Может быть, он не должен так сильно выделяться в джинсах и чёрном свитере, его волосы цвета воронова крыла взъерошены и длиннее, чем он обычно носит их. Это не имеет значения. Я могла бы выделить его в любой толпе. Кабина скользит по рельсам, двери автоматически открываются, и я выбираюсь наружу, словно спасаюсь от пожара.

Как только Тристан видит меня, встаёт со своего места на каменной стене, проталкивается сквозь толпу, пока не оказывается передо мной. Его взгляд на мгновение возвращается к другим парням, но он предпочитает не обращать на них внимания.

— Они не позволили бы мне пойти и найти тебя, — выдавливает он, и я обнимаю его за талию, позволяя ему обнимать меня, в то время как волна эмоций прокатывается по зрителям. Сначала мне кажется, что они смотрят в нашу сторону, но потом замечаю парня, проталкивающегося мимо людей, чтобы встать перед офицерами.

— Кто это был? — спрашивает он, и в его голосе слышится тёмный и ужасный страх. Полиция игнорирует его, и парень начинает расхаживать туда-сюда, его карие глаза обшаривают толпу, прежде чем он поворачивается обратно к дежурным офицерам. — Это была Тори Страг?

Как только слова слетают с его губ, я понимаю, кто это.

Это парень Тори, первокурсник, с которым она призналась, что встречается, прошлой ночью.

Люди шарахаются от парня, как будто он болен или что-то в этом роде. Потому что они знают. Они знают, и они не хотят быть теми, кто скажет ему об этом. Новость о смерти Тори, должно быть, уже распространилась несмотря на то, что власти настаивали на том, чтобы оставить имя погибшей девушки неизвестным.

Все, что для этого потребовалось бы, — это один из участников вчерашней вечеринки, и это вся искра, которая, по слухам, нужна пламени.

— Хью, — говорит девушка, появляясь из толпы и пытаясь положить руку парню на плечо. — Давай пойдём куда-нибудь и поговорим.

Он отшатывается от неё, поворачивается и смотрит на неё с зарождающимся ужасом во взгляде.

Из-за кошмара, с которым столкнулись мои парни, задаваясь вопросом, была ли это я… Страх, который, должно быть, испытывал Крид, представляя, что его близнец мёртв… Мы испытали облегчение, снова увидев друг друга, но кто-то должен был пострадать. Кто-то должен был потерять любимого человека.

— Нет. — Парень, Хью, качает головой и делает шаг назад. — Нет, это неправда.

— Хью… — снова начинает девушка, и её глаза наполняются слезами. — Пожалуйста, пойдём со мной. Давай не будем делать этого здесь.

— Это была Тори? — спрашивает он, а потом зажимает рот рукой и отворачивается. Когда он опускает руку и издаёт крик, падая на колени перед неподвижными полицейскими, вокруг него образуется пузырь, а толпа отходит назад, как отступающий прилив.

Девушка пытается утешить его, опускаясь на колени рядом с ним и кругами растирая ему спину, в то время как несколько других парней проталкиваются сквозь толпу зрителей к нему. Я полагаю, это его друзья. Они даже не утруждают себя попытками поднять его. Вместо этого большинство из них приседают на корточки или становятся на колени вокруг него, делая всё возможное, чтобы помочь пережить этот момент.

Я резко отворачиваюсь, воспоминания о последнем дне моего отца слишком свежи в памяти, чтобы я могла с ними справиться.

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как он скончался. Почти не хватает времени, чтобы переварить это. Я знаю, что такое горе; это мой самый новый и верный спутник. Я и горе, мы будем держаться за руки до того дня, когда я умру. Неважно, сколько пройдёт лет, насколько разными станут вещи, какими чудесными или странными, пугающими или прекрасными, счастливыми или печальными… Я всегда буду скучать по своему отцу и ощущать его отсутствие, как осколок на краю моего сердца.

— Я не могу на это смотреть, — шепчу я и убегаю, прежде чем кто-нибудь из парней успевает схватить меня.

В конце концов мы оказываемся на центральной площади, где по краям припаркованы грузовики с едой. Передо мной поднос с сэндвичем, брауни и чаем со льдом в стеклянной бутылке. Я закрываю лицо руками и целую минуту тру их, прежде чем уронить их себе на колени.