— Я думал о тебе всё время, пока сидел в том подъёмнике, — он кладёт руки мне на талию, и я подсознательно снова провожу большим пальцем по кольцу с розовым бриллиантом. — И парнях тоже. Сначала я думал, что смогу поделиться с ними, потому что они были моими друзьями, и я их очень люблю.

— Сначала? — спрашиваю я, и по мне пробегает струйка смущения.

Черч, кажется, замечает это, приподнимая юбки платья так, чтобы он мог полюбоваться поясом с подвязками и подтяжками под ним. Одна из них сейчас просто болтается; я напрочь разорвала чулки и так и не потрудилась их сменить. Почему-то так мне больше нравится. Он разглаживает большим пальцем дырку на противоположном чулке, и у меня так сжимается горло, что трудно сглотнуть.

— А теперь это потому, что я чувствую, что наша любовь приумножилась. Вы — усилитель, миссис Монтегю. Ты не на одну пятую жена; мы шестикратно благословлены, — Черч берёт меня пальцами за подбородок и притягивает к себе для чувственного поцелуя, в котором только губы и нет языка, нежного требования, заявления своих прав.

Я кладу руки ему на плечи, пока он гладит мои бёдра, играет с моими подтяжками, расстегивает одну из пряжек. У меня вырывается вздох, который он проглатывает ртом, просовывая язык между моими губами, когда тянется между нами к своим боксерам.

Черч высвобождает член, а затем просовывает его в прорезь белых трусиков, левой рукой опуская мои бёдра вниз, так что он полностью оказывается внутри меня.

— Наш союз завершён, — шепчет он, снова целуя меня и побуждая прижаться к нему бёдрами. Мы так поглощены друг другом, его руки обвивают мою шею, мои — его, что время, кажется, ускользает. Это идеальный момент, одно из тех незабываемых впечатлений, на которые жизнь так скупа.

Я продолжаю двигаться, пока Черч направляет меня руками, шуршит свадебное платье, мои тихие стоны смешиваются с его глубокими. Он заставляет меня продолжать в том же духе, пока я не чувствую, как мои внутренние стенки начинают сокращаться, а клитор пульсирует от потребности в прикосновениях.

Черч нежно гладит меня через ткань, но не торопит.

Потому что он знает.

Он знает, что они идут.

Я двигаю бёдрами немного сильнее, немного быстрее, прижимаясь к нему так сильно, как только могу, а затем наслаждаюсь раскованным звуком, который вырывается из горла моего мужа, когда он кончает. Я целую его потную шею и крепко вцепляюсь пальцами в волосы, пока он вздрагивает, несколько раз отрывает бёдра от кровати, а затем расслабляется.

— Наконец-то, — Мика пинком распахивает дверь и неторопливо входит в комнату. Он забирается прямо на кровать с подносом, полным кексов и холодных напитков, украшенных съедобными цветами и разноцветными соломинками. Он, кажется, не замечает того факта, что Черч только что кончил в меня, или что я уже жажду ещё одного раунда. — Вот. Ешь.

Он протягивает мне кекс — один из наименее сладких, с французским сливочным кремом, которые мы с Рейнджером пекли, — и я впервые в жизни получаю ещё один совершенно новый опыт. Я сижу на наполовину затвердевшем члене Черча, его сперма вытекает из меня, и я ем кекс, испечённый голышом.

Следующим входит Тобиас с парой подушек под мышками. Он бросает их на кровать и тут же запрыгивает на неё, одаривая нас с Черчем ревнивыми взглядами.

— Надеюсь, вам понравилось проводить время наедине, — он указывает на нас, а затем ухмыляется. — Ты получил это только потому, что был настолько глуп, что застрял в подъёмнике, и нам стало тебя жаль.

— Очень забавно, — выдыхает Черч, когда я немного покачиваюсь, чтобы посмотреть, смогу ли заставить его постанывать для меня. Это срабатывает. Он собирается отодвинуть меня от себя, когда в комнату входит Рейнджер. В то время как близнецы одеты в боксеры, мой сердитый чувак-рокер голый, как грех.

И твёрдый.

Очень, очень твердый.

— Отдай её мне, — приказывает он, заползая в кровать и устраиваясь рядом с Черчем. Я всё ещё держу в руках кекс, когда Черч передаёт меня, и Рейнджер обхватывает мои бёдра своими сильными руками.

— Шарлотта.

— Рейнджер, — выдыхаю я, и затем он натягивает меня на свой твёрдый член и одновременно откусывает кусочек кекса у меня в руке. Он проглатывает его, а затем целует меня, ощущая вкус сахара, пахнущего маслом, какао-порошком и кожей одновременно.

— Серьёзно? — Спенсер усмехается, появляясь в дверях с мокрыми волосами и полотенцем, обернутым вокруг его узких бёдер. Он присоединяется к остальным на кровати, когда кекс, наконец, выпадает из моих рук, и Тобиас ловит его.

Мы с Рейнджером смотрим друг другу в глаза, пока я неистово трусь о его толстый ствол, доводя его до оргазма. Есть задача, миссия, притязание.

Эти парни, блядь, мои.

Я жестом прошу Спенсера подвинуться к изголовью кровати, и он делает это, но не раньше, чем Черч протягивает руку и кладёт её мне на плечо.

— Вот, — выдыхает он, переворачиваясь и открывая выдвижной ящик на тумбочке в виде кексов. — Прежде чем мы углубимся в это дело, и я либо забуду, либо решу, что слишком опьянён сексом, чтобы волноваться… — Черч раздаёт парням четыре бархатные коробочки. — Я подумывал подарить вам это на обручение, но мне показалось, что это слишком личное дело.

Рейнджер имеет наглость открыть свою коробочку, пока он всё ещё внутри меня.

В коробочке лежит платиновое обручальное кольцо. Оно не только соответствует оправе моего кольца, но и точно такое же, как у Черча.

— Чёрт, чувак, — бормочет Мика, вынимая своё и надевая его. — Серьёзно?

— Шарлотта имеет право знать, что вы выглядите занятыми на публике, — Черч издаёт самодовольный смешок, придвигая поднос с закусками поближе к себе. Я помогаю Рейнджеру надеть его кольцо, а затем обнаруживаю, что меня тащит на колени Спенсер.

— Покажи мне, что ты моя жена, Хохотушка, — мурлычет он, и затем мы сближаемся в хаосе жара, желания и единения. Когда он обхватывает меня за талию, я чувствую тепло металла его нового обручального кольца на своей коже. Я беру его так, как хочу, держа его лицо в своих ладонях, пока он кончает подо мной.

Наблюдая за лицом Спенсера, когда он кончает, я не могу желать ничего большего.

Моя первая любовь. Моё всё.

— Не заставляй себя из-за меня, — предлагает Тобиас, как будто он действительно такой милый. Я насмехаюсь над ним, указывая на место рядом со Спенсером. Мика уже добрался до конца, ест кекс голышом и рассматривает своё кольцо. Он бросает на меня взгляд, который говорит: «Трахни уже этого идиота, чтобы я мог быть последним». Потому что, если он последний, он может не торопиться.

Он может заставить меня кончить.

— Тобиас, не заставляй меня спрашивать снова, — предупреждаю я его, и он смеётся, опускаясь на место и притягивая меня к себе. Он неторопливо целует меня, запуская пальцы в мои волосы и массируя кожу головы. На самом деле всё дело в поцелуе, так ведь? Этот парень мог бы довести меня до оргазма одним ртом; мне больше ничего не было бы нужно.

Наше соединение слаще, медленнее, связь глубже, чем я ожидала в такую рань ночи.

Потому что, поверьте мне — это только начало. Не только для нашей брачной ночи, но и всего остального. Наших отношений. Наших жизней. Нашей любви.

Пока мы трахаемся, я надеваю кольцо Тобиасу на палец, откидываясь назад, пока он стягивает перед моего платья вниз, обнажая сексуальный лифчик-балконет. Он посасывает меня через кружево, когда я приподнимаюсь на нём и соскальзываю обратно, снова и снова, пока он тоже не кончает. Пока он тоже не будет помечен как мой.

— Капитан Чак, так приятно снова вас видеть, — Мика прижимает меня к себе, сжимая так сильно, что я начинаю немного шмыгать носом. Как я уже сказала, у меня есть некоторые проблемы с эмоциональной близостью, но я справляюсь с ними. — Хочешь испытать оргазм этим вечером?

— Ну, я бы с удовольствием испытала оргазм, — мурлычу я, и уверена, что это звучит так, будто у меня острый фарингит или что-то похожее, но я, по крайней мере, пытаюсь быть сексуальной. Мика смеётся надо мной. Он всегда смеётся. Мы всегда смеёмся. Это должно было стать моим первым намёком на то, что нам всем суждено быть вместе. Не многим людям удаётся провести всю жизнь, вот так смеясь.