— Вряд ли отец примчался бы, узнай он о моей болезни, — произнёс Джордж скорбным тоном. — Но коли уж вы его не принимаете, дорогая, то и на меня свой гнев направьте.

— Отчего же? — удивилась она.

— Мои долги да неумение щадить семейный бюджет загнали вас сюда. И Алекса тоже, — усмехнулся Джордж, играя с серебряной вилкой. — Ваш брак состоялся благодаря мне… и отцу, разумеется.

Кейли скривилась, но ничего не сказала. Время старых обид прошло, а тему с ненавистным для Александра браком пора было закрыть. Он только-только стал чуть ближе к ней, нежнее и смелее, и ей очень хотелось раскрыть в нём эту дремлющую смелость. Не такую, какой его научил Эшбёрн, а настоящую, мужскую смелость быть свободным и сильным…

Через несколько мгновений Кейли услышала голоса за приоткрытой дверью. В столовую тут же влетел молоденький лакей и передал ей письмо. Не успела девушка открыть конверт, вошла Оливия, заметив которую даже Джордж поднялся и спросил:

— Что с тобой, дорогуша? Да ты ни жива, ни мертва! Что случилось?

— Миледи! — Оливия встала перед Кейли с трясущимися руками. — Только что прибыл из Лидса мистер Уитфорд от вашего отца… Он весь бледный и расстроенный! Говорит, что… что…

Но Кейли уже почти её не слышала. В письме были всего две строчки и подпись виконта. Писал он, что состояние леди Клариссы ухудшилось пару дней назад, и просил дочь приехать, как только она сможет.

— Что говорит Уитфорд? — механически произнесла девушка, отдавая письмо Джорджу.

— Её Милость… Леди Кларисса… Ей очень плохо.

Кейли почудилось, что вся комната поплыла у неё перед глазами. Но лишь на мгновение. Она вспомнила улыбку своей мачехи, и как настойчиво она упрашивала Кейли вернуться с мужем в Фаунтинс. Что это за игра судьбы такая?

Девушка схватилась за голову, не замечая ни Джорджа, ни горничную, ни подоспевшего лакея. Отдышавшись, наконец, она властно сказала:

— Оливия! Достань мне синюю амазонку, да поживее. А ты, дружок, беги и вели седлать Сверчка.

— Опомнитесь, милая! — Джордж тут же встал перед нею, пытаясь преградить собой дорогу. — Куда вы на ночь глядя? Ещё и верхом! А если погода ухудшится? Нет уж, никуда я вас вот так не пущу.

— А я вас и не спрашивала…

— Хватит! В экипаже будет спокойнее, и я поеду с вами, иначе Алекс с нас обоих три шкуры сдерёт…

Кейли так гневно взглянула на него, что даже остолбеневшая Оливия перепугалась. Горничная всё ждала указаний от кого-нибудь, осознавая, как это опасно — ехать верхом до Лидса да ещё и в такую погоду.

— Не прикасайтесь! — рявкнула Кейли, оттолкнув от себя Джорджа. — Моя мама больна и ждёт меня!

— А что сказать…

— Да делайте, что хотите! — отмахнулась она и схватила Оливию за руку. — Живо наверх! Пошевеливайся!

Никогда прежде она не позволяла себе так разговаривать с кем-либо, тем более с Оливией, которая была с нею рядом полжизни. Но поведение Джорджа и письмо отца окончательно выбили Кейли из колеи. Ей казалось, что с каждым шагом её ноги увязают в чёрной жиже, и она двигается всё медленнее. И она злилась, очень злилась. На себя, что её не было рядом с родными. На мачеху, ведь она уговорила её уехать. На Александра и его молчание насчёт Элизабет Хоук…

Она собралась очень быстро, невзирая на несмелые уговоры горничной. Миссис Миллз попалась ей на парадной лестнице, и женщина даже не успела ничего сказать. Она лишь увидела девушку в синей амазонке из шерстяной ткани и длинном плаще, сбегающую вниз. Кейли на ходу обвязывалась шарфом и давала распоряжения прислуге.

Сорокалетний мистер Уитфорд — седоволосый поверенный виконта — поначалу даже не узнал в побледневшей девушке юную виконтессу. Всё, что он успел ей сказать, было:

— Леди Кларисса была без сознания прошлым днём…

А Кейли уже вскакивала на лошадь. Она крикнула Уитфорду следовать в экипаже за нею, а в качестве грума с ней поехал Жосайя Макдуф. Этот молодой мужчина, сильный и огромный как медведь, работал в Фаунтинс-холле всего несколько дней, но он отлично знал большие дороги и, разумеется, всё о лошадях. Кейли гнала Сверчка за ним, посматривая на его рыжую макушку как на спасительный огонёк, и молила Господа, чтобы всё обошлось. Чтобы её предчувствие было обманчивым, и чтобы леди Кларисса оказалась в порядке.

Они проехали через окраины Рипона и Уэзерби, по серым извилистым дорогам с подобием мостовых и таким же подобием ориентиров. Погода действительно испортилась, но снега не было. Лишь посеревшие поля кругом да одинокие деревенские домики, из каминных труб которых вовсю валил дым.

Верхом дорога заняла почти четыре часа. Отвыкшая от такой спешной езды, Кейли очень скоро почувствовала, как реагирует её тело на усталость и ноющую боль в мышцах. Но ни разу она не подумала остановиться. Сверчок под нею хрипела и пучила глаза, но простор и открытая дорога лишь подстёгивали мчаться во всю прыть, ведь она давно уже не выезжала за пределы Фаунтинс.

День едва пошёл на убыль, когда Кейли, наконец, въехала во внутренний дворик знакомой гостиницы. Оставив Сверчка на попечение Жосайи, девушка бросилась к дверям. Никто не остановил её, никто из нескольких незнакомцев, попавшихся на пути, не успел даже толком разглядеть это растрёпанное испуганное создание, чьи плащ и юбка были в грязи, как и сапожки.

Почему-то дверь в апартаменты виконта была открыта. И почему-то на пороге толпились несколько слуг, из-за которых пройти в комнаты было непросто. Кейли бездумно снимала перчатки из оленьей кожи и шла к этой двери, словно зачарованная, а громкий пульс стучал где-то в голове, из-за чего она едва слышала разговоры вокруг себя. Её пропустили, и она, конечно, не заметила взволнованных лиц окружающих.

В большой спальне царила полутьма и сильно пахло воском. А ещё какими-то мазями. Отец Кейли, виконт Саутфолк, сидел в глубоком кресле напротив постели, где за полупрозрачным балдахином лежала его супруга. Над ней, как вестник злого рока, низко склонился врач, одетый почему-то в дорожный плащ. Ещё в комнате находились двое мужчин, судя по всему, они прибыли с этим человеком.

Никто из них не заметил замершую на пороге девушку, поэтому, когда врач заговорил, обратившись к виконту, она лишь прижалась к дверному косяку, вцепившись в него пальцами:

— Когда вы хотите, чтобы мы доставили тело в Беркшир, Ваша Милость?

— Я хочу уехать, как можно скорее, поэтому… Кейли?!

Она даже не узнала голос отца, настолько он показался чужим и далёким. И когда мужчина поднялся и подошёл к ней, посмотрев ему в глаза, она поразилась тому, каким потускневшим стал его взгляд.

— Я получила твоё письмо, — произнесла она глухо, снова уставясь на кровать. — Я приехала верхом… Так быстро, как только могла… Папа, что случилось?

Вместо ответа он, словно механическая кукла, покачал головой и опустил глаза в пол. Ему было трудно говорить, но после паузы, в конце концов, виконт произнёс, не глядя на дочь:

— Она ушла к Святой Деве. Мне очень жаль, милая.

Всё, что происходило потом, Кейли уже не замечала. Она словно выпала из этой реальности, и кто именно обращался к ней, помогал ходить или садиться, было всё равно. Слёз тоже не было. Никаких истерик и причитаний. В один момент девушка вдруг осознала, что стояла на коленях перед большой кроватью, где лежала её мачеха — мертвенно бледная, но до сих пор такая красивая, что не верилось — она умерла.

Она провела в таком положении три часа, пока сам виконт не выдержал и увёл дочь в соседние комнаты. Кейли смотрела на него и одновременно не видела отца. Для неё он стал таким прозрачным, словно привидение, словно это он умер. Сжавшееся в кресле привидение в помятом костюме, с покрасневшими глазами и высохшими побелевшими губами.

Они оба не спали той ночью. И только раз Кейли, выйдя из своего оцепенения, спросила, едва ворочая языком:

— Почему это случилось?

На что виконт ответил, повторив за докторами: лихорадка затянулась, она съела леди Клариссу изнутри, и к концу женщина уже почти не могла дышать. Никто ничего не мог сделать. И даже будь Кейли рядом, это не изменило бы исхода.