Итак, я бежала и визжала, держа в руке три трофейные стрелы 9не надо оставлять противнику возможность еще раз выстрелить в меня этими смертоносными игрушками), стараясь выжать все из своих легких и молодых ног. По мере прохождения дистанции я поняла, что в план надо вносить коррективы. Сначала я поняла, что если я продолжу визжать, то просто не добегу до конца ограды стадиона — задохнусь, поэтому я и замолчала. Очевидно поэтому, что не слышали мой призыв о помощи, а еще по закону Подлости, военные быстренько построили солдат и, слева-справа по одному, исчезли в огромном здании Управления ВВ. Правда, были и хорошие новости — ряженый «дворник» сне мог перехватить меня, так как нас надежно разделяли рванувшие от Рынка автомобили, поэтому мы бежали параллельно. Мне оставалось только бежать прямо и прямо, успев забежать на территорию парка имени Лучшего друга советских детей и спрятаться в его густых кустах, там, где лук со стрелами будет бесполезен.

Парой минут позже.

Вернее, будет бесполезен только лук. Я, все-таки, добежала до парка, опередив «дворника» с «метлой» всего на десяток шагов. Никто на помощь мне не пришел Единственная женщина, что попалась мне навстречу, окинула бегущую ей навстречу девицы взглядом полным осуждения. На тройку «трудовых мигрантов из ближнего зарубежья», что, тесной группой, спешили за девицей, она вообще не обратила внимания, она существовала в параллельном с ними мире. Люди на остановке, мимо которых я шмыгнула в заросли кустов парка, тем более в мою сторону не смотрели — к остановке подкатывал долгожданный автобус. Часовой у Управления ВВ из своей будки не выглядывал, да и на террористов мои преследователи не были похожи. Поэтому я и стояла, пригнувшись, за густым кустом, стараясь унять свистящее дыхание, сжимая в одной руке свой нож с черным лезвием, а во второй — одну из трофейных стрел. Где-то там, возможно в одном метре, а может быть, в десяти шагах от меня, крались мои преследователи, и я старалась слиться с густыми ветками и широкими зелеными листьями. Мне очень мешал шум машин, что мчались по улице Зарезанного наркома, всего в пяти метрах от меня, да еще периодически накрывал грохот, доносившихся от расположенных в тридцати метрах «американских горках», приправленный дружным визгом веселящийся публики. Правда, для справедливости надо заметить, что шум, как мешал мне услышать легкий шорох, издаваемых крадущимися ко мне преследователями, так и заглушал мое хриплое дыхание, рвущиеся из груди.

Итак, в нескольких метрах от цивилизации, от пассажирской остановки и большого, полного людей аттракциона, несколько человек крались в густых зарослях, чтобы причинить себе подобным боль и смерть, самую настоящую.

Между веток бесшумно показалось широкое лезвие, больше всего похожее на турецкий ятаган. Я замерла, стараясь не дышать. Лезвие бесшумно проплыло мимо меня, осторожно раздвигая ветки. Я примерилась и ударила стрелой, проваливаясь вперед, на упругую стену веток, в максимально длинном выпаде! Стрела погрузилось во что-то упругое, и я, выпустив из руки, мгновенно ставшим скользким, древко, откатилась в сторону.

— Э? — вопросительно прошептал кто-то за соседним кустом и через секунду я увидела фигуру человека, что пригнувшись и ступая абсолютно беззвучно, спиной вперед, двигался в мою сторону, держа перед собой натянутый лук с наложенной стрелой. Я медленно потянулась себе за спину правой рукой, чтобы достать одну из стрел, чьи оперенные древка торчали из расстегнутой горловины моего рюкзака.

Лучник еле слышно втянул в себя воздух, и видимо, почуяв запах моей туалетной воды, попытался развернутся в мою сторону. Я, понимая, что стрелу достать уже не успеваю, ткнула вперед черным лезвием ножа, зажатым в левой руке. Кончик ножа, проткнув ткань синего, потертого «адидаса», на мгновение уперся во что-то твердое, но потом, соскользнув, погрузился в мгновенно изогнувшееся, худощавое тело.

Все! Глядя на изгибающегося передо мной человека, что что-то крича, пытался дотянуться до своей раны на спине сбоку, я поняла, что мне надо бежать. Кроме коротенького заклинания вихря, которое я выкрикивала, ломясь через кусты, мне в голову ничего не пришло. Я вывалилась из заорслей на узкую дорожку, пробежала десяток метров, пряча нож и стрелы в глубину рюкзака, свернула вправо и оказалась на центральной аллее парка, среди десятка, спокойно гуляющих, горожан. Я, стараясь не бежать и не привлечь к себе внимание, быстро шла к выходу из парка, а где-то сзади, над кустами, крутилось, привлекая внимание горожан, необычное для наших краев природное явление — маленький торнадо, вздымающий в быстро крутящийся спирали кучи песка, пыли и всевозможного мусора. Покинув территорию парка, я, внимательно оглянувшись, нырнула во двор старого дома, а через три минуты вышла на Красивый проспект и смешалась с спешащими по главной улице города, пешеходами. Никто меня пока не искал, не выли вдалеке сирены, и вообще, это была совсем другая локация.

Первым моим желанием было нырнуть в прохладу метро, промчаться всего одну остановку, за пять минут добежать до дома, запереться и отгородится от всего мира и тихо плакать, пытаясь пережить весь сегодняшний ужас, а потом забыть о нем. Спустившись вниз, скормив ненасытному автомату желтый металлический жетон, я спустилась на платформу, и только там обратила внимание, что люди подозрительно косятся на мою спину. Испугавшись, что я могла изгваздаться в крови, своей или чужой, я отошла в сторону, прижавшись спиной к прохладной стене, я сняла многострадальный рюкзак. Кроме двух безобразных разрезов, он имел насквозь промокшее дно. Понюхав рюкзак и ощупав свою, также промокшую поясницу, а также покопавшись в содержимом рюкзака, я поняла, чудом уцелела сегодня. Стрелы не смогли до конца прорезать флягу с чаем и старое толстое одеяльце детского размера, которое я взяла с собой в предстоящую засаду качестве подстилки под седалище, ведь мама говорила мне, что девочкам нельзя сидеть на камнях, а я не знала, какое место для укрытия найду я возле дома госпожи Синичкиной.

Так я и доехала до дома — прижимая к животу изуродованный рюкзак и стараясь не поворачиваться к людям мокрой, от пролитого чая, спиной.

Просидев дома пару часов, немного успокоившись, я смогла просто переломить себя, помня, что на кону стоит несколько килограмм всеобщего эквивалента. Немного подумав, полностью сменила гардероб, взяла под руку небольшую спортивную сумку (подозреваю, что сегодня милиция будет останавливать девушек с рюкзаками за спиной), повязала на голову косынку, максимально спрятав светлые волосы, намазала губы темной помадой, тон которой ассоциировалась у меня исключительно с брюнетками, надела очки на пол лица и вышла из дома.

В сумерках я терпеливо стояла на трамвайной остановке напротив дома, где с молодым мужем проживала госпожа Синичкина, и, под удивленными взглядами пассажиров, один за другим, пропускала подходившие вагоны единственного проходящего здесь трамвайного маршрута. От окошек дома Тани Синичкиной меня надежно защищал гофрированный лист металла, играющий на этом остановочном пункте роль стены павильона для пассажиров, поэтому я, чувствуя себя совершенно спокойно, работала с материальными и нематериальными сущностями, расположенными на чужом подворье.

Людмила Жемчужная, жрица огненных демонов.

— Дорогой, ты меня встретишь? — что может быть невиннее такого вопроса, прозвучавшего в телефонной трубке служебного телефона в конце рабочего дня.

— Да? — муж мой был несколько ошарашен, но быстро поправился: — Куда надо подъехать?

— Понимаешь, я тут ноготочки делаю в салоне красоты, тут дом такой длинный, не знаю, какой у него номер, но он возле районного суда находится. Ты подойди на трамвайную остановку часиков в десять, мы оттуда вместе поедем.

— Но я же…

— Коля, просто подойди на трамвайную остановку и все. Чмоки-чмоки. — я положила трубку на рычаг уличного таксофона и присела на скамейку, откуда открывался прекрасный вид на дом моих фигурантов — процесс подготовки к запусканию красного цветка шел вовсю — растительность в неухоженном палисаднике, что занимал огороженную площадку между домом госпожи Синичкиной и высоким деревянным забором, успешно подсыхала, превращаясь в отличный, горючий материал — тонкие иссушенные стебельки готовы были вспыхнуть в любой момент. Раскачиваемые ветками яблони провода, сцепленные вместе, интенсивно терлись о металлическую скобу, что крепила несколько досок на чердаке сарая, готовя познакомить любопытствующую публику с таким физическим явлением, как короткое замыкание, чреватое возгораниями и прочими неприятностями. Я поступаю некрасиво и аморально? Может быть, но в результате подготавливаемой мной диверсии должно были пострадать только ограниченные места жилого дома и хозяйственной постройки, ориентировочно, по квадратному метру там и там, но вот паника должна была подняться очень серьезная. Пока я так оправдывалась сама перед собой, вечер шел своим чередом. Только что, в калитку интересующего меня дома зашла госпожа Синичкина под ручку со своим мужем, а до этого проскользнул какой-то молодой парень в серой спецовке и резиновых сапогах. Никто из них не обратил внимание, что растущая в глубине их двора яблоня сильно и часто раскачивает ветвями, при полном отсутствии ветра. Подросшие за пару часов ветви дерева зацепили протянутый по воздуху от дома к сараю электрические провода и сейчас старательно елозят этими проводами по окантовке слухового окна сарая.