— Оплата? — спросила Анна, ознакомившись с текстом «ознакомительного письма» и подписью Августы.
— Все, как договаривались, — и посредник положил перед ней четвертый документ…
— Великолепно, — Анна прочитала документ и посмотрела на посредника. — Господин фон Шух переведет вам деньги в течение сорока восьми часов. Напоминаю, все должно быть готово к Мидсоммар[4].
— Мидсоммар? — не понял ее мужчина.
— Прошу прощения, — усмехнулась Анна. — Это шведское название. Мы говорим о 20 июня.
— Да, разумеется, — подтвердил посредник. — Не извольте беспокоиться. Все будет готово к 20 июня.
Эпизод 2 : Хогвартс, 23 мая 1992 года
Изи нравилось учиться, вот только учиться в Хогвартсе было нечему. По крайней мере, для нее уроки здесь представляли собой отрезки времени равной протяженности, которые надо было как-нибудь перетерпеть. Девочка она была терпеливая, Дурсли выдрессировали, — ушлепки магловские, — но все равно, иной раз от тоски хоть вой на луну. Времени жалко и усилий ненужных. Впрочем, на истории магии можно было читать любые книги или писать эссе по другим предметам. В целом, терпимо, тем более что все эти учебники, — курса до четвертого, включительно, — они с сестрами уже прочли, обсудили, дополнили из других источников и запомнили, что называется, раз и навсегда. На магловедении, манерах и этикете — все тоже обстояло не так, чтобы плохо. Усвоив еще на первых уроках, что научить девочек Энгельёэн чему-нибудь разумному и вечному они не в силах, учителя махнули рукой и предоставили сестер самим себе. Так что и на этих уроках можно было читать, что вздумается, и писать, что требуется по программе, даже не вслушиваясь в «бу-бу-бу» преподавателя. Но, увы, так было не всегда и не на всех занятиях.
Профессор Макганагал — дубина стоеросовая — требовала от учеников «постоянного и активного участия в уроке». Судя по всему, ей было совершенно безразлично, справляется ребенок с заданием или нет. Она руководствовалась прямо-таки олимпийскими принципами, гласившими, что главное не победа, а участие. Участвовать же на ее уроках было откровенно скучно, потому что неинтересно. Превратить спичку в иголку или жука в пуговицу было для Изабо настолько просто, что даже не требовало усилия. Махнула палочкой, и вуаля! На самом деле, такую ерунду она могла сделать и без палочки, но мама настоятельно рекомендовало не выпендриваться и не раскрывать разом все свои карты. Проблема состояла в другом. Само по себе быстрое и качественное превращение чего-то одного во что-то другое гриффиндорскую суку не устраивало. Она заранее знала, что дочки леди Энгельёэн умеют это делать с легкостью необыкновенной, и хвалить их, тем более, освобождать от необходимости заниматься этой рутиной, не собиралась из принципа. Напротив, она критиковала буквально все, что они делали и, разумеется, снимала баллы с их факультетов, надеясь, наверное, что другие студенты выскажут сестрам свое ультимативное «фэ». Впрочем, в этом она, как водится, заблуждалась. Детей она знала плохо, общалась с ними мало, и представление о системе отношений в детском коллективе имела весьма посредственное.
Она думала, что снятие балов уязвит и унизит девочек, но тем, на самом деле, было абсолютно все равно. Еще она предполагала осложнить этим жизнь сестер, однако Рейвенкло и Слизерин — это не Гриффиндор. На Рейвенкло учились индивидуалисты, которым чаще всего было наплевать на коллективные показатели. Слизеринцы к этому относились иначе, но связываться с Изабо решился бы только самоубийца. Сестры еще в начале первого семестра показали, «кто в доме хозяин». Поэтому ничего им в спальнях и гостиных их факультетов не грозило. На самом деле, все трое были в школе весьма популярны, и, чем дольше они учились, тем выше по классам поднималась их популярность. Но это ученики, с преподавателями, — особенно со Снейпом и Макганагал, — им приходилось куда сложнее.
— Невразумительное движение палочкой! — укоряла Изи профессор Макганагал. — Будьте любезны, мисс Энгельёэн, повторить то движение, которое я показала в начале урока!
— Что вы бормочите? — продолжала она свои придирки. — Извольте произнести заклинание трансфигурации, как положено!
А «положено» было произносить так, как это делала профессор, то есть, на латыни и с ужасным «скотским»[5] акцентом.
И так на каждом уроке весь первый месяц занятий, потому что профессор Макганагал пошла на принцип, и ей было уже неважно, что Изабо трансфигурирует качественно и быстро. Для «фрау Гауляйтера» важно лишь одно: четкое выполнение ее приказов и наставлений. Это бесило, но делать нечего, мама просила потерпеть, и Изабо стиснула зубы и терпела. Но даже ее великому терпению пришел однажды конец.
— Неверно! — в очередной раз придралась шотландская стерва. — Извольте повторить мое движение точно, мисс Энгельёэн!
— И не подумаю, — перейдя на гаэлик[6], жестко ответила Изабо. — Хватит издеваться, профессор, я вам не какая-нибудь дочь пастора.
В ее ответе содержалось сразу два довольно грубых оскорбления, не считая, разумеется, тона и содержания произнесенной фразы: во-первых, Минерва Макганагал плохо знала родной язык, о чем, впрочем, было известно ограниченному кругу лиц, а, во-вторых, именно она родилась в семье пастора-магла, женатого на малограмотной ведьме из горного клана.
— Извольте говорить по-английски! — холодно и не менее жестко отреагировала профессор.
— Как скажете, — нарочито переходя на кокни[7], откликнулась Изабо. — Я требую созыва экзаменационной комиссии. Хочу покончить с вашими никчемными занятиями, как минимум, до четвертого курса.
— Что вы себе позволяете, мисс Энгельёэн! — возмутилась профессор. — Я буду вынуждена вызвать вас к директору вместе с деканом вашего факультета!
— Вызывайте! — пожала плечами девочка. — Я в своем праве. Поскольку вы неспособны научить меня чему-либо стоящему, предпочту вообще не посещать ваши занятия, профессор!
Это было в сентябре, когда Дамблдор худо-бедно разрулил ситуацию, спустив дело на тормозах: он публично отчитал Изабо за недостойное поведение. Однако вынужден был разрешить ей не посещать занятия по трансфигурации. Случилось это, когда он увидел, на что способна Изи, имея в своем распоряжении невероятно мощную волшебную палочку и заклинания на древнескандинавском и древнеанглийском языках. Это была старая магия, такая, какой она была в раннем средневековье, когда влияние латинского языка и римской мудрости еще не уничтожило наследие тех, кто покланялся Ингу-Фрео и Остаре-Фреа[8]. Изменение форм в ее исполнении было ничем не хуже, но гораздо эффектнее и эффективнее стандартной, латинизированной трансфигурации. Дамблдор это понял, поморщился, — он, судя по всему, не любил древнюю магию, — но, по-видимому, решил «не заострять», отпустив Изабо на вольные хлеба. Вскоре после этого занятия по трансфигурации покинули и обе ее сестры. Понятное дело, это не улучшило их отношений с деканом Гриффиндора. Но там, на самом деле, и ухудшать дальше было уже некуда. А в октябре, — ночью после столь памятной встречи с горным троллем, — случился катарсис[9]. Выслушав те глупости, которые извергала на девочек Энгельёэн профессор Макганагал в купе с профессором Снейпом, — что-то о дисциплине, недопустимости применения темномагических заклинаний и так далее, и тому подобное, — Изабо зло оскалилась и добила декана Гриффиндора своей гневной филиппикой.
— Я думала, профессор, — сказала она достаточно громко, чтобы ее услышало довольно много учеников, — вы некомпетентны, только как преподаватель трансфигурации. Однако, как администратор, вы тоже провалили дело. Где же ваша любовь к маглам, уважаемая профессор Макганагал, если вы целый день не замечали отсутствия девочки-маглокровки? А Гарри Поттер! Ведь он и наследник Лонгботтом могли погибнуть, и это тоже ваша вина. Думаю, Попечительскому Совету следует заменить вас кем-нибудь более толковым.
Понятное дело, Макганагал взорвалась, даже при том, что критика была справедлива. Она орала, как кошка, которой прищемили хвост, а Снейп вторил ей, шипя, как потревоженная в своем гнезде гадюка. Дамблдор, напротив, пытался всех помирить. Похоже, он действительно был неглуп. И, скорее всего, искренно верил в свои завиральные идеи. Правда, сочетание искренности и ума, иной раз, вредило делу, за которое он брался, но иногда все-таки помогало. Как, например, в тот раз. Он ведь знал, что девочка, по сути, права. Минерва мало того, что обгадилась при свидетелях, но еще и не понимала толком, какую бурю в волшебном сообществе вызовут ее невнимательность к детским жизням и ее же необдуманные слова, сказанные к тому же при свидетелях. Поэтому он не стал нагнетать. Высказал пару идиотских мыслей на тему «не убий», но перегибать палку не стал, тем более что на следующий день ему стало уже не до этого. Однако после того Хэллоуина Эрмина предупредила, что с Дамблдором надо держать ухо востро. Что-то он там себе надумал относительно сестер и, в особенности, по поводу Изабо. Что-то персональное и не слишком хорошее.
