— Мы не можем ждать у моря погоды, — ответил я. — Тем более, они могут окопаться надолго, а у нас скоро самолёт.

— По счастью, не рейсовый, — усмехнулась на это Белла.

Принцессы сидели на небольшом выступе бледные и притихшие.

Тут сверху послышалась какая-то возня. Я выглянул и тут же опешил, не веря своим глазам. Штопор, превратившись размерами с доброго коня, тащил в передних лапах отчаянно брыкающегося человека в чёрной униформе без знаков различия. И всё это в абсолютной тишине, так как кричать человек не мог — его рот был наглухо запечатан паутиной.

Решение пришлось принимать молниеносно. Языка нужно было допросить, а делать это где-либо на поверхности было не с руки. Пришлось показать жестами Штопору, чтобы тащил его к нам.

Спустив пойманного неприятеля вниз под неодобрительным взглядом Беллы, я усадил его к стене, а фамильяра посадил напротив. Затем показал человеку жест, означающий вести себя тихо, интересуясь у него, понял ли он, что я от него хочу. Человек кивнул, и тогда я попросил Штопора вынуть у того изо рта паутину.

— Будешь тихим, будешь жить, понял? — спросил я неприятеля.

И тут к моему удивлению он помотал головой, а затем выдал поток слов, на его счастье, тихий, из которого я понял, что русским он не владеет.

— Француз, — с некой брезгливостью в голосе выдохнула бабушка. — Хочешь, я сама допрошу? Я немного знаю их язык.

Я кивнул.

«У нас есть толмаческая магия, — сказал в этот же момент Архос. — Активировать?»

«А что это даст? — решил уточнить я, а затем подумал, что вопрос излишний. — Впрочем, давай, валяй».

«Ты сможешь понимать его, — сказал мой ментальный учитель, одновременно активируя скрытые процессы в моём организме. — А вот говорит пусть Белла, — я явственно услышал вздох обожания. — Ты пока ещё не сможешь этого делать».

— Кто ты такой? — тем временем спросила бабушка у пойманного нами лазутчика. — Зачем вы к нам пришли?

Как я мог понять со своими новыми умениями, французский язык у бабушки оставлял желать лучшего. Но пойманный нами человек понял её и кивнул, хоть и поморщился от того, как исковеркали его родной язык.

— Я давал присягу и потому не могу вам ответить, — сказал лазутчик и выпрямился, даже слегка приосанясь при этих словах. Словно он чувствовал гордость от того, что молчит на пытках.

Хотя я почему-то был абсолютно уверен, что никаких пыток он просто не выдержит. Не та всё-таки была у него закалка.

«Штопор, можешь его припугнуть? — попросил я. — Но желательно так, чтобы он жив остался».

«Припугнуть могу! Конечно, могу! — радостно ответил мне фамильяр. — Но жить не знаю, — он даже приуныл. — Может от страха умереть».

«Постарайся всё-таки без летального исхода, — сказал я и мысленно улыбнулся, подбадривая Штопора. — Но, если что, сходишь за новым».

Даже не ответив мне, фамильяр засучил лапками, словно куда-то сильно спешил или о чём-то сильно переживал. А затем явно изменился, враз потеряв свою привлекательность.

— Ра-ам! — откуда-то из-под жвал показалась дополнительная челюсть на хитиновом отростке и щёлкнула в миллиметре от носа задержанного нами человека.

Тут же в достаточно ограниченном помещении повеяло воздухом из кишечника. И, кажется, пол под лазутчиком стал мокрым.

— Ай, мама! — вскрикнул он, но тут же его рот опять оказался запечатан паутиной.

— Тихо, — я вновь показал приложенный палец ко рту. — Ну что, будешь отвечать на вопросы или пойдёшь погуляешь с нашим другом? — спросил я, указывая на фамильяра.

Белла быстро перевела ему суть моего вопроса, хотя я уверен, что он и сам его отлично понял. И залопотал по-своему быстро-быстро, показывая на Штопора и выставляя вперёд руки.

— Перевести? — поинтересовалась у меня Белла.

Я только покачал головой. От запаха мочи хотелось закрыть нос, и мне просто физически было нужно быстрее всё это закончить.

Суть сбивчивой речи пойманного нами лазутчика сводилась к следующему:

— Нам отдали команду прикрывать группу, прочёсывающую Ливадию. Сверху почему-то были уверены, что принцесса там, а не в Санкт-Петербурге. Но во дворце никого не оказалось, в этом случае нам предписано рассредоточиться по соседним усадьбам, так как интересующая нас особа может быть там.

— Зачем вам принцесса? — спросил я, а Белла перевела.

— Мы должны были захватить её в заложники, чтобы император стал сговорчивее и отдал бы то, что у него требуют.

— Логично, — произнёс я, ни к кому особо не обращаясь, а затем подумал, что их приказы могут иметь и более глубокую структуру, если можно так выразиться. — А если цель достигнута не будет? — решил уточнить я на всякий случай. — Какие действия предпримут в этом случае?

— Если в течение часа не будет доложено о захвате принцессы, — трясясь ответил лазутчик. — То корабли, стоящие на рейде, получат приказ уничтожить весь этот берег Крыма, погребя и интересующую особу.

— А это ещё зачем? — спросил я, сильно удивлённый последним обстоятельством.

— Чтобы понимали, у нас серьёзные намерения, — и тут он снова попытался выпрямить спину, хотя в его положении это было действительно смешно.

— Да это понятно, что вы к нам не дружить пришли, но это уже перебор, — проговорил я, попутно решая, что делать с этим самым языком, который в дальнейшем только обременял бы нас.

Но додумать я не успел.

Сначала вдалеке, а затем всё нарастая послышался характерный гул вертолётного винта, и почти сразу выстрелы из переносных ракетных комплексов.

— Ничего себе, вы за принцессой пришли, — сказал я, обращаясь к пленному.

Но тот лишь пожал плечами.

— Мы — группа прикрытия, — сказал он, пытаясь хоть как-то встать с мокрой и холодной земли. — У нас должны быть средства защиты.

«Штопор, разберись, пожалуйста, — попросил я, даже не желая представлять, что мой фамильяр сделает с этой самой группой прикрытия. — Только не издевайся, пожалуйста».

«А с этим что? — поинтересовался он, а затем, уловив, видимо, моё непонимание, добавил: — Его уничтожить? А то вдруг он вам навредит, пока меня не будет?»

«Не навредит, — ответил я. — Да и нельзя его уничтожать, я ему слово дал. Придётся с собой тащить».

Тем временем звук приближающегося вертолёта нарастал.

«Мы почти на месте, — пришло мне сообщение от Марио. — Ну ничего себе вы нас встречаете салютами».

«Это не мы, — быстро набрал я в ответ. — Это диверсионные группы, будьте осторожны. Мы же будем ждать вас у дороги за Ореандой».

На поверхности послышались далёкие вскрики боли и затухающей агонии. Затем несколько криков ужасов и снова боли. Затем тихие стоны умирающих. Штопор резвился вовсю, не стесняясь в своих действиях, как я понял. Что именно он делал, я знать не хотел.

Я высунулся из укрытия. И как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из уцелевших членов диверсионной группы выпустил по подлетавшему вертолёту ракету. И пока она ещё не долетела, уже лишился головы, плеская фонтанами крови в бледное небо и заливая потом землю.

А ракета тем временем всё-таки попала в вертолёт. В самый последний момент я сообразил, что надо было бы её оттянуть в сторону энергетической паутиной. Но я не знал, попаду ли в такую маленькую ракету и за такое короткое время. Да и хватит ли у меня дальности? В прошлый раз на триста метров не хватило. А тут было и побольше.

Уже над самой землёй, пытаясь экстренно приземлиться, вертолёт полыхнул. Я видел, как из него высыпались три человеческие фигурки и откатились в сторону. Ну, ладно, хоть эти уцелели.

И тут я получил чувствительный тычок в спину и бок. Из-за того, что отвлёкся на зрелище в небе, я совсем забыл о нашем пленном языке. А ему только того и надо было. Совершив головокружительное и неимоверно стремительное движение, он выбрался из прохода, попутно толкнув меня связанными паутиной руками, и ринулся прочь.

Белла потом сказала, что они даже не смогли уследить, когда наш лазутчик начал действовать. То ли у него была магия стремительности, то ли отведения внимания, но как бы там ни было ему удалось бежать.