Уже не в силах думать о чём-либо, я принял душ и упал в свою кровать. После всех переживаний дня это было самое желанное место для меня.

Едва моя голова коснулась подушки, как я тут же заснул. Но вместо того, чтобы спать и набираться во сне сил, я очутился на поле будущего боя.

Точнее, поле расстилалось подо мной, и по нему на меня скоро двинутся сотни атакующих, а я сам стоял на башне средневекового замка. Площадка, на которой я находился, оглядывая наступающую армию, была ограничена симпатичным серым камнем с элегантными вырезами, через которые очень удобно вести огонь.

Только вот мне не нужны бойницы, потому что я — маг. И при том очень сильный. Практически всесильный.

Хотя нет, не я. Пускай я видел всё, как будто бы собственными глазами, и чувствовал, как бурлит магия в теле, в котором я нахожусь, управлять я им не мог. Я был пассажиром в чужом теле, которому позволили увидеть и услышать всё то, что видел и слышал маг, стоящий на площадке башни.

Но повлиять на что-либо я не мог.

Вдалеке появляющиеся из-за холмов и складок рельефа маги несли знамёна и штандарты. Доминировал среди них один. Зловещий. Кровавый. Три клыка на красном фоне, расположенные вертикально, а вокруг них свернувшийся дракон, кусающий свой хвост.

У некоторых групп гербы отличались, но лишь в деталях. В какой-то момент армия замерла на подступах. В мою сторону, точнее в сторону мага, в теле которого я оказался, выступила группа из нескольких конников. Над ними реяло белое переговорное знамя.

Остановившись метрах в ста от башни, группа конных выпустила вперёд одного.

— Антонио, — сказал он громким и красивым голосом. — Твой замок окружён! Сдавайся!

— И не подумаю, — ответил тот, в теле которого я сейчас оставался безмолвным наблюдателем.

И тут меня вдруг осенило. Если изменить перспективу и посмотреть на всё это действие с другой стороны. Скажем, с холма, находящегося по левую руку…

Не может быть!

Я сейчас присутствовал при начале битвы, которую уже наблюдал со стороны. Той самой, после которой звезда эфирного сердца перекочевала ко мне.

Но сейчас я видел прелюдию. То, с чего всё началось. А находился я в теле главы рода Сан-Донато.

— Антонио, не глупи, — продолжил человек внизу. — Я не хочу тебя убивать.

— Зачем же ты тогда пришёл, Штефан? — усмехнулся Сан-Донато. — Неужто пришёл поздравить меня с наследником?

— Я пришёл договориться, — ответил тот, кого Антонио назвал Штефаном. — Ты же видишь, все твои союзники разбиты. Пять семей пали. Италия потеряна. Не будь глупцом, не упрямься.

— Договаривай же! — хохотнул Сан-Донато. — Не упрямиться и сдаться тебе, позорному клятвопреступнику.

— Сдаться, Антонио, вот именно, — ответил Штефан. — Только попрошу без оскорблений. Я хочу, чтобы ты и твой род выжили. Чтобы хотя бы вы из Пяти семей остались.

— Это не оскорбление, Штефан. А констатация факта, — Сан-Донато поставил правую ногу на камень, опоясывающий площадку. — У нас был пакт о ненападении, и ты его нарушил. Как ещё можно это назвать? Только клятвопреступлением.

— Антонио, — переговорщик говорил таким тоном, словно объяснял ребёнку прописные истины. — Разве ты не помнишь, с кем я заключал пакт? С правителями одной из европейских стран. А к кому я пришёл сейчас? Вы проиграли, дорогой. И потому все пакты, заключённые с вами в качестве представителей власти, уже аннулированы.

— Красиво поёшь, Штефан, — ответил на это Сан-Донато, а я его глазами пытался разглядеть переговорщика, но он был достаточно далеко для того, чтобы увидеть конкретные черты. — Вот только в нашем соглашении не было ни слова про нахождение у власти. Мы с тобой договорились, как маги эфира, что не будем действовать друг против друга. И что я вижу? Сначала Ипсиланти, затем Мурузи, потом Суццо и Маврокордато… Ты полагаешь, я совсем дурак, чтобы без боя сдаться в твои руки?

— Я никогда не считал тебя дураком, — ответил на это Штефан, широко разведя руки, словно показывая, насколько именно не считал. — А вот людей ты ценить умел. Поэтому я и прошу тебя сдаться, чтобы сохранить множество достойных людей в живых. Причём, не только с моей стороны. Если тут начнётся бойня, в твоём замке погибнут все. И ты об этом знаешь.

— Тебе меня не запугать, — с достоинством проговорил Антонио. — Я — пуганный. Что до моих людей, они поклялись идти за мной до самого конца. И в отличие от тебя, лжец, они меня не предадут, а погибнут вместе со мной. Что до твоих людей, мне на них плевать. Они либо столь же черны сердцем, как и ты сам, либо просто дураки. А таких не жалко. Облегчать же тебе задачу, чтобы ты без боя заполучил мою голову, я не стану.

— Как знаешь, — с явным сожалением проговорил Штефан. — Но я бы действительно сохранил тебе жизнь. Возможно, даже твоему наследнику.

— Вон! — голосом, усиленным до уровня громового раската, воскликнул Сан-Донато. — Иди вон! И приходи сражаться! Сделай в своей жизни хоть один мужской поступок.

И Антонио с такой силой ударил ногой по камню, что тот отвалился от башни и полетел вниз. А вместе с ним полетел и я, но не на землю, а обратно — в своё нынешнее тело.

Император Российской империи Ярослав Иванович из рода Рюриковичей в какой-то момент понял, что пришла пора серьёзно поговорить со своей супругой, императрицей Елизаветой Фёдоровной.

Последний их разговор прошёл не очень гладко. Ещё бы, касался он девочки-бастарда, за которую пришлось объясняться и извиняться. Ещё и переживать, чтобы эту девочку не устранили подосланные супругой убийцы. К счастью, этот вопрос решила Варвара, отправившись в Крым вместе с Валей.

А рядом с императором остался маг-иллюзионист, изображавший его дочь. И императрица, которая с последнего разговора тоже только изображала супругу, но таковою не являлась.

Но не только вопросы плотского желания руководили императором. Он привык, что Елизавета Фёдоровна — его первый и ближайший советник, и все самые важные решения он принимал только после того, как обсуждал их с ней, а в последнее время… приходилось это делать самому.

Он вызвал супругу на встречу. Но не в кабинет, а в зимний сад, где они любили проводить время вместе… Сколько? Пятнадцать? Восемнадцать лет назад?

Время быстротечно. И беспощадно. Негоже расходовать столь драгоценные минуты на то, чтобы злиться на близкого тебе человека.

Примерно такие слова для императрицы крутились в голове Ярослава Ивановича, пока он ожидал супругу на веранде, увитой плетистой розой.

Елизавета Фёдоровна была сегодня в платье цвета морской волны. Это был добрый знак, который говорил о том, что императрица утром проснулась в хорошем расположении духа.

Она прошла и села по левую сторону от супруга, находясь на расстоянии вытянутой руки. По всем этим лёгким намёкам и по слабой улыбке, играющей на губах Елизаветы Фёдоровны, Ярослав Иванович решил, что, вероятно, лучшего дня для примирения не будет.

— Рад приветствовать дражайшую супругу, — церемонно проговорил он и дотронулся губами до тыльной стороны её ладони. — Как тебе спалось?

— Одиноко, — ответила она на это. — Вот как вы, мужики, всё-таки устроились, а? Наказываешь вас, наказываешь, а страдаешь тоже сама. А вам хоть бы хны… — она покачала головой в показном негодовании, но монарх видел, что она лишь дурачится.

— Ещё раз прошу простить меня, — император склонился к супруге. — Право слово, не думал, что дело почти двадцатилетней давности столь опечалит тебя.

— Если бы это «дело», — последнее слово Елизавета Фёдоровна произнесла с сарказмом и нажимом, — не ходило бы и не разговаривало, то можно было бы и не заметить, а тут как-никак — целый человек. Да ещё и маг, близкий к абсолюту.

— Моя вина, — кивнул Ярослав Иванович. — Но сколько мне замаливать свой грех? Мы с тобой не молодеем, дорогая моя. А годы уходят бесследно…

— Кто тебе этот текст писал? — фыркнула императрица. — Опять Пескоструев? Давно пора его в шею гнать.