В общем, оставалось только выпить необходимую для выживания кровь. И все. Дороги назад уже не будет. Формально ее давно уже не было, но несмотря на все очевидные перемены, несмотря на то что уже попробовала кровь, Соня все еще ощущала себя человеком. А после того, как выпьет ее осознанно и добровольно, разве останется это ощущение? Вряд ли.

— Так вы дадите свою или нет? — спокойно спросила Соня.

Тимур Андреевич отложил нитки со спицами и грузно поднялся с дивана.

Соня была быстрой, но его мрачный взгляд из-за спины — не вздумай! — быстрее, так что первый порыв дернуться при виде того, как он тянется к бутылке, сразу же затих.

Соня сердито скрестила руки на груди. В ее силах было отнять, однако сейчас ее больше волновал его ответ.

Задумчиво смакуя во рту жадный глоток, Тимур Андреевич смотрел на нее внимательно и с не меньшим осуждением.

— А когда я помру, что делать будешь?

Вопрос Соне не понравился, но она почувствовала слабый отголосок облегчения: поможет.

— Осмелею достаточно, чтобы найти донора, — тихо сказала она, отчего-то пряча глаза.

— Относись ко всему проще, Софья. Лучше незнакомые люди. Чем старые алкоголики, например, — Тимур Андреевич с улыбкой махнул ей бутылкой. — Незнакомцы не будут болеть долго после тебя, а постоянные доноры — это потенциальные пиявцы.

Зато постоянным донорам она сможет открыть свой секрет и будет перед ними честна.

Пока Соня себе этого не представляла, хотя бы потому что сомневалась, что найдет людей, которым сможет довериться в достаточной степени, но это в любом случае было намного лучше, чем голодной бродить по улицами и набрасываться на людей.

— Так вы поможете? — повторила Соня.

— Да помогу, куда я денусь-то.

Тимур Андреевич поставил пустую бутылку на пол и вернулся на диван вязать дальше.

— Когда там? Я уж забыл…

— Через неделю.

— Ты в школу не ходила б лучше в этот день.

— Вы же говорили, что жажда просыпается в темное время суток.

Сказав это, Соня поморщилась и опустила плечи.

Не то чтобы она могла выбирать… но для нее, всегда встающей ни свет ни заря, это было страшно неудобно. Придется оправдываться перед бабой Валей — опять! — а все оправдания не могли быть никакими другими, кроме лживых. Даже правда казалась менее гадкой по сравнению с тем, как становилось на душе от своего поведения.

В первые дни Тимур Андреевич предлагал ввести в историю любовника сразу, а не дожидаться момента, когда баба Валя выяснит, что Соня вовсе не в школе просиживает свои вечера. А узнать было проще простого: она знала как минимум трех Сониных коллег, с которыми не столкнуться в небольшом городишке и не поболтать было настоящим грехом.

Тимур Андреевич со своей идеи смеялся так, словно рассказал невероятную шутку, а Соня представила, как следом всплывают подробности того, что она ходит в гости к почти что старику на вид, и ужаснулась.

Нет, никаких любовников. Только работа и надежда на то, что, когда этот страшный этап будет преодолен, Соня забудет дорогу сюда.

— Я не могу пропустить школу, — подумав, добавила она.

— Вампиры — ночные хищники по природе своей.

Соня скривилась. Она-то? Хищница?

— Так сложилось за сотни лет их существования, потому что иначе плата за беспечность была бы губительной: люди бы нашли способ их всех переловить, — продолжил Тимур Андреевич. — Так что, лунное дитя, твое время — это ночь. Дети солнца — люди то бишь — под ним и его защитой ходят, а солнце вампиров не жалует. Но это все еще не исключает того, что тебе внезапно может стукнуть в голову желание испить крови. По первости тяжело контролировать свои эмоции, а у тебя с этим совсем плохо. Так что не испытывай судьбу.

Соня вздрогнула. Накануне ее луны у нее девятый класс.

Они по-прежнему ходили на ее уроки и после того злополучного якобы прощального урока приглядывались к ней. Соня предполагала, что обидеть таких сложных подростков ей вряд ли оказалось по силам, поэтому на то, что они изменят свое поведение и вдруг станут учиться, даже не рассчитывала. И действительно — не стали. Но, по крайней мере, никто не пожаловался на нее. Дима Корешков больше не угрожал и продолжал сверлить ее своими жуткими глазами. Благосклонности Соня и не ждала, поэтому просто отворачивалась к доске, игнорировала болтовню и шушуканье, упрямо объясняла правила английского языка и вскоре, увидев плачевные результаты, смирилась с видимостью своей работы. Обида и стыд в какой-то момент затаились, а потом и вовсе пропали. Времени на них попросту не было, потому что и без того было предостаточно тревог относительно своей новой жизни.

— Не переживай — не выгонят, — в ответ на ее задумчивость сказал Тимур Андреевич

Соня рассеянно кивнула и медленно произнесла:

— Да может, и к лучшему бы было. Если б выгнали. В школе не должно быть кровопийц.

— Дети кровопийцы и есть!

Соня проигнорировала этот комментарий, сложила на коленях руки и равнодушно уставилась на медленно разворачивающееся красное полотно, которое Тимур Андреевич очень неспешно вязал. Шарф, что ли?..

— Ладно… Думаю, что у меня получится пропустить этот день.

— Для твоего же блага.

— Для чужого блага, — поправила Соня.

— Как скажешь, — дернул плечами Тимур Андреевич и поднял на нее очень серьезные глаза.

Соня по недавно сложившейся привычке вся подобралась и навострила уши, приготовившись услышать еще какой-нибудь полезный совет.

— А принеси-ка мне еще тех вкусных пряников!

Соня резко расслабилась и возмущенно выдохнула.

— Лежат на кухне. Сами сходите!

— Ну и молодежь пошла, — запричитал Тимур Андреевич. — Что за неуважительное обращение со старшими… Меня бы за такие слова сразу розгами отхлестали!

Причитать и сетовать на недостаток воспитания ему нравилось, но Соня прекрасно видела, что все это баловства ради. Когда она была у него в гостях, он болтал без умолку, а поводов поворчать было куда больше, чем нормальных разговоров. Если воцарялось молчание, он включал проигрыватель и заполнял тишину Магомаевым. Сначала это раздражало, но потом Соню осенило, что же, помимо желания узнать правду о своей новой сути, заставляло ее приходить снова и снова.

Это чужое одиночество странным образом откликалось в сердце и задевало душу.

Ее тоже это ждало?..

Еще недавно она старательно убеждала себя, что она не одна. Да как это было возможно, если ее окружали люди, которым она хоть сколько-нибудь была важна? Однако колкое и тревожное чувство уже осело в ее груди и готовилось расти.

Она искренне желала взять под контроль чудовище внутри, научиться жить с ним и не отличаться от других людей, но, глядя на чудаковатого старика, осознавала, что долго себя обманывать не получится. Одна-то она может и не была, но дух одиночества, витавший в гостиной этого дома, кружил вокруг нее и все примерялся, где бы на ее плечах удобнее устроиться.

Она никому не сможет обо всем рассказать. Ее никто не поймет, про нее будут рассказывать страшилки в пионерских лагерях, ее будут бояться, даже не зная о ее существовании. Она будет жить долго, люди, которые ее знали, начнут умирать и рано или поздно она действительно останется одна…

— Софья.

Соня вскинула голову, резко вдыхая воздух.

— Пряники принесешь? — понимающе склонив голову, мягко спросил Тимур Андреевич.

От безрадостных мыслей сердце колотилось бешено и дышать было совсем тяжело.

Соня облизнула пересохшие губы и поднялась с дивана.

— Да. Принесу.

Три дня. Осталась ровно три дня.

Как все пройдет? Что она почувствует? Будет ли это похоже на приступы случавшейся с ней ранее агрессии? Пойдет ли все по плану? Сможет ли она преодолеть это? Не сбежит ли? Да нет, куда она сбежит… Что если от голода она обезумеет? На ночные улицы ловить прохожих отправится?

Тимур Андреевич сурово сказал со шприцами к нему не приходить. Что пить придется так же, как в самый первый раз, когда он ее обратил. Руку помощи, правда, он собирался подавать другую, так как левая все никак не заживала и была перевязана. Соня долго злилась и упиралась, кричала, что так пить не будет ни за что на свете, но Тимур Андреевич пригрозил, что тогда вообще помогать ей не будет. Он утверждал, что так пить ей когда-нибудь непременно придется и уже лучше смириться с этим фактом с самого начала. Одной скупой слезинкой пронять его не удалось, а больше выдавить из себя не вышло.