Честно признаюсь, я даже поверил этому. Секунд эдак на десять, настолько убедительно Джимми врал. Выдавливая из себя слезы и прижимая к сердцу игрушечного мишку в качестве доказательства своей искренности, Джимми при слове «Каррингтон» то и дело впадал в транс, как всегда не к месту и не ко времени. Так что уже очень скоро мы перестали обращать внимание на его стенания (смотрите-ка, даже в рифму получилось!).

Самым же странным во всей этой истории с поездкой в Каррингтон стало то, что Джимми все-таки поехал с нами. Но лучше бы он этого не делал, так как всю дорогу пытался вывести меня из состояния эйфории и душевного равновесия. Однако вернемся к делам утренним.

Пробуждение RR, сука блядь, было страшным. По-другому и не скажешь. Впервые за все время поездки, кроме меня, спали все, даже Джон. Впрочем, сном это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Любой медик квалифицировал бы это состояние как групповое алкогольное отравление, повлекшее кому. Ни на кого (кроме меня, естественно) уже не действовали бесконечные трели, издаваемые пятью Джоновыми и двумя Белычевыми телефонами. А также истошные крики наших соседок-шведок (опять в рифму!).

Желая отомстить Джону, кошмарившему их в течение двух вечеров и ночей, они почему-то избрали групповой лесбийский секс, который, конечно, неплох сам по себе, но совершенно бесполезен как вербальное средство возбуждения половой активности. Во всяком случае – нашей (впрочем, тот араб в пидорских трусах наверняка натворил бы дел).

Мне страшно подумать, на что мог решиться Джон, если бы они стали так орать в какое-нибудь другое утро. Хотя Джон в это время обычно находился либо со мной на первом этаже (Интернет), либо на втором (кухня) и вряд ли бы что-нибудь услышал. Что же касается миротворцев Белыча и Джимми, то мне очень трудно представить их в качестве людей, пошедших на жесткие меры. Виной тому угроза, озвученная шведками после первой словесной атаки, проведенной против них Джоном. Мол, они первыми успели обратиться к администрации хостела и по всем правилам оформили жалобу, а это означает, что неприятности будут только у нас. Даже в том случае, если они ворвутся к нам в номер и изнасилуют всех, включая игрушечного мишку Джимми.

Где-то в 12.00 по Москве, к моменту, когда я успел выкурить две пачки сигарет, заворочался Джон, с четвертой попытки разлепивший свои веки. Уставившись на меня взглядом ничего не понимающего человека, Джон поинтересовался, какого хера я не сплю в такую рань и почему смотрю на него с видом ни во что не врубающегося дауна.

В ответ я рассказал ему о том, что у нас есть только один сегодняшний день на посещение Каррингтона. В противном случае один из главных пунктов плана, намеченного в Петербурге, будет не выполнен, а я этого терпеть не могу, просто ненавижу. Все должно идти по плану. Абсолютно все. Иначе – хаос, испорченные отношения, обиды и ножи в спину. На хуй тогда было вообще ехать в Англию? Точнее, зачем было планировать что-то заранее? Пустили бы все сразу на самотек и разошлись на все четыре стороны.

Джон, признаться, мою позицию не принял, так как был уверен в том, что приближающийся с каждой минутой выезд в Лондон принесет нам такую кучу приключений, что на пару лет хватит. Если только не на пять лет тюрьмы. Поэтому, видите ли, он нуждается в более продолжительном сне, чем обычно, чтобы запастись нужным количеством сил перед посещением столицы королевства. «Ну и сколько же тебе требуется, чтобы выспаться?» – поинтересовался я. «Пару часов, не больше», – последовал ответ Джона, уже спавшего в этот момент глубоким сном.

Так я вновь остался наедине со своими тревожными мыслями. Неужто придется ехать в Каррингтон одному? А как же врожденный топокретинизм, выработавший у меня манеру перемещаться в пространстве исключительно с кем-то? С тем, кого я почему-то считаю нетопокретином (хотя очень часто ошибаюсь на этот счет).

Но в любом случае два топокретина – это лучше, чем один, особенно когда этим одним являюсь я сам. Да и сколько же нужно выложить бабла скотине-таксопаку, если я не знаю, где находится Каррингтон, и таксопак как пить дать этим воспользуется. Я стал нервничать, злиться и расхаживать по комнате, производя как можно больше шума. Однако ни на кого это не подействовало, даже на заигравшихся шведок, продолжавших фиктивно охать и ахать назло спящему Джону.

«Это ж какими дурами надо быть, чтобы заниматься подобным в течение трех часов», – пришло мне в голову под влиянием вынужденного безделья. Ответа на этот вопрос, конечно, я не нашел, разве что в очередной раз пришел к выводу, что во всех бабах мира есть нечто общее. Им бы только выть-завывать по поводу и без повода. И фиктивно трахаться.

Ну да ладно, баб не исправишь, а время-то идет и идет, будь оно неладно. Этак я в Каррингтон точно не попаду, и все опять сведется к хождению по пабам.

В 13.00 по Москве вновь заворочался Джон, и у меня возникло некое подобие надежды. Минут через двадцать надежда переросла в нечто большее, так как Джон, не размыкая век, начал задавать мне вопросы. Темой обсуждения стало наше ближайшее будущее в плане поездки, находящейся под большой угрозой. «Почему же?» – с удивлением в голосе спросил Джон, как всегда уверенный в том, что если он согласен ехать куда-нибудь, то и все остальные разделяют его точку зрения. Поэтому я попытался его урезонить, сославшись на то, что Джон не имеет никакого представления о степени интоксикации Белыча и Джимми, а она может привести к их неспособности перемещаться в пространстве вплоть до вечера. Особенно Джимми, который вообще неизвестно где шлялся в новогоднюю ночь.

Недолго думая Джон резко пнул верхнюю шконку, где покоилось тело Белыча. Использовав фактор внезапности, он вывел на несколько секунд своего соратника из коматоза, однако вместо «спасибо» в ответ послышалась нечленораздельная брань, перемежаемая путаными заявлениями о свободе и правах человека. После чего со стороны Белыча последовали поистине обезьяньи раскачивания в люльке с целью принять наилучшую позу для возвращения в сон.

Тогда Джон, не удовлетворенный достигнутым результатом, выполз из постели и подкрался к Джимми. Действуя довольно жестко, он первым делом вырвал из рук Джимми медвежонка и резко ударил мохнатой игрушкой по животу спящего. И что вы думаете, Джимми проснулся? Как же, как же, щас! На мой взгляд, на месте Джимми после такого «фокуса» проснулся бы даже труп, но не тут-то было. Джимми пролепетал что-то типа «Погнали! Бей поганых! Ах вот вы как! Ну держись, бирмингемские ублюдки...», а потом, шлепая губами, шепотом исполнил хорошо известную песенку «Рууд ван Нистелрой, ша-ла-ла-ла-ла», подведя меня к выводу, что если Каррингтон и откроется сегодня во всем своем великолепии, то только мне и Джону. Джимми же явно закончит путешествие в местном дурдоме, а Белыч и вовсе не вернется домой, плотно занявшись правами русских в Англии.

В 14.30 по Москве с помощью всевозможных ухищрений Джона, усердно пинавшего своих спящих друзей, чесавшего им пятки, раздававшего подзатыльники, щипавшего за животы и уши, засовывавшего им в постели коробки и пустые бутылки, а также горланившего песни и громко разговаривавшего по пяти телефонам, Белыча с Джимми все-таки удалось сделать участниками дискуссии «Едем или не едем?». Продолжалась она ровно тридцать минут, так как в 15.00 по Москве в Манчестере произошло еще одно новогоднее чудо.

Ровно в 15.00 по Москве и в 12.00 по местному в нашу тихую келью со страшным грохотом распахнутой настежь двери вломился целый отряд китайцев. Вот ведь суки, даже не постучали! Их предводитель что-то истошно кричал на своем языке, а стоявшие позади него кривоногие лилипуты-девицы гортанно поддакивали. Понять ничего было нельзя, но по страшной роже вожака этой стаи можно было догадаться, что нам кидают какие-то предъявы. Медленно, но верно я стал догадываться, что нас просят на выход. Точнее, приказывают очистить помещение. И немедля. А теперь я позволю себе сделать небольшой откат назад.