Однако вернемся потихонечку к теме повествования. Главная изюминка момента заключалась в том, что легендарное лежбище Никит-аха, объявленное местом общего сбора, располагалось в том самом загадочном и в чем-то даже зловещем Купчино. Судите сами: кому и зачем требовалось туда ехать, когда ты живешь в центре или другом спальнике?
На мой взгляд, есть только одна категория населения, чуть ли не каждый день отправляющаяся туда за приключениями. Это студенты и преподаватели самого забытого богом вуза. Принимая во внимание то, что учатся в этом храме науки в основном дети нефтяников и газовщиков низшего звена, о чем свидетельствуют здоровенные общаги, набитые их отпрысками, можно легко сделать вывод, что ежеутренне в Купчино происходит не паломничество студентов и профессоров, а протекает какая-то жалкая студенческо-преподавательская струйка. Горстка таких людей и создает наше туманное представление о данной среде обитания.
Однако Никит-аху, по всей вероятности, приспичило не только представить нам Купчино во всей его красе, но и доказать, что в жизни Russian Reds всегда есть место подвигу. Для этого он первым делом засекретил свой адрес, подарив нам только одно кодовое слово – «Купчино». Резоны Никит-аха, естественно, остались при нем, однако особо пытливым умам он все-таки объяснил, что начинать надо с появления на конечной станции метро.
Забегая вперед, отмечу, что мне повезло больше, чем другим. Видимо, сказались годы, проведенные вместе, точнее, рядом с ним в самых различных кабаках и бильярдных города. Со мной, похоже, он хотел свести счеты не сразу. Поэтому я и получил дополнительную наводку: следовало сесть либо в третий вагон от головы, либо в седьмой с хвоста. С учетом того, что разновагонные поезда Московско-Петроградской линии метро ездят задом наперед, это было очень «ценное» указание.
Как вы догадываетесь, я сел куда пришлось, руководствуясь одной лишь интуицией и чувством самосохранения, так как буквально за полтора часа до этого закончился матч между ненавистными Никит-аху «Зенитом» и ЦСКА. Надо отдать должное гостеприимному хозяину квартиры, своевременно предупредившему нас о том, что «есть довольно большая вероятность быть испизженными этими животными», и посоветовавшему на всякий случай шифроваться. Однако мысли мои занимало совсем другое. Рекламируя свою хату, Никит-ах проговорился, что Джон Бой[4] едет к нему с ночевкой, предполагающей по крайней мере две вещи – шумный панк-хеппенинг в исполнении нашего неистового ирландца и скопище баб тяжелого поведения из числа бесчисленных подружек ведущего вечера. Первое – радовало, второе – обнадеживало, ведь кто, как не я, получал великолепную возможность полюбоваться на толстых вырожденок, с тем чтобы обосрать их без особого риска для жизни. Одним словом, увлекся я этой перспективой настолько, что не заметил ни полчищ синюшных скарферов[5] , с упоением раскачивающих вагоны, ни продолжительности самой поездки, способной в любом другом случае навеять уныние. Особенно тогда, когда твоя нога впервые в жизни опускается на платформу конечной станции.
Сразу же вспомнилась нью-йоркская «Мотт-авеню», последняя остановка на линии «А». К сведению интересующихся: когда я выходил на улицу (речь в данном случае идет о надземке), то сразу же отдавал известному мне негру 10 долларов за право безболезненного прохода по всей этой «авеню» до ее конца, и меня действительно не трогали, хотя улица была переполнена зловеще-киношного вида черными подонками.
Поборы эти, к слову сказать, прекратились при весьма анекдотических обстоятельствах. К моему счастью, я жил в многоквартирном доме на одной лестничной площадке с матерью того негра, которая ко всему прочему курила. Для этого на площадке был предусмотрен балкон, так как во всех квартирах срабатывала пожарная сигнализация, если ты закуривал, вот мы и познакомились. И эта встреча стала прелюдией к моему уличному хеппи-энду. Сначала я страшно расположил ее к себе рассказом о температуре минус двадцать, о которой я, честно говоря, стал немного подзабывать. А зря, так как именно она спасла меня от грядущих неприятностей.
Когда моя собеседница, непомерно большая черная женщина, позвонив куда-то, получила перевод этой страшной цифры в градусы по Фаренгейту, то чуть было не всучила мне мерзкого вида свитер с надписью «Армия спасения». Но я великодушно отказался, сославшись на то, что в России каждый, включая школьников младших классов, выходит на улицу с бидоном водки, и потому свитеры у нас презирают, считая проявлением недопития.
Чтобы избежать дальнейших расспросов, я пояснил, что бидоны эти – ключ к пониманию простыми безработными черными американскими торговцами наркотой растущей российской преступности. Просто мы обречены на нее из-за морозов и водки. Это наш, так сказать, Млечный Путь. Поэтому я и приехал сюда, поближе к температуре плюс сорок пять по Цельсию, чтобы запастись теплом и пережить без водки следующую зиму. Иначе сойду с ума. Вот тогда-то она и позвонила своему сыну, чтобы он прекратил меня трясти, так как всей «Мотт-авеню» было известно, что я – единственный местный житель, ежедневно отправляющийся в Бруклин на заработки.
Так вот, друзья мои, станция «Купчино» была зеркальным отражением «Мотт-авеню», но только еще более заплеванным, обшарпанным и жутким. По крайней мере «Мотт» не сливалась с железнодорожной станцией, не располагала сетью лабиринтов, тупиков, ложных выходов и дверей-ловушек, равно как и такой концентрированной криминогенной атмосферой, как «Купчино».
Более того, подобные станции в Нью-Йорке вообще запрещены как рассадник неискоренимой преступности. Для нее в Америке существуют мосты, пустыри, подходы к продовольственным магазинам, виадуки-акведуки, дощатые boardwalks[6] и прочее-прочее-прочее, на худой конец, улицы, но только не станции метро, за исключением одной-единственной. Станции «Восточный Бродвей» (это в районе Квинса), о сносе которой газеты кричат чуть ли не ежедневно. Однако нашим людям такое неведомо, был бы только способ добраться до койки.
В связи с вышеизложенным приведу еще один интересный факт. Жители Лонг-Айленда, узнавшие о намерении властей Нью-Йорка проложить туда ветку метро, чуть ли не в полном составе вышли на демонстрацию, хотя населяют Лонг-Айленд сплошные миллионеры. Не поленились, как видите, толстосумы замутить беспорядки при слове «метро». Жить хотят, понимают, что к чему и чем пахнет. Ну а нам все похер. Завалят, конечно, когда-нибудь, ну и что с того?
Пока я стоял в нерешительности на платформе, не в силах отбиться от воспоминаний, всплыло еще одно. Как-то раз по страшной утряни я столкнулся на пустынной набережной с одной молодой бабой, занимавшейся джоггингом. Никак не мог проснуться позже пяти утра по местному времени, вот и перся каждый раз на boardwalk. Где-то через неделю баба эта примелькалась настолько, что я стал кивать ей в знак приветствия. Чую, хочет мне что-то сказать, но не решается. Однако желание взяло свое, и, предварительно поглядев с опаской по сторонам, она все-таки отважилась спросить: «А вы не боитесь здесь расхаживать?» Я отвечаю: «А кого бояться-то, вас, что ли?» И вот тут-то и последовала реплика, раз и навсегда сбившая меня с толку. До сих пор пытаюсь разгадать значение сказанного. «Нет, не меня, злобных ниггеров. Меня они уже шесть раз изнасиловали!»
Согласитесь, не только я, но и вы сами наверняка задали бы ей встречный вопрос: «Наверное, вы бегали трусцой в каких-то особо опасных местах?»
А теперь соберитесь, дорогой читатель, возьмите себя в руки и познакомьтесь с ее ответом: «Нет, каждый раз это происходило именно здесь». – «И вы продолжаете бегать здесь каждое утро?» – ошарашенно выпалил я. «Да, конечно, ведь я никак не могу сбросить лишний вес», – не моргнув глазом ответила шесть раз изнасилованная. Как сказал бы Уинстон Черчилль, «без комментариев».
