Я оглядел вагон. Полицейские сделали шаг назад.

Подняв руку, я взял их под контроль и усадил рядом с той пятеркой, что так и не двинулась за все время схватки.

Проковыляв до того купе, я убедился, что теперь все семеро сидят смирно с энергетическими «шапочками» из разрядов на головах.

Вернувшись в начала вагона, я пошел по проходу, держась за поручни, чтобы не поскользнуться.

— Всем расстегнуть куртки, — скомандовал я.

Я должен был убедиться, что среди оставшихся нет полицейских. Не хотелось получить удар в спину.

Народ послушно выполнил мой приказ.

Я нашел еще двоих, что постарались подвернуть воротники своей формы, в надежде, что я не замечу. Заметил.

Этих двоих я тоже взял под контроль и усадил в купе.

— Есть кто-то еще из полиции? Признайтесь сами и просто сядете в купе рядом с товарищами. Я не стану чинить репрессий.

Все молчали.

— Так, снимите этого человека, — я указал головой на висящего и порезанного мужчину. — Закутайте его во что-нибудь и приготовьте к транспортировке. Поднимите женщину, и кто-нибудь займитесь ее ребенком.

Ребенок все еще плакал, но уже тише.

С мест сорвалось сразу несколько человек и бросились выполнять мои распоряжения.

Через несколько минут все было готово.

Я подошел к подконтрольным мне полицейским. Жаль, что я еще не умел хорошенько пользоваться этой своей фишкой. Заставь я их драться за меня и все могло бы кончиться быстрее и не так плачевно для меня. В ботинке хлюпала кровь, а ребра дико болели.

— Есть в поезде еще ваши? — спросил я крайнего в «шапочке».

— Только двое в локомотиве, — тут же ответила моя марионетка бесцветным голосом. — Контролируют машиниста.

Отлично!

Пора было возвращаться. Наверняка, Олеся меня уже заждалась.

Я подошел в заблокированной двери и разрядом вынес замок. Дверца вагона тут же начала болтаться и дребезжать. Последний вагон, что тут поделаешь. Качка и вибрации.

Проследив за тем, что все гражданские перешли в другой вагон и перенесли тех, кто не мог идти, я захлопнул дверцу. Полицейские остались в вагоне.

Я остановился в переходе на стороне предпоследнего вагона и расплавил молнией сначала пол, а затем и сцепку.

Вагон медленно стал отставать от основного состава.

В увеличившийся просвет стало заметать снег, поднятый поездом. Я собрался уже уходить, когда мимо проплыл узкий перрон с табличкой «Зеленоградская».

Войдя в вагон, ставший теперь последним, я застал проводников за приведением в порядок вновь доставленных раненых. Отлично, пусть занимаются. Кто-то же должен это сделать.

— Вам нужна помощь! — утвердительно произнес проводник, с которым я говорил, когда шел наводить порядки.

— Обойдусь, — отмахнулся я.

Железнодорожник схватил меня за грудки и усадил на боковую полку.

— Я раньше был санитаром. На подхвате в службе скорой помощи работал, — пробормотал он, расстегивая на мне куртку.

— Рана поверхностная, — произнес он, осмотрев дыру в моем боку, откуда сочилась кровь. — Судя по цвету крови и обильности кровотечения, ничего серьезного не задето. Жить будете. Сейчас перевяжем.

Он случайно надавил рукой мне на бок, и я скривился от боли.

— Ага, — сказал проводник и принялся ощупывать ребра. — Возможно, трещины в восьмом и девятом, разрешите… — он сунул руку за спину и стал ощупывать там, ориентируясь на мои гримасы, —…и в одиннадцатом ребре. Да вам, батенька прямая дорога в больницу.

— Нет возможности, — отрезал я. — Сделайте, что сможете. В Новой Москве разберусь с остальным.

— Раздевайтесь до пояса, — сказал бывший санитар, — возможностей у нас мало, но что сможем сделаем. И спасибо вам.

— За что? — удивился я.

Проводник ничего не ответил, только развернулся и ушел за бинтами и антисептиком.

Меня уже почти превратили в мумию, когда я услышал знакомый голос.

Олеся вскрикнула и бросилась ко мне. Успела обнять меня, прежде чем я или врач успели ее остановить. Я чуть не задохнулся от приступа боли, но лишь слегка застонал.

— Извини! Извини! — запричитала Олеся. — Ты как?

— В порядке.

Железнодорожник только крякнул.

— Ты опять полумертвый, — возмутилась Олеся. — Как не найду тебя, ты при смерти! — ругалась на меня девушка.

Я наклонился и поцеловал ее, превозмогая боль в боку.

Олеся замолчала.

— Все готово, — сказал бывший санитар и отступил на шаг.

— Спасибо! — поблагодарил его я.

— Да особо не за что. Если станет хуже, обращайтесь, я в этом вагоне. Можете забирать его, — последнюю фразу он адресовал Олесе.

Девушка благодарно кивнула и помогла мне подняться.

— Расскажешь, что здесь произошло?

— Да, но когда вернемся в купе. У нас есть еще одно дело.

— Какое еще дело⁈ — возмутилась девушка. — Ты едва двигаешься!

— Ничего мне этого хватит. Идем в самое начало поезда. Нам к машинисту.

Наш вагон оказался третьим после локомотива. Перед нами в составе стояло лишь два купейных вагона. Интересно, что сразу за тягачом ставили вагоны попроще и лишь потом элитные. Наверное, это чем-то было обусловлено, но я не стал об этом размышлять. Мне предстояло ссадить с поезда еще двух «зайцев».

Переход в кабину машиниста оказался закрыт и мне пришлось постучаться и подергать ручку.

В двери напротив уровня головы оказалось небольшое круглое окошко. В него можно было разглядеть, что происходит в кабине, но из-за изгиба перегородки в локомотиве ничего видно не было.

— Присядь, — быстро сказала Олеся. — Они увидят меня и откроют. Будут не готовы к нападению, тут ты их и повяжешь.

План был логичным, и я попробовал присесть. Боль в ребрах заставила меня выпрямиться обратно, едва я начал сгибаться.

— Нет, уж. Нафиг! Будем разбираться так.

Я не стал ждать, когда мне откроют. В окошке появились двое в полицейской форме. Значит это и были те, кого я искал.

Я приготовился, и едва образовалась узкая щель, взял обоих под контроль, а затем не мудрствуя, открыл дверь наружу и заставил выйти на ходу. Надо сказать честно, я посмотрел, чтобы не было столбов и знаков. Оба шагнули за порог и покатились вдоль путей, упав в сугроб.

Пока я закрывал дверь, мы подъехали к перрону с надписью «Софрино». Отлично! Куда полицейские хотели, туда и доехали.

Практически все два дня пути я лежал, не вставая. Олеся снова взяла на себя роль сиделки, но кажется мне, что эта работа ей не слишком нравилась. Она, конечно, безропотно выполняла все мои капризы, количество которых у болеющего или страдающего от болей человека становится в разы больше, но радости от этого на ее лице не прибавлялось.

Нет, она все так же смотрела на меня влюбленными глазами, но я видел, что девушка с удовольствием бы изобразила из себя сексуальную медсестричку из мужских фантазий со всеми их откровенными продолжениями, чем просто кормить и ухаживать за мной.

Но сейчас из меня любовник был никакой, так что ей не обломилось. Как, впрочем, и мне. Фантазия с принятием душа вдвоем в движущемся поезде откладывалась на другой раз. А я так рассчитывал на два дня отвязного секса, что даже немного расстроился.

Но не так, как Олеся по прибытии на вокзал в Новой Москве.

— Макар, — тихо сказала девушка, едва за окнами потянулся перрон. — Похоже, наш майор сумел передать моей бабке, что мы на этом поезде.

Я рассказал ей все, что случилось в последнем вагоне и что это товарищ майор, шел по нашему следу.

— Видимо, — продолжила девушка, — он отправил кого-то из своих людей еще с вокзала в Старой Москве и смог передать весточку.

— Что случилось? — спросил я, с трудом приподнимаясь на локтях.

— На перроне повсюду люди Мироновых.

— Надо валить! — заторопила меня Олеся. — Если нас зажмут в вагоне, то не прорвемся.