«Помнишь Федорова? — спросила Ольга. — Помнишь, когда ты только приехала, я рассказывала тебе о человеке, которого любила в юности? Это было в Петербурге».

«Конечно, помню. Ты хотела меня успокоить и сказала, что отношения, которые начались там, надо там и оставить, а не тащить за собой в настоящее, словно вериги», — ответила Маня, пристально и испытующе глядя на Ольгу своими голубыми глазами.

«Но ты не поняла. Ты вся целиком находилась в прошлом, тебя переполняли гнев и раскаяние из-за того, что случилось у тебя с Зубатовым».

«Да, потому что чувство нельзя подчинить себе полностью. Его можно временно подавить, можно заставить себя действовать разумно и логично. Но все это помогает лишь ненадолго. Если чувство истинно, оно возвращается и поглощает всю душу».

Ольга опустила голову и после долгого молчания рассказала Мане, что написала Федорову в Петербург и попросила помочь переубедить бейрутского вали. У Федорова ведь большие связи в российском министерстве иностранных дел. Он выполнил ее просьбу, потому покупка деревни Фула и стала возможной.

«Скажи, Манечка, — спросила Ольга, после того как облегчила душу и впервые открыла, кто помог евреям начать заселение Изреэльской долины, — как ты думаешь, твой Зубатов знает Федорова? Я уверена, что знает. По крайней мере, ему известно о существовании такого офицера. Зубатов ведь всю Россию опутал сетью своих агентов, его информируют обо всем, что делают офицеры, следователи и сыщики. Если ему понадобится, он может узнать о Сереже любые подробности. Тогда ему донесут и о поведении Федорова здесь. Я уже давно хотела спросить тебя об этом, но что-то мешало мне, я боялась услышать страшное. Там все страдают болезненной подозрительностью, следят друг за другом. Может быть, тебе известно, чем занят сейчас Зубатов?»

«Сейчас ему очень плохо, — сказала Маня, и в ее голубых глазах появилось отрешенное выражение. — Он в тюрьме. В Одессе взбунтовались рабочие, и Зубатова обвиняют в том, что он поддерживал восстание, вместо того чтобы подавлять. Плеве его уволил. Знай, что власть всех тиранов временна. Они причиняют много страданий, но в конце концов получают по заслугам. Не бойся, он не может навредить ни Федорову, ни кому бы то ни было».

Из груди Ольги вырвался глубокий вздох, почти стон, в котором боль смешивалась с облегчением.

Вскоре после того, как члены «Ха-шомера» поселились в Мерхавии, организация послала Исраэля Шохата в Константинополь изучать юриспруденцию. За время его учебы в Турции произошли большие перемены. Возникла организация, объединявшая молодых офицеров, высших чиновников и студентов, которые стремились распространять идеи демократии и просвещения. В июле 1908 года они восстали против султана, свергли его и начали устанавливать в стране новый порядок. Положение народов, находящихся под властью Турции, изменилось к лучшему. Например, даже люди, не исповедующие ислам, получили право служить в турецкой армии. Ученики гимназии «Герцлия», а среди них и племянник Ольги Нааман Белкинд, отправились в столицу, чтобы учиться в военной школе.

Посылая Исраэля Шохата в Константинополь, его товарищи из «Ха-шомера» руководствовались желанием поближе узнать Турцию, завести полезные знакомства, хорошенько разобраться в турецком законодательстве. Они надеялись, что все это поможет облегчить положение палестинских евреев.

Примерно в то же время в Атлите открылась опытная ферма, которой руководил Аарон Ааронсон. Ее работники производили опыты по выращиванию сельскохозяйственных культур, способных произрастать во всех районах страны, трудились над совершенствованием сортов винограда и цитрусовых, над улучшением почвы. На этой ферме работал Авшалом, сын Фанни и Лолика Файнбергов. Авшалом обожал путешествовать, прекрасно ездил верхом, любил мчаться на коне по полям и пустыне. Он хорошо знал страну и ее растительность и, поступив на ферму, почувствовал себя счастливым.

В характере Авшалома решительность и отвага сочетались с чувствительностью и юношеским пылом. Он всегда доводил до конца все, что задумал. В период работы на ферме он часто бывал в гостях у Аарона Ааронсона в Зихрон Яакове и влюбился в его сестру Ривку.

Ольга сильно привязалась к племяннику еще в Яффе, когда он был ребенком. Авшалом отличался блестящими способностями, острым языком и смелостью. Ольга любила рассказывать ему библейские истории, а он слушал ее с большим интересом.

Ольга не прекращала переписываться с Маней, которая тогда жила в Константинополе. Однажды она написала:

Дорогая Маня,

…Авшалом, сын моей сестры, начал работать на опытной ферме в Атлите. Он очень уважает Аарона Ааронсона и, трудясь на ферме, все больше убеждается в правдивости библейских рассказов. Недавно Аарон открыл в районе Хермона какую-то разновидность дикой пшеницы. Многие считают, что она росла там уже во времена судей и принадлежит к семи видам растений, описанным в Библии. Представляешь, как обрадовался Авшалом? Ведь это открытие — самое важное доказательство того, что пшеница, первый из семи видов, растет на нашей земле со времен Библии.

Я очень люблю этого юношу и боюсь за него — он ведь мечтатель. Человек он глубокий и цельный, с чувствительной душой. Когда Авшалом кого-нибудь любит или ненавидит, он полностью отдается своему чувству. Я за него очень боюсь — у него словно совсем нет кожи. Мир он воспринимает непосредственно, безо всякой защиты и заслонов. Вот сейчас он влюбился в сестру Аарона Ааронсона и сочиняет ей стихи, в которых любовь уподобляется необузданной горной реке. В одном из стихотворений он дарит своей возлюбленной тысячу поцелуев — не десять, не сто, а именно тысячу. Поцелуй в лоб, поцелуй в ресницы, по поцелую в каждую щеку, поцелуй в подбородок и так далее… Чувства захлестывают впечатлительного юношу, как волны, и он не может удержаться от того, чтобы не посвятить в них окружающих. Теперь, когда отец его умер, а у Фанни нет сил его выслушивать, он делится всем со мной. Лолика загнали в могилу несчастья и тоска вскоре после вашего отъезда в Константинополь. Его подкосили жизнь в Хадере и тяжкий труд. Авшалом плакал больше других и никак не мог прийти в себя. Работа на опытной ферме немного успокоила его. Фанни своего сына не понимает, и я для него вроде исповедницы. Некоторых раздражают его излияния, но разве можно остановить бурный поток? Редкой души юноша! Его невозможно сбить с пути, да и нельзя этого делать, но я очень за него боюсь — как бы не навлек несчастий на себя и окружающих. Авшалом не способен прислушиваться к чужому мнению, и это не перестает меня беспокоить.

Как дела у вас? Как жизнь в Константинополе? Может быть, вас навестит там Нааман — он учится в офицерской школе турецкой армии. Он хочет доказать туркам, что мы их поддерживаем. В нашей семье мнения по этому поводу разделились. Иеѓошуа боится портить отношения с оттоманскими властями. Молодежь и Ааронсоны считают по-другому, и я оказалась между молотом и наковальней. Мне ближе позиция Иеѓошуа, но переубедить молодых я не в состоянии. Мой племянник Эйтан сейчас живет с нами. Он боготворит своего брата Наамана, который учится в турецком военном училище. Когда Нааман впервые пришел к нам в военной форме, Эйтан переоделся в нее и сказал, что больше не снимет. Он уже взял с родителей обещание, что после гимназии пойдет учиться на офицера.

Товарищи из Тель Адаса шлют вам горячий привет. Я посылаю два свитера для тебя и для Исраэля, а также зимнюю одежду для Наамана. Надеюсь, что офицерская школа расположена поблизости от вас. Жизнь в Тель Адасе очень тяжелая. Жить не на что, и тамошние поселенцы не ладят друг с другом. Была бы ты там — такого бы не происходило. Холостяки завидуют женатым, и дело доходит до настоящих трагедий. Месяц назад меня пригласили туда принимать роды. До Бейрута я добиралась морем, а оттуда на телеге — до Тель Адаса. Было невыносимо жарко. Все поселение — камни да колючки, а в домах полно пыли, принесенной горячим ветром. Женщина лежала на циновке вся в пыли, а муж пытался отгонять от нее мух. Она страдала от недоедания — во время беременности ей не выдавали молока и масла, так как другие члены коллектива тоже их не получали, а во всем должно быть равенство! Равенство, за которое вы боретесь, — бесчеловечно, это опасная глупость. С другой стороны, благодаря людям из Тель Адаса Иеѓошуа начал лучше понимать меня. Он увидел, что даже ваша молодежь, отчаянные головы, авантюристы — и те нуждаются в доме и устроенной жизни. Сам он продолжает заниматься своими опасными сделками. Я поражаюсь, как терпение и умение ждать сочетаются в нем со вспыльчивостью. Когда речь заходит о людях, кажущихся ему глупыми, он выходит из себя.