Федоров понимал, что ему сейчас лучше помалкивать и дать своему собеседнику выговориться.
Покуда Сергей слушал печальную повесть, из секретарского кабинета вышла заплаканная женщина. Тело ее сотрясалось от рыданий. Она вытерла слезы выцветшим платком и нетвердым шагом направилась к выходу. Женщина явно старалась взять себя в руки, но горе было сильнее ее. Федоров снова уставился взглядом в серый пол. С момента прибытия в Яффу он видел здесь одну нищету и страдания. Какие всё же идиоты его начальники со своими бредовыми страхами!
Заплаканная женщина вышла на улицу, и к секретарю зашла целая семья: мужчина лет сорока, его жена, выглядящая моложе, и сын лет семнадцати. Юноша был обут в высокие кожаные сапоги.
«А чем может помочь здешний секретарь?» — с деланным простодушием спросил Федоров. Он хотел узнать что-нибудь об этом чиновнике и спровоцировать собеседника на новые жалобы. Расчет оказался верным.
«Да ничем! — со злостью и одновременно с горечью ответил сосед Федорова. — Его прислали из Петербурга, чтобы он здесь уладил земельный вопрос. Но секретарь не справляется — идет на поводу у местных спекулянтов, которые используют его как хотят. Ни с кем не хочет ссориться, и в результате все против него. Обратите внимание — семья, которая сейчас зашла, тут же выйдет обратно. Я этих людей знаю — они из Хадеры приехали. Двое детей у них умерло от малярии. Они требуют деньги назад, чтобы вернуться в Россию. Без денег им отсюда не уехать. Продать участок не могут — кому теперь нужно это проклятое место? И все этот безумец Ханкин, который покупает землю, не разобравшись! Нет предела его нахальству! Скупает тысячи дунамов, за которые не может расплатиться, а потом продает людям участки, на него даже не оформленные должным образом!»
Внезапно входная дверь распахнулась, и в комнату ворвалось несколько арабов в головных платках. За ними следовал армянин в засаленной цветной шапочке и еще два странных типа в кафтанах и надвинутых на глаза фетровых шляпах.
«Видите этих людей? — обратился к Сергею его собеседник. — Сейчас уж не разберешь, кто еврей, а кто араб. Я, например, уверен, что в шляпах арабы, а в платках евреи из Вильны или Белостока. Всем им нужны только деньги. Они выступают под чужой личиной и занимаются аферами — например, продают уже проданные земли. Наживаются на нас, бедных!»
Собеседник Федорова с возмущением продолжал свой рассказ. Сергей по-прежнему не задавал прямых вопросов, а помалкивал да поддакивал.
«Но все-таки у Ханкина были добрые намерения, не так ли? Он народу добра хотел, а не зла», — заметил Федоров, когда его собеседник умолк.
«Да кому нужны его намерения?! Зачем покупает землю, не проверяя? Зачем понуждает землячества приобретать у него участки, за которые сам еще не расплатился? И приобретают, знаете ли! Вот наше рижское землячество тоже купило у него участок. Я их здешний представитель. Теперь мы жалеем об этом — земля оказалась заболоченной. Требуем деньги обратно…»
Худощавый еврей продолжал говорить, глотая слова от возмущения, а Федоров решил получше разузнать про Ханкина. Может, у него есть деньги, которые он скрывает? Иначе не объяснишь его безрассудное поведение…
«Вот и сейчас его здесь не сыщешь, — продолжал худощавый собеседник Сергея. — Прекрасно ведь знает, до чего довел людей, а все ищет новых сделок. Видали наглеца? Говорят, он уехал в Бейрут уламывать одного богача продать ему землю, а я так думаю, что он просто сбежал. Может, прячется где-нибудь и распускает слухи, будто он в Бейруте. Да за ним столько людей гоняется, что я бы на его месте и сам сбежал. Хорошо еще, что на них можно пожаловаться через здешнюю контору. Еще этот Темкин заодно с Ханкиным; я отсюда не уеду, пока не найду на них управу и не получу деньги обратно».
Фамилия Темкин показалась Федорову знакомой.
«Вы говорите о Владимире Темкине?» — спросил Федоров, изобразив рассеянность.
«О ком же еще? Неужто не знаете? — Собеседник удивленно поглядел на Сергея и поправил картуз. — Вы, похоже, и правда вчера приехали. Каждый ребенок в Яффе знает, что Темкина прислали петербургские сионисты, чтобы он здесь представлял их. А он вместо этого связался с Ханкиным и помогает ему в его авантюрах. К тому же они все время ругаются с Пинесом, а Пинес человек весьма достойный: учит поселенцев сельскохозяйственному труду; это он поселил билуйцев в Гедере».
Увидев удивление на лице Федорова при упоминании о билуйцах, он принялся подробно рассказывать об этой группе, с которой приехали в Палестину двое братьев Ольги. Было это в те времена, когда Федоров только познакомился с ней в Могилеве… Внезапно собеседник Сергея прервал рассказ и спросил его, откуда он сам.
Федоров ответил, потупив взор, что приехал из Ковеля Волынской губернии. Он знал, что из этого украинского городка в Палестину почти никто не едет, так что он застрахован от нежелательных вопросов. Затем Сергей снова приступил к расспросам о Ханкине.
…А Ханкин в это время и правда затаился. Это был самый трудный период в жизни Иеѓошуа и Ольги, у них совсем не было денег, и все от них отвернулись. Иеѓошуа не выходил из дома, боясь, что на улице на него нападут. Он не работал, и Ольге приходилось кормить семью. Плохо было не только Ольге и Иеѓошуа, но всем Ханкиным, Белкиндам и Файнбергам.
Чтобы оплатить сделку и выкупить землю Аль-Хадыры, Иеѓошуа заложил имущество всех трех семей. Он влез в огромные долги — в частности, получил ссуды от арабских богачей, в семьях которых Ольга принимала роды. Деньги собирали братья и сестры Ольги — Фанни, Шимшон, Исраэль, их мужья и жены, даже их дети. Фанни отдала серебряную посуду, которую получила из Египта, Иосиф Файнберг заложил свою аптеку, Лейб Ханкин — весь товар из своей лавки. Женщины отдали ювелирные изделия и даже праздничные платья. Все жили одной семьей, предельно ограничивали себя в расходах и держали круговую оборону. Евреи и арабы ожидали расторжения сделки и банкротства Ханкина. За ним гонялись кредиторы и разъяренные поселенцы. И только Ольга понимала своего мужа и по-прежнему верила в него.
Глава восемнадцатая
Самая красивая долина
Федоров продолжал регулярно захаживать в убогую контору «Ховевей Цион». После каждого посещения он посылал в Петербург отчеты, в которых описывал посетителей этого жалкого заведения, разговоры между ними и вообще царившую там атмосферу. Из его докладов было ясно, что ни о каком радостном оживлении среди сионистов не может быть и речи, напротив, они производят впечатление людей подавленных и испуганных. Петербургское начальство Федорова долго ломало себе голову, пытаясь взять в толк, почему же в таком случае евреи продолжают скупать земли в Палестине. В конце концов возобладало мнение, что у сионистов есть тайные денежные источники, о которых они боятся говорить даже между собой. Эта версия хорошо объясняла и душераздирающие сцены в злополучной конторе. Поэтому, читая сообщения Федорова, высшие чины тайной полиции только укреплялись в своих подозрениях о существовании всемирного сионистского заговора. Впрочем, события в Палестине беспокоили не только их. Турецкое правительство вскоре запретило евреям иммигрировать в Палестину, а также покупать там землю. Это означало, что люди, уже заплатившие задаток за купленный участок, теряли деньги, а вместе с ними и надежды на лучшее будущее.
Однажды утром Федоров по своему обыкновению сидел в кабинете и составлял отчет за минувший день. Внезапно дверь распахнулась, и двое турецких полицейских ввели в консульство худого длинноволосого мужчину лет сорока. Светлые рассыпавшиеся по плечам волосы и исхудалое суровое лицо делали необычного посетителя похожим одновременно на русского анархиста и на Иисуса Христа. Полицейские объяснили привратнику, что это российский подданный, которого они спасают от ярости заимодавцев. И действительно, из окна кабинета Федоров видел, с каким трудом усатым стражам порядка удалось провести своего подопечного в здание консульства. По пятам за ними шла целая толпа разъяренных мужчин и женщин, то и дело норовивших наградить длинноволосого тумаками и щипками. Дверь у него была открыта, и Федоров с интересом наблюдал, как полицейские объясняются с привратником. Языка он, конечно, не понимал, но турки жестикулировали так выразительно, что все было ясно и без слов. Войдя в консульство, изможденный анархист-Иисус без промедления направился в кабинет самого консула. Полицейские сопровождали его, на всякий случай придерживая за плечи. Тут же из-за полуоткрытой двери послышалась раздраженная русская речь, и Федоров скоро понял, что беспокойный посетитель — не кто иной, как Иеѓошуа Ханкин.
