– Мне все равно, кто ты такая. – Эллеви моргнула и почувствовала, как прилила кровь к щекам. Что бы это ни был за вздор, она положит ему конец… Невероятно, но девица говорила громче нее:

– Госпожа, на Юге мятеж. Верховная Жрица Кунла и сама Законовещатель убиты.

Эллеви подавила порыв встать и разгневаться, так как важен контроль, а слова девушки удивили ее. Лучше бы разрядить обстановку и обсудить это наедине.

– Дитя, кто-то мерзко подшутил над тобой. Законовещатель Бодиль совсем недавно писала к…

Девица сунула руку в свою засаленную пеньковую суму, и на пол шлепнулись влажные куски красной плоти. Эллеви вытаращилась. Она узнала отрубленную голову Законовещателя Бодиль, казалось, воззрившуюся прямо на нее запавшими глазами, с открытым зияющим ртом и фиолетовой раздавленной шеей выше линии разреза.

– Я видела, как она умерла, – сказала Дала, – я видела, как Букаяг раздавил ей горло на священной скале, а затем голыми руками убил Верховную Жрицу Кунлу. Но от нее мало что осталось, чтобы опознать.

При этих словах женщины в ужасе прикрыли рты, хотя, как показалось Эллеви, Вальдайя улыбнулась.

– Тогда – святотатство. Чудовищная трагедия, за которую убийца будет вечно пылать в недрах Горы. Но всего лишь злодеяния дикого пса и его своры дворняг. Это не бунт.

Она ждала, и девица не сдвинулась с места и не дрогнула. Более того, она выглядела так, будто хотела снова заговорить, но в конце концов благоразумно придержала язык. Вот и хорошо. Знай свое место, а не то, Богом клянусь, я отдам тебя самому грязному, низшему слуге Ордена в качестве рабыни.

– Орден не отвечает за соблюдение закона. Мы толкуем, мы создаем. – Эллеви поерзала в кресле и помолчала. – Менее чем через две недели состоятся выборы, и к этому времени мы назначим новых Законовещателя и Верховную Жрицу Юга. Мы предупредим долинных вождей, чтобы они задержали этого разбойника…

– Это долинных-то вождей? – Дала перевернула свою сумку, и на пол шлепнулось еще больше кровавых кусков плоти; один гротескно отскочил от головы Бодиль и откатился в сторону. – Люди Букаяга убили их в бою и рассеяли их воинов. Мы бежали из Алвереля в хаосе. Насколько мне известно, город полностью захвачен.

– А ну слушай, когда говорят старшие!

Эллеви встала, не веря своим ушам, взбешенная новой помехой и обеспокоенная кровью и звуками этого непотребства, – и мигом пожалела о вспышке гнева. Она оглядела зал, видя испуганные или растерянные взгляды даже у мужчин – и самодовольный, злобный взор Вальдайи.

Если б не эта глупая девчонка, она бы выяснила подробности частным образом, негласно, и отправила Северных вождей на Юг, посулив им землю, женщин или серебро. Но она не могла просто самоустраниться, не сейчас. Обязанности и сферы полномочий вождей были четкими и обособленными, а мужчины имели собственные методы выбора новых лидеров. Она не могла просто назначить новых вождей, равно как и потребовать, чтобы окружающие воины ввязывались в произошедшее. Вооруженных «бунтов» не было уже сотни лет. И она не может публично просить этих мужчин о помощи, ведь это не только сочтут проявлением слабости – они могут отказаться. А если они откажутся, что это будет значить?

– Этот Букаяг подобен заразе. Его нужно остановить.

Эллеви едва могла поверить, что эта девица имеет наглость продолжать. Она почувствовала, как ее лицо краснеет, когда та вновь заговорила, но не остановила ее.

– Я прожила на Юге много лет, госпожа, и я вижу, что его ересь разрастается. Ее необходимо вырезать. Сейчас. Нельзя ждать две недели до выборов или чего-либо еще. – Она выдержала паузу, как будто бы учуяла страх жрицы.

О Боже милостивый, она собирается просить их. Нет, нет, не может же она быть такой глупой, не может же она думать, что…

– Кто поведет своих воинов на Юг для борьбы с этим злом?

Эта совсем юная девица встала вполоборота к присутствующим – не совсем спиной к Матриарху, что было бы поистине верхом неуважения. В зале царила тишина.

Эллеви чуть не заорала этой малявке, какая же та глупая, наивная идиотка, если думает, что эти люди шевельнут хоть пальцем, если их не вынудить или не подкупить. Вожди Орхуса день-деньской плели интриги, замышляя свергнуть друг друга, подсчитывали своих воинов, мечи и доспехи и ни на миг не станут рисковать богатствами ради авантюры вне своих обязанностей.

– Кто впишет свои имена в книгу на тысячу лет? Кто завоюет свою честь кровью?

Девица почти выкрикнула это, как вождь в собственном зале, но все же собравшиеся, естественно, хранили молчание. Эллеви размышляла, как именно ей проучить эту бестолочь, дабы сразу и полностью отречься от нее, но не выставить Орден в столь же слабом и глупом виде.

– Я готов служить, госпожа, и все воины, которых смогу выделить.

Эллеви заморгала, ища взглядом источник голоса, и то же сделали глаза всех остальных.

Какой-то высокий, стройный юнец шагнул вперед, выпятив грудь. Он был чисто выбрит и не носил ни колец, ни серег, ни браслетов, и Эллеви не узнала его достаточно хорошо, чтобы вспомнить имя, но он определенно был новым вождем и одним из самых мелких в Орхусе.

Она посмотрела на незваную гостью, Далу, и впервые увидела заминку. Одна из рук девицы сжалась в кулак, мышцы шеи напряглись, будто челюсть застыла на месте, и эта реакция заинтриговала Эллеви, но момент миновал.

– Бирмун, сын Камуки… У врага сотни воинов. Сколько вассалов ты можешь привести?

Выходит, она его знает, но как?

Некоторые мужчины наблюдали за происходящим с удвоенным интересом.

– Сорок три, – сказал молодой вождь, вскинув голову с волевым подбородком, – но они достойны и преданны. Этого хватит.

Несколько главнейших вождей фыркнули, но другие стояли или сидели неподвижно – кое-кто с красными шеями и лицами, глядя на еду, на свои руки, куда угодно, только не на присутствующих в зале. Сама Дала казалась такой же оцепеневшей, и Эллеви задумалась, не следует ли ей вмешаться.

Наверняка у этого Букаяга нет сотен воинов, как сказала девица. Но если они у него есть или он так же свиреп, каким кажется, и убьет молодого Бирмуна и всех его людей, что с того? Это будет всего лишь провалом амбиций глупца. Лишь бы не продолжились убийства жриц, подумала она. Найдется новый вождь, или кто-то из других предложит себя матроне Бирмуна и приобретет еще немного богатства и власти, но расстановка сил едва ли изменится.

Со своего места поднялся еще один вождь. Этот, как знала Эллеви, был могуществен – честолюбивый, но осторожный мужчина, который не дрался в поединках, однако властвовал над многими домохозяйствами и пользовался преданностью как минимум тысячи бойцов.

– Да скажут люди, что Агнар откликнулся на призыв Богини. Я посоперничаю с храбрыми воинами Бирмуна.

Теперь многие другие вожди обменялись взглядами, удивленные и, возможно, довольные; некоторые склонились друг к другу и бормотали слова, которые отчаянно захотела услышать Эллеви.

– И я, – сказал Ивар, один из пяти величайших вождей в мире, имевший как минимум столько же мечников, сколько Агнар. – Я заставлю воинов Бирмуна посоперничать с настоящими убийцами. Пусть эти бандиты вострепещут.

Все больше и больше мужчин вставали, крича: «И я!», ухмыляясь и колотя себя в грудь или топая ногами, подымая свои кубки и выпивая с теми, кто назавтра так и останутся их врагами, но пока что смеются и кичатся, как мальчишки.

В изумлении Эллеви покачала головой, не зная, впечатлена она или взбешена. Одним махом эта перепачканная грязью ученица собрала войско в тысячу мужчин для чего-то полезного и предоставила вождям некую общую цель, и все это с мелким главарем, который падет или возвысится без особых опасений. Но сперва ей надо было прийти ко мне, кипятилась жрица. Ей надо было выждать и спросить моего совета и моего чертова позволения.

– Матриарх.

В суматохе и гвалте мужского веселья Дала приблизилась к ней, наконец-то склонив голову в знак повиновения.