– Благородный король! Отныне я ваш слуга по клятве, долгу и чести. Прошу, отнимите мою бессмысленную жизнь в любой момент, как только поверите, что я стремлюсь к чему-либо, кроме вашей выгоды.

Фарахи замолк при этих словах. Что бы из существующего в сердце и культуре Амита ни породило его слова верности – правдивые или нет, – Кейл знал: его отец не понимал этого, не доверял этому и толком в это не верил.

– Извини за мой намек. Все это время ты был полезным придворным и не сделал ничего, чтобы навлечь мое недоверие. Я рассмотрю твое предложение.

Амит опустил голову, и никто больше не двигался, пока монарх не встал со своего кресла.

– Тейн и Кейл, возвращайтесь в свои комнаты, и я поговорю с вами позже. Никуда больше не ходите. Эка, развяжи моих сыновей, а потом иди и разберись с трупами наверху. Амит, прошу, следуй за мной.

С этими словами он развернулся и ушел, ни на кого не взглянув.

– Можешь отпустить мои причиндалы.

Бледный, потеющий врач подчинился, дернувшись и облегченно кивнув.

Кейл вернулся в свою комнату, пошатываясь и ковыляя, как в полусне. Это была не боль, которую он почти не чувствовал, а конец паники с беспомощностью, прилив облегчения – взлеты и падения сквозь безумие и ужас; всплытие обратно в мир, который выглядел как дом его детства, но не был им и, возможно, никогда больше не сможет быть.

В этот раз неподчинение отцу даже не пришло Кейлу на ум. Он вошел в свою комнату – свою настоящую комнату, а не каземат или келью – и сел на кровати. Боль возвращалась приступами, враждуя с неясным, глухим ощущением, что он реет высоко над своим телом и наблюдает за этой жизнью только как любопытный чужак.

Он выплакал все слезы без остатка. Умом он знал, что по-прежнему оставался юношей с долгим будущим. Но это не касалось его сердца.

Его «спасли», но все равно отсылали прочь неизвестно как надолго. А любимую им девушку поведет под венец его брат.

Что ж, вот и онемение прошло.

Эта мысль пробралась ему в нутро и скрутила, но Кейл заставил ум сосредоточиться на тишине своей комнаты, на неподвижности своего тела. Она должна обвенчаться с кем-то, и тебе следует радоваться, что это Тейн. Он позаботится о ней, а тебя все равно здесь не будет, чтоб видеть их вместе.

Он сидел неподвижно, сопротивляясь мыслям и воспоминаниям при помощи «костра», пока не услышал шаги в коридоре и долгое затишье, а затем Фарахи без стука открыл дверь.

Монарх отодвинул стул возле почти не используемой парты. Его лицо поникло, как будто он устал, что неким образом придавало ему более искренний вид – скорее мужчины, чем короля. Ну, может, не совсем.

– Я решил принять предложение Амита касаемо «обучения за рубежом». Тебя отправят на Север, и ты проедешь через Нонг-Минг-Тонг под защитой правителя, затем через Наран, пока не доберешься до Имперской Академии неподалеку от столицы.

Кейл промолчал, и отец на секунду встретился с ним взглядом, затем отвернулся к окну.

– Ты ненавидишь меня. Понимаю. Ты заслужил это право, а немного ненависти не так уж и плохо для юноши. – Он вздохнул и, как ни странно, улыбнулся. – Тебе известно, полагаю, что в твоем возрасте я уже был королем? – Он не дожидался подтверждения. – Болезнь, как гласит история, убила мою семью на празднике. Меня оставили дома, потому что я ослушался. И твою тетю, потому что она была беременна.

Кейл постарался не выказать удивления. Он даже не знал, что Кикай была когда-то беременна. Должно быть, она потеряла ребенка.

– Меня не готовили к тому, чтобы царствовать, Кейл. В шестнадцать лет я внезапно стал последним принцем династии Алаку после нашего столетнего правления, которое заставило наших врагов ненавидеть нас только за то, что именно мы короли, даже после десятилетий мира и процветания. До Алаку Шри-Кон управлялся полудюжиной семейств, и они очень долгое время ждали этого момента.

– Я все это знаю. – Кейл испытал раздражение, хотя и заинтересовался. Отец кивнул.

– Но понимаешь ли ты, что это значило? Всё, что нужно было сделать нашим врагам, это убить последнего неопытного мальчика, и обладание Шри-Коном, а следовательно, и контроль над всем Пью, решились бы в массовой драке. – Фарахи пожал плечами. – У меня был флот, само собой, и армия, уж какая ни на есть. Но их верность… под сомнением. У меня была твоя тетя, хотя ей было лишь восемнадцать, и она как раз осталась беременной вдовой.

Его намек на улыбку исчез, а глаза смотрели куда-то вдаль.

– На меня покушались, Кейл, много раз. Они подкупали или запугивали моих советников, моих слуг, моих гвардейцев. Я пережил первое отравление, и много лет еду готовила мне твоя тетя, и все равно я терял дегустаторов. Меня кололи ножом при дворе, атаковали средь бела дня за стенами дворца, осаждали «повстанцы». – Он сделал паузу, и его глаза сверкнули. – Но они ничего не добились. Я не умирал. Вот почему меня прозвали Чародеем. Потому что я просто не умирал, как хотелось бы половине дворян, и вскоре они заявили, что это я убил мою семью, чтобы захватить власть. Истинные виновники нагло, во всеуслышание называли меня отцеубийцей и погубителем родни, а кровь моего отца, вне всяких сомнений, до сих пор пятнала их клинки. – Он стиснул челюсть.

– Я взял влиятельных жен, родил сыновей, обзавелся союзниками. Я укрепил мои притязания, мои позиции на флоте и островах. И я приходил за каждым из моих врагов по очереди. Я приходил ночью – забирая их имущество, их воинов либо их детей. Семью за семьей, остров за островом, я пресекал их угрозы и возвращал себе то, что утратил после смерти отца.

Он снова посмотрел Кейлу в глаза:

– Ты не ошибался, добиваясь Лани, сын мой. Она верная, умная девушка, и она станет великолепной женой Тейну. Такая женщина королевских кровей может стоить больше целой армии, я знаю это слишком хорошо. Но ты никогда не должен слишком доверять или слишком любить, поскольку, будучи королем, принцем или просто мужчиной, иногда ты должен отказываться от того, что любишь.

Он встал и направился к двери, но оглянулся в последний раз.

– Я суровый человек и плохой отец, я знаю, но таков уж мир, и скоро ты увидишь это сам. Амит отправится с тобой как твой наставник, так что говори с ним откровенно. Однажды ты вернешься к нам, и ненавистно тебе это или нет, все равно ты будешь моим сыном. Ты вернешься и будешь служить своему брату, когда он обеспечит наследие нашей семьи и будущее нашего народа. У тебя есть долг, как и у него. И у меня.

Король вышел и исчез, закрыв дверь без единого слова и жеста любви или грусти. А на следующее утро и Кейл тоже.

Лето. 425 год Г. Э.

Эгиль весь вечер ждал, когда уйдет городская жрица. Некоторые из горожан тоже разошлись, но большинство осталось – включая вождя. Время настало.

– А теперь, братья и сестры Великой Горы, я завершаю песни. Ибо в те дни, о которых я желаю говорить, еще не было музыки. Не было слов. Лишь огромное и бескрайнее, замерзшее море. Эпоха воды. Эпоха льда. Вы слышали эти сказания.

Он изложил небольшую вариацию обычного мифа о сотворении – то, что каждый ребенок сотни раз слышал от родни у очага. Горожане явно усаживались поудобнее, предвкушая грядущий рассказ.

– Прежде Имлера с его ложью, прежде Гальдры с ее книгой – вначале был Тэгрин, который спустился с небес, один звездный бог среди многих, и расколол и взбаламутил бездну своим железным жезлом. Под взорами солнца, старика Волуса, и его возлюбленной-луны Тэгрин трудился. Вода загустела, затем явились огонь и ветер, и волны образовали сушу. Благородные горы хранили под своей опекой жар Тэгрина, покуда ветер делал свое дело. А когда все было готово, и великий звездный бог убежал обратно в небеса, то выросла могучая скала. Тургэн-Сар! Гора Всего Сущего. Наверняка вы видели приметы? – Он взмахнул рукой в доказательство.