– Прости, – шепнула я ему в ухо. – Надо было тебя сразу предупредить: танцор из меня ужасный.

– Да я уже давно понял, какая ты неуклюжая. Еще тогда, когда ты опрокинула монитор на моем столе, – ровным голосом произнес Пашка, и я прыснула. – Поэтому знал, на что иду.

Ну да, был за мной такой грешок. Антона, помнится, иногда выводил из себя мой «талант» то ронять вещи, то промахиваться мимо двери – прямо в косяк. Обычное дело. А вот Паша вовсю забавлялся. По-доброму так. Напряжение резко ушло, и я расслабилась в объятиях Антонова. Аромат пачули, наверное, возымел свой обычный эффект.

– Скажи мне, Брусникина, – низкий голос Пашки перебил томное «ммм», которое старательно выводил в микрофон фронтмен группы, – у нас с тобой есть шанс?

Я подняла голову и посмотрела на Антонова. Его взгляд был спокойным, даже немного любопытным, словно он собирался проводить эксперимент и рассчитывал в уме вероятность успешного результата.

– Могу сказать только одно, – я лукаво улыбнулась, – уж лучше я буду дружить и ходить на свидания с подпольным миллионером, чем жить с парнем, который мечтает о свадьбе на двести человек с трехуровневым тортом и бутылками шампанского в костюмах жениха и невесты.

Антонов засмеялся и поднял меня в воздух, закружив и чуть не повалив нас обоих на пол.

Домой я приехала под утро – мы с Пашкой зарулили на ночной сеанс в старый кинотеатр на окраине города и смотрели боевик с Ван Даммом. Антонов купил огромное ведро попкорна и литр колы, и мы умудрились все это впихнуть в себя и хохотали, как долбанутые подростки, которым со всех рядов делают замечания. Благо кроме нас в кинозале никого не было.

Я была довольна. Дружеские свидания надо практиковать как можно чаще – они явно недооценены.

Мила прислала очередное сообщение, извиняясь за опоздание. Это уже начинало раздражать: не то, что подруга задерживается, а то, что в этом был виноват ее спутник, которому, кажется, вообще на остальных было плевать. Есть в русском языке прекрасное слово, характеризующее такое отношение, – называется «неуважение».

– Может, хотя бы по кофейку закажем? – Пашка зевнул и снова посмотрел на часы на запястье. Кажется, он прошлой ночью ночевал на работе, и сейчас ему меньше всего хотелось находиться в кафе и проводить время с незнакомыми людьми. Полагаю, он с удовольствием бы провел эти часы в кровати, плотно зашторив шторы и уютно обнявшись с подушкой. Но утром в его кабинете объявилась я со слезной просьбой не оставлять меня одну.

«Скажи спасибо, что я такой безотказный. Особенно после того, как ты помогла отмазать меня перед бывшей», – проворчал он, когда я на радостях начала отплясывать ламбаду в мрачной каморке, где он обитал вместе с несколькими рабочими мониторами.

Мы с Антоновым успели на этой неделе сходить в кино еще раз после первого свидания. Снова смеялись весь сеанс – в этот раз над приключениями Брэда нашего Питта в японском скоростном поезде[6]. Правда, нам не так повезло, как в прошлый раз – в зале мы были не одни, и один раз на нас даже шикнула старушка, сидевшая перед нами. Мы искренне восхитились вкусом пожилой дамы. Моя бабушка, да будет ей земля пухом, смотрела исключительно новости и старые советские фильмы, а от всяких шедевров западной и голливудской киноиндустрии открещивалась, как от дьявола.

Я не знаю, как назвать наши отношения с Пашкой. Мы ни разу не целовались, но с ним мне было удивительно хорошо. Он – как Милка, только в мужском обличии. Антонов, в свою очередь, тоже ни разу не приставал, лез, правда, с обнимашками, но это было, скорее, в шутку, чем всерьез.

Еще мы о многом болтали. Похоже, Пашка во мне тоже почувствовал родственную душу, потому что иногда откровения из него лились, как шампанское из откупоренной бутылки. Я рассказала ему о семье, о сложных взаимоотношениях между мамой и уже умершей бабушкой, даже об Антоне. Паша слушал очень внимательно и, казалось, вникал в самую суть. Смешно говорить, но в его глазах светилась мудрость повидавшего жизнь человека.

– Удивительный ты, конечно, человек, Брусникина, – выдал он после того, как я вывалила все наболевшее.

– У каждого из нас свои тараканы, – парировала я. – Или скажешь, у тебя в жизни все гладко? Хотя, кого я спрашиваю – у наследника миллионов априори нет проблем.

Я, естественно, шутила, но Антонов все равно дулся. Видимо, в свое время его уже успели достать разговорами на подобную тему.

Пашка все детство провел с сестрой у бабушки в деревне, родителям было на него плевать. Ну, то есть, он так говорил. Отец был занят заработком увеличивающегося в геометрической прогрессии состояния и уже никак не мог остановиться. Мать все свободное время, которого у нее в принципе было в излишке, проводила в салонах красоты и на встречах с подружками в ресторанах. На собственное дитя оба благополучно забили. Очнулись лишь тогда, когда Пашке пришло время выбирать будущую профессию. Он сразу определился: любовь к технике, компьютерам и всевозможным примочкам была уже намертво вшита в его ДНК, поэтому он, долго не думая, собирался подавать документы на факультет информационных технологий и программирования. Антонов-старший вдруг разбушевался. Он-то думал, что сын пойдет по его стопам, выучится на управленца и успешно возглавит процветающую семейную строительную компанию, а Пашка вдруг выдал такой финт. По словам Антонова, скандал тогда в семье был грандиозный – с традиционным крушением мебели и громогласным и пафосным отречением от отпрыска. «Либо ты делаешь, как говорю я, либо можешь забыть, что ты мой сын, и выматываться отсюда!» – ревел Пашкин папа, надеясь на благоразумие сына, но тот лишь по-быстрому собрал манатки и был таков.

Вот так вот дети крупных предпринимателей оказываются в простенькой студии, днями и ночами копаются в компьютерах и питаются в худшем случае – лапшой быстрого приготовления, в лучшем – пиццей и шедеврами китайской кухни из ближайшей забегаловки. Но Пашка, кажется, абсолютно доволен своей жизнью и ни о чем не жалеет.

С семьей он не то чтобы полностью оборвал связь: мать иногда, редко, но все же звонит ему и интересуется, не нужно ли чего сыну, зовет в гости – естественно, когда отца нет дома. Младшая сестра – Карина – как раз учится там, где угодно папе. Видимо, тот еще не отчаивается возложить всю ответственность за семейное дело на плечи потомства, даже если эти плечи – женские и весьма хрупкие.

Пашка и Карина очень близки и часто видятся. Антонова-старшего это неимоверно злит, но что он может сделать.

Мы с Пашкой заказали по тарелке супа. В конце концов, прошло уже сорок минут, а Васильковой с Кемалем все не было. Телефон звякнул, и на экране высветилось Милкино «Мы почти на месте!» Как раз в этот момент официант положил перед нами две дымящиеся бульонные чашки.

– Наконец-то! – Пашка аж руки потер от предвкушения.

– Не обрызгай слюнками весь стол, – подтрунила я его, но он даже не услышал, тут же набросившись на еду.

Впрочем, я не стала долго им любоваться – у самой желудок противно заныл от возмущения. Я зачерпнула ложкой ароматную оранжевую субстанцию и прикрыла глаза от удовольствия. Тыквенный суп был просто идеален: не слишком сладкий и не слишком соленый.

– Меня Антон, – произнесла я, утолив первый голод и блаженно вздохнув, – время от времени попрекал тем, что я мало готовлю. А мне просто до такого уровня, – я потерла живот, – ой как далеко.

Пашка кинул на меня заинтересованный взгляд.

– Ни за что не поверю, что женщина, у которой столько талантов, плохо готовит, – покачал он головой, но в его глазах плясали чертики.

– Вот скажи мне, – решила я поплакаться, – ты как считаешь? Женщина обязана проводить все свободное время у плиты? И вообще, – я повернулась к Антонову, отодвинув в сторону пустую тарелку и положив локоть на стол, – неужто вас, мужчин, и правда проще всего покорить, наполнив пустые желудки вкусной едой? А как же пища духовная? Разговоры о важном?