Кэсси положила журнал на столешницу, которую покрывал слой просеянной мимо муки, тут же лежала яичная скорлупа и всюду стояли небольшие металлические миски с ингредиентами для будущего пирога с малиной. Кэсси открыла дверцы одного из шкафчиков древесного цвета. На полке среди немногочисленных предметов действительно лежало несколько пакетиков ванилина.

Находчивость и предприимчивость помогали Кэтрин Валери́ оставаться на плаву в трудные времена. Она всегда знала, когда и где будут скидки на продукты и вещи, – благодаря этому они особо не страдали на общем фоне нищеты и разрухи. Кроме того, вся их семья работала на государство.

Двадцать лет назад на их родной Ив Рикар напал Эрлиф. Война длилась одиннадцать месяцев. Но этого времени хватило, чтобы эрлифцы разгромили страну, в которой и так господствовала бедность. Кэсси не помнила за все свои восемнадцать лет жизни, чтобы Ив Рикар процветал, как другие страны. Здесь всегда было мало еды, мало вещей, техники, лекарств. Ив Рикар считался страной ксенофобов и простых трудяг. Люди практически не имели права голоса.

После войны, которая широкими шагами прошлась с запада на восток, – стало еще хуже. У эрлифских солдат был приказ – захватить как можно больше земли и ресурсов, уничтожить как можно больше людей. С этой задачей они справились наполовину, так как сумели дойти только до центральной части Ив Рикара. Рикарцы стойко защищали родину, не допуская эрлифцев на юг и восток. Но причина прекращения войны была в другом.

Элькарон – город, в котором жила Кэсси, – расположен в центральной части. И даже спустя двадцать лет после войны он выглядел ужасно. Разваливающиеся здания, разбитый асфальт на дорогах, заросший парк и практически никаких развлечений. Холодильник, телевизор, стиральная машина – предметы роскоши, ими обеспечивались только госслужащие. Компьютеры стояли только в учебных классах и государственных организациях.

Сеть исчезла в первый месяц войны. Власти выпустили запрет на пользование телефонами, их попросту изъяли. И неспроста: эрлифские технологии позволяли подключаться к любому телефону, получать сведения, дистанционно подрывать устройства. Все вышки и антенны на землях илувий были уничтожены за неделю.

Ив Рикар погрузился в информационную тишину. Жители узнавали новости по телевизору, где днями напролет крутили фильмы, поднимающие патриотический дух, и между ними отчеты о достижениях или поражениях на фронте. И конечно же, радио. Оно было всегда и везде.

Год назад по квоте начали устанавливать стационарные телефоны. Их было практически невозможно получить, но мама, используя все свои связи, добилась установки вне очереди. Сотовые телефоны все еще были под запретом из-за того, что не все устройства эрлифцев были найдены и обезврежены.

Время от времени в новостях показывали репортажи: то там, то сям какой-нибудь ротозей включал мобильник, и случался взрыв. Люди не хотели той же участи, поэтому смирились с отсутствием мобильников и интернета.

Кэсси с ванилином вернулась к миске, глянула на часы, висевшие на стене. Почти час дня.

– Хорошо, что у тебя сегодня только две пары с утра. – Мама выложила куриные ножки в жаровню и залила сверху соусом. – Рано закончила, можешь мне помочь с делами. Как раз отнесешь Холджеру обед на работу, а я займусь стиркой.

– Конечно.

Кэсси жила с мамой, отчимом – дядей Холджером – и сводным братом. О своем настоящем отце Кэсси мало знала.

Он умер до ее рождения. Мама его любила. Они так сильно любили друг друга, что нарушили великий закон. Мама говорила, его убили плохие люди. И она до сих пор не знает, где его останки. Кэтрин сумела сбежать из города Дэ Лаура, расположенном южнее от Элькарона, а после встретила Холджера.

Все, что знала Кэсси, – отца звали Эберт Бём. Кэсси ни разу не помыслила назваться этой фамилией. Считала бессмысленным. Его нет в живых. Ее воспитал Холджер Валери. Которому она благодарна. Но в памяти девушка бережно хранила скупые фразы, которые порой бросала Кэтрин.

Кэсси не знала, как выглядит отец, фотографий не сохранилось. Но мама утверждала, что у Кэсси его серые глаза и каштановый цвет волос. Стройная, с густыми локонами ниже плеч, метр шестьдесят один ростом, с овальным милым личиком, Кэсси не выглядела на свои восемнадцать.

Дядя Холджер трудится на стройке неподалеку от дома. Старше Кэтрин на семь лет, добрый, уступчивый человек, он всегда обращался с Кэтрин и Кэсси мягко и ласково. «Дядя». Не отец, не отчим. Только дядя Холджер или дядя Хол. И так было всегда, как только Кэсси научилась говорить. Мама так ей велела, всегда приговаривая, что он не ее отец. Кэсси это устраивало, да и Холджера тоже.

С его сыном, Дэвидом, всегда сложно: он иногда пропадает непонятно где, а возвращается – зачастую в ссадинах и синяках. В последнее время подобное стало происходить реже. Он чаще бывает дома. Дэвид намного жестче отца и вставляет любимое «Я сказал!» к месту и нет. Но, несмотря на это, Кэсси любила брата.

Кэтрин сорок три. У нее овальное миловидное лицо с правильными пропорциями, лишь тонкие губы выглядят неуместно. Она всегда много двигалась, не сидела на одном месте, наверное, это и помогло сохранить хорошую фигуру. Хотя мама всегда сетовала на сидячую работу и часто говорила, если бы не это, она бы выглядела еще лучше. Кэтрин работала бухгалтером на ковровой фабрике, и судя по тому, каким невероятным количеством нужных связей она обросла, она была тем самым пауком в центре паутины. Глаза у Кэтрин светло-карие, с ореховым отливом – точь-в-точь, как у ее матери. В сумерках этот самый ореховый отлив наполнял глаза Кэтрин цветом древесной коры.

Сейчас на ней заштопанные красные штаны на широкой резинке и зеленая футболка с длинными рукавами, засученными до локтей. И поверх всего этого – голубой фартук с нарисованными белыми перышками. Он считался особым – его сшила Кэсси на курсах кройки и шитья. Она записалась на них, как только поступила в университет, поскольку всегда хотела научиться шить одежду, которую невозможно было купить.

Кэсси нравилась красивая одежда. Жить в Ив Рикаре самое настоящее наказание для людей, любящих искусство.

Кэтрин души в фартуке не чаяла, носила чуть ли не снимая. Всего за два месяца он уже обзавелся невыводимыми пятнами.

– Ну, что у тебя получилось? – поинтересовалась Кэтрин, поворачиваясь к Кэсси от духовки. Скользнув взглядом по столешнице возле плиты, где Кэсси устроила пекарский уголок, она оценила хаос и щелкнула языком. – Творческий беспорядок?

Хлопнув в ладоши, Кэсси увидела, как с них посыпалась белая мука. Кэсси еще не научилась распоряжаться пространством и ее готовку сопровождал беспорядок.

Мама помыла руки в раковине и, вытирая их о фартук, сказала:

– Ладно, сейчас я тебе помогу. Кстати, Кэсси, забыла тебе новости рассказать! – Мама подошла к ней и умело стала закладывать ингредиенты в общую миску.

– Какие? – Кэсси тоже решила помыть руки. В слив текла белая вода.

– На землях яшуто зарегистрировали демоническую активность. Представляешь?!

Кэсси несказанно удивилась. На всей Ре́ншу демоны появляются и нападают на людей, с ними сражаются манлио, а маниши зачищают энергетику после них. Только на двух материках, у них и на Эрлифе, демонов нет и не должно быть. Они в безопасности, не задумываясь о том, что где-то каждую минуту вылезают в этот мир демоны и убивают людей.

Человечество поделено на две расы: яшуто и илувий. В принципе, они ничем не отличались друг от друга внешне, но негласно илувий считались более глубокими и чувственными, а яшуто – жестокими и безрассудными. Так это было или нет, никто не выяснял – тем более в Элькароне.

Кажется, сама природа и Бог сделали так, чтобы яшуто и илувий оставались по разные стороны баррикад – от их соития не происходило зачатия. У яшуто и илувий разная энергия, разные принципы и мораль. И полная невозможность иметь что-то общее. Всегда.

Но в каждом правиле есть исключения.

Например, Кэсси.