Мама Андрея, Татьяна Викторовна, была милой женщиной лет шестидесяти, простой и деятельной, с широкой улыбкой и добрыми глазами. Уже через пятнадцать минут пребывания в их доме меня не покидало ощущение, что всю свою сознательную и бессознательную жизнь они ждали именно меня. Женщина без устали суетились вокруг нас, подавая то одно, то другое блюдо, а также все время пытаясь подложить мне в тарелку разносолы всех видов, начиная от квашеной капусты, заканчивая адской остроты аджикой.

Исаев-старший вёл себя куда более сдержанно, но в целом тоже выглядел радушно. Сергей Андреевич мягко интересовался моими делами, работой, родственниками. Несмотря на обилие вопросов, это скорее походило на светский разговор, чем на допрос, учинённый неделю назад бабушкой-следователем, которая, к слову, этим вечером не отличалась особой словоохотливостью. Валентина Ильинична предпочитала с загадочным видом восседать во главе стола, размеренно покуривая свою трубку и кидать на меня долгие испытующие взгляды.

Сам же виновник нашей встречи отчего-то порядком нервничал, беспрестанно ёрзая на стуле и гневно поглядывая то на одного, то на другого родственника.

Я же на удивление держалась молодцом и почти не нервничала, даже когда Валентина Ильинична начинала выдавать многозначительные звуки по типу «Ха!», когда я выдавала какую-нибудь подробность своей жизни, о которой ей до этого было неизвестно.

Наконец-то, все насущные вопросы были исчерпаны и за столом повисла натянутая пауза, которая бывает всякий раз, когда малознакомые люди оказываются в одной компании, но абсолютно не знают, о чём им вести разговор.

Поэтому я решила воспользоваться шансом и переключить внимание Исаевых на что-то менее нервозное для меня, поинтересовавшись:

— А каким Андрей был в детстве?

— О, — всплеснула руками Татьяна Викторовна, и уже через пару минут на моих коленях лежал пузатый фотоальбом.

— Ну ма-а-ам, — застонал Француз и попытался отобрать у меня поданное сокровище, но я в кои-то веки была проворнее, успев открыть сей раритет на середине.

Ну, что я могу сказать? В детстве Андрей был отнюдь не Француз, не орёл и не мачо. Невзрачный, худосочный, слегка сутулый мальчик в круглых очках и штанах, натянутых едва ли не до подмышек.

— Вот тут реально больше на айтишника похож, — попыталась пошутить я, умиляясь маленькому Андрюшке, который на фотках реально смотрелся тростиночкой. Я в этом возрасте была раза в три шире и мощнее.

Француз шутки не оценил, скорее даже наоборот — недовольно надулся.

— Андрюша немного комплексует из-за того, каким был в детстве, — пояснила Татьяна Викторовна, мягко улыбнувшись.

— Ничего я не комплексую, — буркнул Исаев и в очередной раз попытался выхватить фолиант, на этот раз я не была столь проворной и ему таки удалось заграбастать край альбома, мы потянули его в разные стороны, корешок угрожающе затрещал, но, к счастью, не порвался. Зато откуда-то из-под последних страниц альбома вывалилась стопка фотографий, штук двадцать, которые разлетелись по полу прямо у наших ног.

— Ой, — пискнула я, — извините.

И попыталась опуститься под стол, но Андрей уже был там, дёргаными движениями собирая фотки. Краем глаза успела заметить, что на каждой из них была темноволосая девочка с огромными наивными глазами и робкой улыбкой. На каких-то они были вместе с Андреем, на каких-то с другими детьми.

— Это Анечка, — отчего-то извиняющимся тоном сообщила хозяйка дома.

— Мам! — раздался упреждающий голос Андрея из-под стола.

— …наша бывшая соседка, — проигнорировала сына Татьяна Викторовна.

— Они с Андрюшей в детстве дружили. Я попыталась осмыслить услышанное, соединив одно с другим, и сделала самый очевидный для себя вывод.

— С ней всё в порядке… она жива?

Стакан возле меня подпрыгнул — это Исаев стукнулся головой о столешницу.

— Пф-ф-ф, — фыркнула Валентина Ильинична.

— Конечно, жива, что с ней сделается. Таких захочешь — со свету не сживёшь.

— Мама! Бабушка! — хором выдала мужская половина семейства Исаевых.

— Сколько раз можно повторять, — прорычал Андрей, появляясь на свет Божий со стопкой фоток в руках, — не лезьте куда вас не просят. И обведя всех присутствующих недовольным взглядом, остановил его на мне, словно это я изначально была во всём виновата.

Я же никак не могла уловить суть происходящего, так и подмывало сказать: «Очень интересно, но ничего непонятно». Впрочем, вводить в курс дела меня явно никто не собирался.

Альбом с фотками был убран обратно на антресоли, тему загадочной Анечки больше не поднимали, но вечер всё равно был непоправимо испорчен, это ощущалось в напряженной атмосфере, повисшей в комнате, по плотно сжатым губам Андрея и печальным вздохам Татьяны Викторовны. Поэтому не было ничего удивительного в том, что достаточно скоро мы засобирались домой.

— Светочка, приходите к нам ещё! — шепнула мне жена Сергея Андреевича, пока сын с отцом что-то негромко обсуждали на кухне. — Мы будем так вам рады!

Послушно кивнула, борясь с горьким желанием пояснить этой чудесной женщине, что всё совершенно не так, как она думает. И что ей вряд ли стоит вкладывать хоть какой-то смысл в мой приход.

На улице было душно, мы шли вдоль узкого тротуара, заваленного пухом, от которого всё время хотелось чихать.

Андрей шёл чуть впереди, нервно крутя в руках ключ от машины и раздражённо чеканя шаг.

Это-то и расстраивало больше всего. Всё выглядело так, словно этим вечером он предпочёл бы видеть рядом с собой кого-то другого. Я, конечно, могла и надумывать, но меня упорно не покидало ощущение, что моя компания его тяготит.

— Ты злишься, — наконец-то отважилась я нарушить тишину, когда мы дошли до припаркованной машины.

— Не выдумывай.

— Тогда посмотри на себя в зеркало. Напряжённые желваки выглядели крайне красноречиво.

— Света! — чуть резче обычного. — Не делай мне мозги.

— Хорошо, — пожала я плечом и, развернувшись, отправилась прочь в направлении предполагаемой остановки.

Он нагнал меня почти сразу, но вид у него при этом был такой… Короче, желания повернуть обратно он у меня не породил.

— Просто меня бесит… Моя семья иногда забывает о границах.

— Понимаю, — старалась держаться спокойно, хотя тоже всё дрожало — то ли от злости, то ли от обиды.

— Не понимаешь. Им приспичило женить меня в срочном порядке, ну и там вся эта тема с внуками. Поэтому они готовы принимать всё что угодно за желаемое.

Видимо, под «всем что угодно» подразумевалась я.

— Понятно.

Он в который раз за сегодняшний вечер гневно зыркнул на меня.

— Что тебе понятно?

— Что твои родители готовы принимать всё что угодно за желаемое, — на автомате повторила за ним, больше всего на свете боясь разреветься.

Андрей немного растерялся. Поскрёб свой подбородок и уже более примирительным тоном велел:

— Ладно, поехали домой.

И, повернувшись назад, сделал шаг в сторону своего авто, я же осталась стоять на месте, за спиной сжимая руки в кулаки.

Не смей реветь!

Оглянулся назад, с непониманием обнаружив, что я не собираюсь следовать за ним.

— Свет, — выдохнул, зажав переносицу пальцами. Раз, два, три… После чего, тряхнув головой, будто бы слегка просветлел. — Извини, я… у меня сегодня каша в голове. Поехали домой и попытаемся спасти этот вечер. Мне всё ещё кто-то торчит альтернативные формы медицины.

Последнее прозвучало излишне бодро.

— Знаешь, я тут вспомнила, что обещала заехать к Лене. Там что-то срочное. Поэтому будет лучше, если ты пока сам поедешь домой, как раз будет время собрать вещи.

— Вещи?

— Ну да. У меня с утра… критические дни начались, поэтому тебе придётся заняться самолечением.

— Света…

Выставила перед собой руки в останавливающем жесте.

— Совместное проживание без секса не особо подходит под категорию приятного времяпрепровождения, так ведь?

Исаев не ответил.