Мама в испуге:

– Толя! Опомнись! Какой Бродвей ночью!

– Да что ты! Вот увидишь, все наши уже там!

И действительно, когда гуляли по Бродвею, встретили многих из группы. На маму ночной Бродвей произвел ошеломляющее впечатление. Море огней, уличные артисты, геи, лесбиянки, трансвеститы и прочий сброд – непостижимое зрелище для советского человека…. Это был 1979 год – у нас об этом и заикнуться было нельзя! Когда родители вернулись в гостиницу, мама сказала убитым голосом:

– Толя, я хочу вернуться домой!

Это было сказано совершенно искренне – надо вспомнить, в какой строгости ее воспитывали в семье…

На следующий день туристов повезли на экскурсию по Нью-Йорку. А через несколько дней один из работников советского посольства вызвался отвезти родителей на Брайтон за покупками, только попросил держать это в строгом секрете. Утром следующего дня он заехал за ними на своей машине, и они отправились в этот знаменитый район. Когда они зашли в один из магазинов, то все, кто там был, сразу узнали Анатолия Папанова. К ним подошел хозяин-еврей и на чистом русском языке сказал, как он польщен, что его магазин посетил такой знаменитый актер. Папа очень хотел купить себе джинсовый костюм, но, к сожалению, нужного размера не оказалось. Тогда хозяин позвонил своему другу Сене, тоже владельцу магазина. Поехали к Сене. Тот был ошарашен прибытием такого покупателя:

– Товарищ Папанов! Для меня такое счастье, что Вы у меня в магазине!!! Не могли бы Вы немного задержаться? Я сейчас позвоню домой, чтобы приехали мои родные с Вами познакомиться!

Очень хотелось сделать приятное Сене и его родне, но времени оставалось мало. После покупки джинсового костюма надо было уезжать.

Из Нью-Йорка группа полетела в Лос-Анджелес. Там они побывали на одной из студий Голливуда, где присутствовали на съемках эпизодов какого-то художественного фильма. И, конечно, была экскурсия по Голливуду. После Лос-Анджелеса группа советских кинематографистов прибыла в Лас-Вегас. Поселили их в довольно дешевой гостинице. Конечно, всем хотелось попасть хоть в один из многочисленных игорных домов. Но в любом при входе надо было платить деньги, а их у бедных советских работников искусства было очень мало… Наконец, нашли одно заведение, где вход был бесплатным. Играть отважился далеко не каждый. А отец вообще не был азартным человеком. Те, кто рискнул поиграть, в основном оказались в проигрыше.

В программе поездки у группы было посещение эстрадно-циркового шоу в одном из казино. Рядом со столиком, где сидели мои родители, располагалась ложа. В ней сидел человек с черной пантерой на красивой цепи. С живой, настоящей пантерой. Когда настал его черед выступать, он прошел со своей «кошкой» через весь зал на сцену, показал свой номер и спокойно вернулся на свое место. Публика была шокирована таким поведением артиста. Да, Лас-Вегас произвел на советских людей потрясающее впечатление, ведь ничего подобного им не приходилось видеть!

На одной их улиц Сан-Франциско, куда туристы прилетели после Лас-Вегаса, мама увидела женщину, которая продавала пирожки с мясом. Хотелось есть. Она подошла и поинтересовалась, сколько стоит пирожок. Продавщица ответила – один доллар. Тогда мама, как истинный патриот своей страны, сказала:

– Толя! Здесь – доллар, а у нас такой пирожок пять копеек стоит!

Тогда папа ответил:

– Да, если учесть, что у нас после съеденного пирожка лечение будет бесплатным, то совсем хорошо.

В результате все наши истратили по два доллара и купили пирожки, утолив голод. Потом зашли в большой торговый центр. В одном из отделов маме понравилось красивое бежевое пальто. Но оставшихся денег на него не хватало. И вдруг совершенно случайно они встречают Ефима Березина (это который Штепсель). Разговорились. Мама посетовала, что на понравившееся пальто не хватает денег. Ефим сообразил:

– Не расстраивайся, Надя! Сейчас что-нибудь придумаем! У меня здесь работает знакомая продавщица – мы с ней когда-то в Одессе учились в одном классе.

Пошли к продавщице, рассказали проблему. Она взяла пальто, оторвала на нем все пуговицы и пошла с этим к начальству. Пальто, конечно, уценили, и мама смогла его купить.

В советском консульстве в Сан-Франциско был дан один небольшой прием в честь советских кинематографистов. Познакомились с консулом, который оказался приятным человеком. Ездили на экскурсию по городу, побывали в нескольких музеях. Последним городом пребывания туристов был Вашингтон, который поразил всех строгостью и величием. Деньги у родителей закончились, поэтому магазины их уже не интересовали. Они наслаждались прогулками по городу, прощаясь с Америкой.

Когда приехали в аэропорт, оказалось, что самый большой багаж у одного кинорежиссера из Армении. Он был весь увешан коробками и пакетами. Вскоре он сам разъяснил эту ситуацию. Оказывается, из Армении он привез землю для своих бывших соотечественников. И всем, с кем встречался в армянской диаспоре, дарил щепотку армянской почвы. Армяне с благодарностью брали свою родную землю и за это дарили ему подарки.

Поездка закончилась, но еще долго родители вспоминали Америку, иногда сравнивая нашу советскую жизнь с той, которую они видели в США.

В 1937 году металлургический завод «Серп и молот» для своих рабочих и инженерно-технического персонала решил организовать дачно-строительный кооператив. Место под строительство было выделено в районе станции «Заветы Ильича», что по Ярославской железной дороге. Надо заметить, что рабочие и служащие давно мечтали о своем дачном поселке, где можно было бы отдохнуть семьями. Лесной участок, отведенный под кооператив, за два года превратился в благоустроенный дачный поселок, но не долго длилось дачное счастье. В 1941 году началась война, и, конечно, ни о каком отдыхе не могло быть и речи. Поселок опустел, сюда пришли военные, которые расквартировались на дачах. С утра до вечера слышался треск падающих деревьев, которые пилили солдаты и укладывали так, чтобы немецкие танки не могли пройти. Надо заметить, что несмотря на то, что военные жили в брошенных дачах, ничего не пропало из имущества хозяев. Некоторые бывшие дачники приезжали и пытались что-то посадить у себя на участке, чтобы немного подкормиться, ведь в Москве с продовольствием в это время было очень плохо.

А когда война закончилась, недалеко от дачного поселка выстроили бараки для пленных немцев, которые расчищали территорию от спиленных деревьев и оставшихся пней. Таким образом выровняли местность вокруг поселка и засадили маленькими деревьями. Сейчас они уже большие, но все равно лес рядом с дачным поселком зовется «посадкой».

В 1965 году мои родители приобрели дачу в этом поселке. До этой знаменательной покупки дачу мы снимали. Вопросами аренды всегда занимались бабушка и дедушка, с которыми я жила. Так что каждое лето меня вывозили за город.

Причем в самые разные места. Когда была совсем маленькая, несколько лет отдыхали на станции Зеленоградская у каких-то родственников. Потом снимали дом у дедушкиной родни на станции Радищево. Хозяйкой дачи была тетя Настя. Помню, что почти весь ее участок был засажен клубникой, которой меня щедро угощали. Однажды на этой даче я потеряла замечательную черепаху по имени Тихоня, которая жила у меня несколько лет. Эту Тихоню я выпустила погулять на траву, заигралась, а когда вспомнила – ее уже след простыл.

Позже мы несколько лет подряд ездили к бабушкиным родственникам под Дмитров, в деревню Бобылино. Там я по-настоящему узнала, что такое деревенская жизнь. В доме, как полагается, были сени, горница, две маленькие комнатки с ковриками, слониками на комоде, с самодельными половиками и ходиками на стене. На кухне возвышалась русская печь с полатями. В сарае находился роскошный сеновал, на котором мы с деревенскими подругами обожали прыгать и играть. Каждое утро пастух гнал по деревенской улице стадо коров, а днем по ней степенно прогуливались гуси, откладывая в теплую пыль дороги большие яйца. Хозяйками дома и участка, засаженного картошкой, были бабушка Луша, бабушкина двоюродная сестра, и ее дочка, горбатенькая тетя Катя, которая в сельском магазине работала и за продавца, и за кассира, и за директора. Магазин стоял на другой стороне улицы, прямо напротив избы.